"Хроники медузы"

Янг улыбнулся. — Я же вам говорил.

Трейн подтолкнул Фэлкона локтем и указал в окно. — Смотрите! Вон он летит!

Из основания одного из парящих в воздухе воздушных шаров вывалилось что-то вроде корабля — серебристая сфера не более нескольких метров в поперечнике. Пока он падал в воздухе, развернулся и быстро надулся купол, замедляя падение до равномерного снижения.

Фэлкон нажал на рычаги управления и почувствовал, как "Ра" медленно поворачивается в ответ. — Вот он и в самом деле летит, — пробормотал он. — Давай, Трейн, нам нужно догнать исследователя...

24

Поначалу "Ра" без особых усилий следовал за батискафом, который опускался во все более плотные слои атмосферы Юпитера, сопровождаемый роем беспилотных летательных аппаратов с камерами. "Батискаф" — это слово было архаичным даже тогда, когда родился Фэлкон, и все же оно подходило, — подумал он, — ибо что это такое, как не погружение в могучий океан?

Вскоре "Ра" прошел уровень облачности D и погрузился в сгущающуюся темноту. По мере того, как продолжался спуск, давление и температура неуклонно повышались, и Фэлкон попросил Трейна регулярно считывать показания. Конечно, "Ра", висевший под своей оболочкой с нагретым водородом, сам зависел от баланса температуры и давления воздуха, чтобы оставаться управляемым. "Ра" был более совершенным, чем старый "Кон-Тики", и благодаря технологиям, наработанным в условиях плотной атмосферы Венеры, мог достигать больших глубин без риска быть раздавленным. Тем не менее, они прошли немногим более двухсот километров — спуск Орфея только начался, — когда Фэлкон неохотно объявил привал.

— Мы в безопасности на этом уровне, — доложил он на NTB-4, а через них в центр управления полетами на Амальтее. — К сожалению, я не могу продолжать следить за вами, Орфей. Насколько могу судить, все ваши системы работают нормально.

— Мы ценим вашу компанию, коммандер Фэлкон.

На экране монитора Ханс Янг улыбнулся. — Как и все лучшие машины, он запрограммирован на вежливость. Приготовьтесь удерживать свое положение, "Ра", и задействовать ретранслятор передачи.

— Принято.

Фэлкон и Трейн приступили к работе по превращению "Ра" в стационарный радиорелейный пост. По периметру корпуса развернули антенны, в том числе длинные приемные устройства, которые Фэлкон в другие дни использовал для связи со своими подругами-медузами. Но оба они внимательно следили за изображениями, полученными при визуальном наблюдении, с помощью радара и даже гидролокатора, на которых видно, как Орфей погружается в сгущающуюся тьму. Большинство беспилотных летательных аппаратов с камерами все еще следили за ним, но один или два, казалось, уже выходили из строя по мере того, как условия становились все жестче, и изображения, которые они передавали, превращались в пустую синеву.

Важной вехой стало то, что оболочка воздушного шара Орфея была срезана и ее отпустили дрейфовать.

— Сейчас слишком глубоко для полета на воздушном шаре, — пробормотал Фэлкон. — Но посмотрите на скорость снижения. Она почти не увеличилась, даже без оболочки. Сопротивления воздуха и собственной плавучести батисферы достаточно, чтобы замедлить его.

— Я не понимаю, — нахмурившись, сказал Трейн. — Я знал, что мне не следовало пропускать те инструктажи в Анубис-Сити... Как они вернут Орфея домой без воздушного шара?

Фэлкон внимательно посмотрел на него. — Думаю, ты мало общался с машинами. Трейн, он не вернется домой, как и Хароны, которые его направляют. Точно так же, как "Маринер-4" никогда не возвращался из своего облета Марса.

— Что?

— Не бери в голову.

