Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Ваня истово кивал.
— Третье, — загнул я палец, — никаких контактов ни с кем из знакомых или родных весь этот срок. Родные есть вообще?
— Бабка с дедом в деревне. Ну, и та тетка...
— Ага... Напиши им письма сегодня, что, мол, решил изменить жизнь, уезжаю на севера, люблю-целую, скоро не появлюсь. Чтобы не подали в розыск из-за твоего длительного исчезновения. Ну и, естественно, даже не вздумай появиться до истечения срока в Ленинграде и его окрестностях — это будет расценено как нарушение конвенции. Ты уж извини, ничего личного, — холодно улыбнулся я, — но переломанные ноги — это меньшее, на что ты в таком случае можешь рассчитывать.
Гагарин вздрогнул, впечатлившись.
— Так... — продолжил я инструктаж, — на одном месте подолгу не жить, временной прописки не оформлять. Месяц здесь снял у хозяйки, месяц в следующем городе. Прокатись, что ли, по Средней Азии... Завидую даже — страну посмотришь, как мало кто... Говори, что молодой писатель, работаешь над сюжетом, собираешь материал для книги. Кстати, а и попробуй вести путевые заметки — кто знает, вдруг да получится? Заодно будет что предъявить при случае... Веди обычную жизнь — не замыкайся, но и без гульбищ в ресторанах. Попадание в милицию для тебя заканчивается сроком. Это понятно?
— Да! — Он впитывал мои слова, как губка воду.
— Так... — Я ненадолго задумался. — Паспорт и свидетельство о рождении не забудь взять. С собой один нетяжелый портфель — и все! Одеться как обычно, идти спокойно, не оглядываясь и не суетясь.
— Что... — пошел он белыми пятнами. — За мной следить могут?
— Скорее всего, — отмахнулся я, — не бери в голову, оторвемся... Я помогу. Давай так... — Я пожевал губы, прикидывая.
Черт побери, а ведь за ним действительно могут следить! В животе похолодело, и я почему-то сразу представил Мелкую в приемнике-распределителе для сирот.
— Так... — провел рукой по лицу, словно смахивая налипшую паутину. Перед моим внутренним взором встали проходные подвалы и чердаки кварталов вокруг Московского вокзала. — Завтра ровно в семнадцать ноль-ноль ты сворачиваешь с Невского на Лиговку и неторопливо идешь в сторону Обводного. Когда я тебя окликну, ты со всех ног — в буквальном смысле этих слова, Ваня, я не шучу! — сразу бежишь ко мне, а потом за мной. Все понятно?
— Да! — Он энергично кивнул и, прижав руки к груди, истово воскликнул: — Я твой должник!
— Сочтемся, — бросил я, вставая. — Ну, иди, а я минут через пять. Смотри, не подведи меня, Ваня...
Cтихли шаги Гагарина, и я осел на стул.
— Цэ. Рэ. У... — Я прочувствованно, буква за буквой, выплюнул имя своего врага в тишину аудитории, и лицо мое перекосило от омерзения.
Рогофф. Фолк. Вот как?! Как они умудряются подобраться ко мне так близко?
Я замотал головой, стараясь прийти в себя. Было предельно ясно одно: надо срочно выдергивать Мелкую из снятой через Гагарина квартиры. В голове у меня тяжело заворочался метроном, словно начиная отсчет последних оставшихся часов.
— Так. Так. Так, — проговорил я вслух, пытаясь определиться с приоритетами и выстроить в уме геометрию необходимых маршрутов. Последнее мне и помогло. Я вдруг сообразил, что стою в пяти минутах ходьбы от первой нужной точки, и громко подвел черту под своими метаниями: — Так!
Трамвая ждать я не стал и остановку до Сенной протрусил рысцой. На Ефимова, у Горжилобмена, было привычно людно: завсегдатаи степенно перемещались повдоль застекленных щитов с платными объявлениями, выписывая интересующие их варианты.
Вот прямо туда мне было не надо. Я приник к простенкам и водосточным трубам, которые были обильно, на много слоев, заклеены разновеликими рукописными бумажками с топорщащимися отрывными номерками телефонов.