— Это не совсем так, коммандер, — сказал Харон-1. — Прежде чем его корабль будет окончательно уничтожен — или, скорее, прежде чем он будет уничтожен, поскольку нет различия между кораблем и пассажиром — идентификационный комплекс Орфея будет загружен через ретрансляционные станции, которые мы установим, включая вашу собственную, и копии будут сняты здесь, на NTB-4 и на Амальтее. Я понимаю, что подобное воспроизведение сознания не дает людям никакого утешения, но для нас достаточно, чтобы копия была неотличима от оригинала. Итак, вы видите, доктор Трейн Спрингер, в некотором смысле он вернется домой...

На нескольких экранах мониторов вспыхнул свет.

Трейн был поражен. — Что это было? Что-то не так?

Фэлкон покачал головой. — Он уже достиг слоя термализации. Там так жарко, что все, что может быть подвергнуто термическому разрушению, будет им разрушено. Конечно, все органическое. Это предел для жизни на Юпитере.

Ханс Янг осторожно сказал: — Ну, это предел для известных нам форм жизни, коммандер. Это одна из целей спуска. Посмотреть, что там, внизу...

Покорить величайшие глубины планеты было одним из мечтаний Говарда Фэлкона со времен "Кон-Тики". Он страстно желал последовать за Орфеем. Ему оставалось только ждать и наблюдать.

* * *

*

Падение неумолимо продолжалось. Давление и температура, зафиксированные зондом, продолжали расти, оставляя за собой одно сравнение за другим: давление выше, чем на поверхности Венеры, выше, чем в самой глубокой океанской впадине Земли.

И когда стрелка манометра приблизилась к отметке в две тысячи атмосфер, зонд раскрыл еще один свой секрет. Его корпус внезапно разрушился, и на этот раз Фэлкон подумал, что с ним произошел какой-то катастрофический сбой. Но несколько оставшихся камер, специализированных для работы на глубине, показали, что, хотя сферический корпус разрушился, сохранился своего рода открытый каркас, заполняющий пространство, с правильным расположением стержней и узлов.

— Вы видите философию дизайна, — сказал Ханс Янг. — Мы не боремся с давлением, мы уступаем ему. Несмотря на то, что воздух Юпитера затопил внутренние отсеки, аппарат все еще сохраняет некоторую плавучесть благодаря небольшим, но очень прочным балластным цистернам, встроенным глубоко в уцелевшую конструкцию.

— И я тоже выжил, — сообщил Орфей. — Вместе с Харонами, загруженными на алмазные чипы. Нам комфортно.

— Показушник, — пробормотал Фэлкон.

Зонд проваливался сквозь один слой облаков за другим, по мере того как экзотические виды молекул застывали в сгущающемся воздухе. Но свет быстро угасал, вскоре последний и самый надежный из беспилотных летательных аппаратов с камерами исчез, и передача изображений в видимом свете прекратилась.

На глубине около пятисот километров, на уровне, который, как когда-то считалось, соответствовал "поверхности" Юпитера, зондирование Орфея радаром, сонаром и другими датчиками выявило присутствие каких-то масс, дрейфующих в воздухе, комковатых, зернистых. Фэлкон предположил, что это квазитвердые "облака" в воздухе невероятной плотности, которые, возможно, вводили в заблуждение более ранних наблюдателей, заставляя их думать, что это твердая кора.

Но Орфей вскоре преодолел этот интригующий слой и погрузился еще глубже. Плотный водородный воздух, сквозь который он падал, теперь казался невыразительным и безжизненным, лишенным солнечного очарования высоких облаков медуз. Время шло. Фэлкон был уверен, что репортажи об этом трюке передаются по всей солнечной системе, но ему было интересно, сколько зрителей в своих куполах на Тритоне или в садах Земли не будут обращать внимания на сообщения об этой скучной фазе миссии, которые будут отправляться им со скоростью света.

Следующая веха была достигнута на глубине в тысячу километров.

— Давление — восемьдесят тысяч атмосфер, — доложил Орфей. — Температура — восемьсот Кельвин. Пока что профили давления и температуры в основном соответствуют теоретическим моделям. Однако водородно-гелиевую жижу снаружи корпуса теперь удобнее описывать как жидкость, а не как газ...

— Это Орфей. Мы прошли переходную зону и достигли океана молекулярного водорода на Юпитере. Мы первые разумные существа, которым это удалось.

Фэлкон взглянул на Трейна. — Похоже, слышу нотки гордости в этом голосе.

Трейн пожал плечами. — Почему бы и нет?

— Первая фаза завершена. Будет удален еще один слой обшивки; мой спуск продолжится, а Харон-2 остается на этой промежуточной станции.

— Могу подтвердить это, — раздался новый машинный голос: Харон-2. — Готов приступить к своим обязанностям при нахождении в этом месте.

И Фэлкон был поражен тем, что Харон-2 сказал дальше:

— Счастливого пути, Орфей.

Спуск продолжился.

25

— Меня зовут Орфей. Эта телеметрия передается с помощью радиосигналов, принимаемых Хароном-2 на границе раздела газ-жидкость в водороде, и передается через "Ра" на уровне термализации на Харон-1 на станции NTB-4, а затем в центр управления полетом на Амальтее. У меня отличное самочувствие, и все подсистемы работают нормально. Я по-прежнему полностью осознаю себя и привержен целям миссии.

— В настоящее время спускаюсь через океан молекулярного водорода и гелия. Я в полной безопасности. Во время этого первого спуска нахожусь вдали от каких-либо крупных вулканоподобных объектов, которые мы называем источниками. Их исследование — дело будущего.

— Давление и температура, с которыми я сталкиваюсь, неуклонно повышаются. Моя конфигурация продолжает корректироваться в соответствии с проектом. На самых больших глубинах мое сознание будет заключено в немногим большем, чем скоплении осколков улучшенного кристаллического углерода — усовершенствованной формы алмаза, — которые будут оставаться твердыми при столь экстремальных температурах благодаря тому самому давлению, которое я буду выдерживать. Таким образом, я буду использовать физические условия для поддержания своей формы, а не для борьбы с ними.

— Видимого света нет. Я проваливаюсь в темноту. Но водородный океан электрически нейтрален, и длинноволновые радиоволны могут проникать сквозь мрак.

— Тем не менее...

— Тем не менее я ощущаю формы, структуры, движущиеся в темноте вокруг меня. Огромные бесформенные массы.

— Это могут быть неодушевленные глыбы какой-то более экзотической формы водорода, находящегося под высоким давлением. Дрейфующие айсберги. Или, возможно, они являются живыми существами, формой жизни, живущей за счет тонкой струйки сложных соединений из атмосферы над нами, или даже питающейся постепенными перепадами температур в этом океане, или насыщенным электромагнитным излучением. Люди и машины находили жизнь везде, где бы они ни путешествовали; здешние формы жизни не стали бы сюрпризом. В их передвижениях нет ни закономерности, ни намерения. Даже если здесь и есть жизнь, этот безликий океан может быть слишком скудным, чтобы поддерживать разум. Встреча с этими глубоководными юпитерианами, если это действительно так, должна состояться в более сложных миссиях, чем моя.

— Ожидается, что на глубине примерно в двенадцать тысяч километров, где давление приблизится к миллиону атмосфер Земли, я получу доступ к области иной физики, и перед моим проектом встанут новые задачи.

— Однако пока я чувствую себя комфортно.

26

Именно Трейн первым заметил аномальный радиосигнал.

Фэлкон слушал передачу Орфея со смешанным чувством удивления и зависти. "Однако пока я чувствую себя комфортно". Лаконично, как в учебнике. Черт возьми, можно поклясться, что Орфей был таким же человеком, как Янг или Хилтон, и таким же хладнокровным.

— Возможно, — сказал Трейн, нахмурившись и отвлекшись. Он указал на дисплей. — Коммандер, взгляните на это. Один из ваших фильтров улавливает другой сигнал. Ничего общего с Орфеем. Это одна из ваших медуз?