"Ага, вот. — Я встрепенулся, найдя наконец нужное: — Помощь в съеме хороших квартир. Телефон..."
За двадцать минут поисков я нашел еще одного такого маклера и на том остановился. Время продолжало неумолимо шуршать убегающими песчинками и гнало меня вперед.
От Ефимова до Бородинской было лишь два квартала наискосок. Быстрая ходьба прочистила мне мозги, но даже поднимаясь по лестнице, я так и не решил для себя окончательно, что буду сейчас говорить Мелкой.
Я не стал звонить и открыл квартиру своим ключом. В темной прихожей стояла глухая тишина, и к большой комнате, что была за поворотом, я невольно крался. Дойдя, слегка двинул дверь и заглянул в образовавшуюся щель.
Мелкая сидела за письменным столом, почти спиной ко мне, и, склонив голову к плечу, выводила что-то в тетради. Светила лишь одна настольная лампа, и комната была наполнена уютным полумраком.
— Привет, — сказал я мягко и переступил через порог.
Девушка дернулась, разворачиваясь. Улыбнулась светло:
— Как хорошо, что ты пришел!
От этих немудренных слов мне стало еще горше.
Я включил верхний свет. Изучил один угол комнаты. Второй.
— Что? — Она поднялась со стула, поняв что-то по моему виду. — Что-то случилось?
Я задумчиво прошелся взглядом по потолку. Несколько мгновений выгадал, но слова по-прежнему стояли в горле колом.
— Ничего страшного, — выдавил наконец из себя, — но — да, случилось. Придется отсюда уехать. Прямо сейчас.
Томка вдруг стала словно меньше ростом, глаза ее потемнели.
Своих шагов вперед я не запомнил, просто плечи Мелкой вдруг опять очутились в моих руках.
— Малыш, — прошептал ей в лоб, — я с тобой. Я тебя не отдам. Это — неприятность. Они случаются. Они будут случаться. Но мы их переживем. Верь мне.
Она быстро-быстро закивала. Потом запрокинула голову и посмотрела мне в глаза. Коротко прильнула, и я отпустил руки, поняв, что она пришла в себя.
— Что мне делать? — деловито спросила Мелкая, потянувшись за портфелем.
— Понимаешь... — Я решил сначала ответить на первый ее вопрос. — Я только что, буквально час назад, выяснил, что человек, который подбирал нам эту квартиру, — ненадежен. Может получиться... нехорошо. Поэтому мы сейчас же отсюда уйдем, ко мне, еще на день или два. А следующую квартиру я сниму уже сам.
— А тебе сдадут? — Мелкая озабоченно нахмурилась.
Я пожал плечами.
— Попробую. Студенческий билет с моей фотографией у меня есть. Должно хватить. А что молодо выгляжу... Бывают и такие первокурсники. Наличие денег на съем будет вторым аргументом.
— Что мне делать? — повторила она.
— Собирайся. С чем пришли, с тем и уходим.
— А посуда купленная? — дернулась она. — А... — И замерла с приоткрытым ртом, словно вдруг что-то сообразила. Потом медленно кивнула. — Я поняла. Я быстро.
Я невольно поморщился, глядя, как она торопливо сметает учебники в портфель. Потер с досадой лоб: вот не думал, что придется так скоро, всего через неделю, воспользоваться ее разрешением на обман. Мелкая, конечно, такого не заслуживает.
Снял со шкафа чемодан и присел, раскрывая его. Меня вдруг приобняли сзади:
— Не расстраивайся, — шепнули тепло на ухо, — я тебе верю.
Я накрыл ладонью ее кисть.
"Нет, не отдам", — горько улыбнулся про себя. Ни за что.
Среда 15 марта 1978 года, ранний вечер
Ленинград, Лиговский проспект
Гагарин оказался на удивление пунктуален — точно в расчетное время в просвете между домами появилась его узкоплечая фигура.
— Ваня! — подал я голос и махнул рукой.