Фэлкон взглянул на экран. Действительно, огромные антенные решетки "Ра" регистрировали импульсы коротковолновых радиопередач, и он сразу же распознал основную схему модуляции. Он поспешно подключился к программному обеспечению для перевода, которое собирал на протяжении десятилетий — теперь уже столетий — своего общения с обитателями Юпитера.

Трейн сказал: — Не могу сказать, насколько удален источник.

— Я могу судить по мощности сигнала, и скоро мы проведем триангуляцию...

Синтезированный голос, бездушный, бесполый, без интонаций, выдал первый приблизительный перевод сигнала. Великая Манта вернулась. Великая Манта среди нас. Молитесь Великой Манте, чтобы она пощадила вас. Молись Великой Манте, чтобы она не пощадила тебя...

Глаза Трейна округлились. — Это...?

— Медуза. Можешь не сомневаться, что так оно и есть.

— И, бьюсь об заклад, я знаю, кто это, то есть какая медуза. Кето, да? Та, с которой мы встречались раньше. "Великая Манта". Вы сказали, что она говорила об этом. Это как-то связано с представлениями медуз о смерти и вымирании?

— Да, это неоднозначный миф. Медузы — разумные животные-жертвы. Понимают, что они замкнуты в более широкой экологии, в которой манты и другие хищники играют важную роль. Поэтому они смиряются с потерей части своего вида, с потерей экологии, которая их поддерживает, и в то же время будут молить Манту пощадить их, хотя бы на сегодня. Что-то происходит. Она в беде. — Он заколебался. — Она зовет на помощь. Помощь от меня. Иначе не стала бы кричать на коротких волнах.

Трейн посмотрел на него. — И вы хотите ей помочь, не так ли?

Он поморщился. — А что? Потому что именно так поступил бы герой твоей детской сказки? Бросил бы свой пост и помчался к девушке, попавшей в беду? Девушке шириной в два километра. . .

Трейн выглядел слегка оскорбленным. — Нет. Просто я знаю вас, по крайней мере, немного. И если она зовет вас, возможно, беда, в которую она попала, как-то связана с людьми.

Фэлкон об этом не подумал. Он неохотно сказал: — Возможно, ты прав. Мы сужаем круг подозреваемых. Она за много тысяч километров отсюда. Даже если двинемся, то как сможем добраться туда вовремя? "Ра", как и "Кон-Тики", в основном предназначен для того, чтобы плавать по ветру, а не устанавливать рекорды скорости.

Трейн пожал плечами. — Поэтому мы убрали подъемную оболочку. Гондола оснащена собственной двигательной установкой на реакторе...

— Она предназначена для того, чтобы выводить нас за пределы атмосферы и возвращать на орбиту, а не для прогулок в облаках.

— Конечно. Но у нас большой запас энергии. Двигатель — прямоточный, он использует наружную атмосферу в качестве реактивной массы, так что топливо у нас не закончится. — В ответ на удивленный взгляд Фэлкона он сказал более нерешительно: — Я проверил характеристики "Ра" перед тем, как мы стартовали с Амальтеи.

— Ты проверил, не так ли?

— Я не какой-нибудь избалованный терранин, коммандер. Я марсианин. Вырос под пластиковым куполом на планете, где меня убьют в наказание за малейшую оплошность. Конечно, проверил.

— Ладно. Я, хоть и неохотно, впечатлен. Но у нас здесь миссия. Мы — ретрансляционная станция для Орфея...

— Оболочка может сама поддерживать свое положение. У нее есть собственная резервная система связи. Кроме того, даже без нас сигналы с Харона-2, вероятно, достаточно сильны, чтобы их мог принимать непосредственно Харон-1 на NTB-4.

— Ты и это все проверил, верно?

Трейн ухмыльнулся.

Фэлкон повернулся к панели управления. — Ладно. Ты сам просил об этом. Проверяю соотношение дейтерия и гелия-3. — Удерживающие устройства зафиксировали тело Фэлкона, плотно прикрепив его к конструкции "Ра". — Убедись, что твой экзоскелет включен и закреплен на раме, я не собираюсь снижать ускорение.