Он рванул ко мне как лось, высоко задирая колени. В отставленной далеко вбок руке болтался какой-то редкий по нынешним временам саквояж. Я торопливо смахнул набок лезущие в глаза лохмы парика. Вот никогда всерьез не предполагал, что мне этот припасенный по случаю реквизит пригодится...
— За мной, не отставай! — крикнул подбегающему Гагарину и свернул за угол.
Я решил провести отрыв от теоретически возможного "хвоста" с полной выкладкой, всерьез. Маршрут готовил несколько часов, излазив при этом окрестные чердаки и подвалы в поисках проходов. Пару дверей я оборудовал задвижками для отсечения погони.
По большей части эта работа была излишней — это только в кино топтуны бегут по тому же маршруту, что и объект наблюдения. Такое поведение слишком заметно. Обычно же филеры в таких ситуациях стараются в первую очередь взять под контроль соседние перекрестки, отсекая пути переходов в прилегающие кварталы.
Хотя... Береженого — бог бережет, и я решил прозаложиться на худший расклад. В итоге накрутил себя до крайности и в хлам умотал Гагарина.
Первые три небольших квартала мы просто пронеслись через проходные дворы. Неожиданность, скорость и преимущество кратчайшего пути — по моим расчетам, даже с учетом машин у возможных преследователей, мы успевали пересечь пару параллельных улиц до взятия их под наблюдение оппонентами.
А дальше вступало в силу простое соображение: за Ваней могло ходить, с учетом явного отсутствия у объекта специальной подготовки, не больше двух пар. Уверенно проконтролировать они смогут только тот квартал, где мы ушли в отрыв, и непосредственно прилегающие к нему. Вырвавшись за этот круг, мы, по крайней мере теоретически, уходили от преследования.
Однако на этом я не остановился и следующие двадцать минут водил Ваню по проходным подвалам и чердакам. Один раз мы даже спустились с крыши на крышу по пожарной лестнице. Так, постепенно, добрались к заранее намеченной цели — тихому чердаку на задах Пяти Углов.
— Уф... — выдохнул я, останавливаясь. — Все, харэ. Оторвались.
Ваня молча уронил саквояж и согнулся, упершись руками в колени. Бока у него запаленно ходили, словно у лошади после затянувшегося галопа.
— Ты заметил, как из "москвича" нам знак на последней улице подавали? — спросил я, переводя дух.
Ваня молча помотал головой, потом тягуче сплюнул, распрямился и просипел:
— Нет. Я вообще никаких "москвичей" не видел.
— Экий ты невнимательный, просто ужас, — укорил я его, — нас ведут на случай чего. Знак подали, что все нормально. "Хвост" за тобой был, но мы оторвались.
Он обескураженно моргал.
— Все в порядке, — утешил я его, похлопав по плечу, — нас спецы ведут. Ты и не должен был заметить. За тобой, кстати, до самого отхода автобуса будут следить. А может, и дальше...
Я огляделся, перепроверяя решение. Мою куртку слева оттягивала взятая на всякий случай финка. Браться за нее не хотелось.
— Ну, вот и все, — повернулся я к Гагарину. — Отсюда выйдешь прямо к троллейбусной остановке. Доедешь до Техноложки, пересядешь до Обводного, ну, а там дальше понятно, да?
— Угу... — кивнул он и, нетерпеливо переминаясь, уточнил: — Ты деньги принес?
— Принес, принес, — успокоил я его, — все как договорились.
Я достал из кармана конверт и явил Гагарину фиолетовую пачку купюр. Он охотно принял и, ощутимо повеселев, посмотрел на меня вопросительно — мол, что еще?
— Так, — строго сдвинул я брови, — письма написал-отправил?
— Да, — кивнул он, — утром кинул.
— Документы взял?
— Да.
— Открывай саквояж.
— Да зачем? — запротестовал было он, но я был неумолим.
— Так... Рыльно-мыльные взял, смена... А это что? — сварливо спросил я, тыча пальцем в газетный сверток.
— Да там это... — Глазки у Гагарина забегали. — Духи французские! Я их в Тбилиси по-быстрому скину, и все. Не парься, я умею.
— Вот как... — покивал я с грустью.
Похоже, что некоторых только могила исправит... Но как же не хочется...
— Давай сюда, — сказал я внезапно охрипшим голосом, — через год отдам.
Он вцепился в сверток рукой, глаза его зло сузились.
Мне захотелось воскликнуть: "Да неужели?!" — но тут плечи его поникли.
— О контролерах вспомнил? — покивал я понимающе и вытянул сверток из его ослабевшей хватки. — Это правильно. Ты этот год никогда не будешь знать, следят за тобой или нет. Но если они вдруг увидят нарушение нашего договора... Ну, я тебе рассказывал.
Он промолчал, угрюмо глядя вбок. Я вздохнул — вот так и не делай людям зла. Знал бы он, как тонка сейчас нить его жизни, и как сильно и ненужно я ради него рискую. Увы, непрофессионал я, непрофессионал...
— Шагай туда, — махнул рукой в сторону просвета в конце прохода, — это дверь в нужный подъезд. Выйдешь, как я тебе сказал, на Загородный. Следуй строго по маршруту. И не огорчай никого, Ваня, не надо.
Он ушел, громко хлопнув дверью, и полумрак сгустился. Я огляделся. Чердак был практически пуст, и лишь чуть дальше, у сваленных в кучу обрезков труб, поблескивали осколки бутылочного стекла. Где-то над головой изредка что-то поскрипывало, словно ветер нехотя теребил повисшую на ржавом гвозде ставню. Один раз издалека долетело звонкое девчачье "штандер, Юля!", но сколько я потом ни вслушивался, продолжения не последовало. В воздухе витал легкий запах пыли и хозяйственного мыла.
Я стоял посреди этой грустной тарковщины и, опустив голову на грудь, подводил черту под этапом, в котором позволял себе быть безалаберным. Зря, наверное, но это было так приятно...
— Это все пьяный воздух советской беззаботности и детства... Все, буду взрослеть... — Отчего-то бормотать это обещание в тишину чердака было еще можно, а вот думать об этом про себя — невыносимо тоскливо и даже жутко, словно я хоронил себя живьем. — Эх! — от души саданул я ребром ладони по ближайшему деревянному столбу, и от боли мне немного полегчало.
"Ладно... — решил, собирая себя в кучу, — надо радоваться тому, что есть. Не всем так повезло. Далеко не всем. Да, собственно, никому".
Я двинулся на выход. У двери обернулся и с какой-то мстительной обидой посмотрел на чердак, где только что похоронил свое повторное детство, словно хотел напугать чем-то эти вековые балки и стропила. Втуне — они остались безучастны, словно египетские сфинксы.
"Да и то, право, — подумал я, внезапно успокаиваясь, — такой малостью этот район не удивить".
Эта мысль неожиданно вернула мне хладнокровие. Я словно нашарил ногами утерянную было опору. Верно, все познается в сравнении.
"У меня — все хорошо, — улыбнулся с сарказмом. — Даже отлично. Осталась малость — мир спасти. Он ведь того стоит, верно?"
ГЛАВА 8
Четверг 16 марта 1978 года, раннее утро
Рим, виа Грандоле
— Не хватало еще в такой день проспать, — недовольно бурчал Марио Моретти. Прохладный душ придал ему бодрости, но лишь на пару минут, и сейчас перед глазами опять поплыла, покачиваясь, туманная пелена — еле носки нашел...
Все еще сонный, он добрел до обеденного стола, плюхнулся на стул и первым делом потянулся за пачкой "Tre Stelle".
Врут, врут, что первая утренняя затяжка — самая сладкая. Какая может быть сладость, когда ты еще в полусне? Когда пальцы ватные и неловкие, а в голове гуляют лишь обрывки самых простых мыслей? И желания курить нет, хочется лишь вынырнуть из этого странного состояния, когда ты уже не там, но еще и не здесь...
Щелкнула зажигалка, и горячий сухой дым резким толчком ворвался в легкие. Марио задержал дыхание, с облегчением чувствуя, как зашумело в голове.
— На, Рицио, пей. Ведь и не спал почти... — В голосе Барбары звучала неподдельная забота.
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |