Крылья Тура.

— Скала, это Дед! Сориентируете пехоту — в точке 27 три битых юнкерса сейчас плюхнутся на землю, пусть ищут. Сейчас еще, наверное, будет, что подобрать в лукошко.

Толя, набравший излишнюю скорость, зафитилил уж больно далеко. Вверх не пойдешь — облака, цель потеряешь, звену пришлось разворачиваться "блинчиком", терять время.

— Вася, стрельнешь?

— Ага!

Ага — вот, пацан! Сколько ему? По-моему, еще и двадцати нет.

— Подходи ко мне, крыло в крыло. Пойдем фронтом. У них могут быть пулеметчики — смотри внимательно! Если что — бей стрелка, корову проходи сверху, а то вдруг они пойдут прятаться вниз — столкнемся. Да, старайся бить по мотору — пусть падает на вынужденную, пехота товар подберет. Пошли...

Даже не интересно. Прошли — сверкнули трассами, две коровы пошли вниз. А вон и наши возвращаются... Нет! Это не наши!

— Блондин! К коровам пришли мессеры, принимаю бой!

— Сейчас, сейчас! Потерял я вас! — отчаянно заорал Толя.

— Вася, смотри за моим хвостом.

Плохо! Мы ниже мессеров, и скорость перед атакой коров мы подсбросили. А эти гады уверенно идут пологим снижением, скорость у них и для удара и для выхода из боя есть. Не лезть же нам в облачность прятаться — стыдоба, ведь. Что же придумать? Еще атаку на коров! Их пилоты заорут, мессерам некогда будет нас по науке убивать! Для них главное будет — отбить нашу атаку, не дать нам сбить транспортники.

— Вася, атакуем коров, особо не старайся сбить, задымишь — и достаточно. Пусть орут, нервы всем поднимают. Держись за мной — виражить буду резко.

— Дед, к вам на помощь вылетело второе звено, держитесь!

Отвечать некогда.

Коровы быстро растут в прицеле, скоростенку мы успели набрать. Сзади-выше коров, дымя на форсаже, вниз сыпятся мессершмитты.

— Бьем коров и сразу мессов!

Очередь по тупой морде Ю-52, кажется там заблестели вылетевшие осколки остекления кабины... Кабрирование, месс метрах в четырехстах, это почти что лобовая, надо стрелять — сближение моментальное... Очередь! Но мгновеньем раньше по крылу что-то ударило. Месс начал стрелять раньше. На его капоте, у дульных срезов пулеметов, и на коке винта, у пушки, огненными бабочками заиграли, запорхали вспышки выстрелов. Но и я попал — фриц задымил, снизился, и пошел в сторону Сталинграда. Осталось трое... Нет! Ведомый битого месса пошел за ведущим! Нас двое надвое! А это уже другой расклад.

Мессершмитты, проскочив нас с Васей и коров, пошли на разворот и... исчезли в низкой облачности.

— Вася, ко мне! Отворот! Сейчас они нас будут ловить сзади!

Мы отвернули от юнкерсов, стараясь, все же, держать их в поле зрения. А вот из облаков выскочили мессеры... Тьфу, ты черт! Четыре самолета. Это Блондин.

— Где, Толя, был, цветочки нюхал? — с сарказмом поинтересовался я.

Молчит, стесняется.

— Блондин, атакуй коров. Мы присмотрим.

Звено Рукавишникова, каким курсом вышло из облачности, таким и настигло уходящие к Сталинграду юнкерсы. Один Ю-52 отстал и снижался. Наверное — это тот, по которому я стрелял. Его не тронули, а двух последних зажгли. Вот и все, можно бы и уходить, но тут где-то ползает пара мессов, а это плохо — могут ударить в спину и удрать в облака.

— Скала, это Дед! Есть радиопереговоры немцев в воздухе? — Молчание. — Скала, ответь Деду... Скала, Скала, ответь Деду...

— Дед, это Скала. Вам 555, повторяю вам — 555.

По кодовой таблице это разрешение покинуть район патрулирования и вернуться на аэродром. Ну, с начальством спорить — в обед компота лишат!

— Блондин, пробегись, посчитай сбитых.

— А что их считать, Дед! Сколько было — столько и лежит! Восемь...

— Всем — домой... Смотреть хвосты. Скала, в точке — 8 сбитых, мы уходим, как поняли?

Я не стал ждать, когда к нам подойдет звено Блондина и взял курс на аэродром. Дело в том, что мой Як стал заваливаться на левый борт. Что-то этот фриц мне повредил, паразит эдакий. Что-то с крылом...

— Вася, пройди у меня слева, глянь, что там с крылом?

Истребитель Василия обошел меня сверху, подошел к крылу, немножко снизился.

— Дед, у тебя вырван порядочный кусок обшивки. Как управляешься?

— Нормально, займи свое место. До дома дойдем...

Вот почему меня валит на крыло. Попал фриц одним, может — двумя снарядами. А потом встречный поток воздуха что-то еще сорвал, и меня стало валить. Ну, ничего. Дойдем потихоньку. Опять чиниться, может — проще плоскости сменить? А то уже дырок в них много... Ладно, инженер что-нибудь придумает. Так, разворот, запросить посадку. Посадка разрешена, выпустить закрылки, шасси, тягу убрать... Ту-дух! Жестко как! Еще касание, запрыгал по кочкам, сели...

Боюсь, на сегодня я отлетался... Как мы там, в Советской Армии, говорили? Масло съели — день прошел. А у меня: в крыло попали — день насмарку. Ну, ничего. И на земле дел много. Та-а-к, а сколько же Тохе звездочек рисовать, что-то я не соображу... Два Ю-52 точно мои. Всего, значит, будет... девять! Ого! Еще одного — и я буду официальным асом этой войны. А совсем еще недавно за десять сбитых представляли к Герою Советского Союза! Сейчас, по-моему, планку подняли... Ничего! Какие наши годы — еще настреляю! Все у нас впереди, лейтенант Виктор Туровцев!

Глава 16.

Я как в воду глядел! Инженер эскадрильи Квашнин, только посмотрел на битое крыло и сразу предложил менять плоскости. А что? И так время терять на ремонт, так зачем же чинить поврежденные крылья, когда проще поставить новые? Я был только за. Сбросив парашют, я сказал Тохе, что можно рисовать две звездочки, предупредил, что бы он смотрел внимательно и не превратил "Дедушку" в биплан, хлопнул заржавшего воентехника по плечу, и пошел посмотреть посадку звена Рукавишникова. Замечаний у меня не было. Я крикнул вылезавшему из истребителя Толе, что он остается тут главным, и чтобы он бдил за всем, попросил дежурку и отправился в штаб. Неприятный будет разговор, но его надо начать, точнее — закончить его надо.

Доложив подполковнику Артюхову о проведенном бое, я хлопнул шлем на стол начальства и сказал:

— Вот вы меня все время укоряете, Петр Сергеевич, что нагло я с начальством себя веду, неуважительно... А я вас, видите, — по имени-отчеству...

— Хорош подкрадываться, Виктор! Говори, что хотел?

— Почему от нас утаивают данные радиоперехвата? — резко брякнул я. — Я сегодня голос сорвал, "Скала да Скала...", а "Скала" молчит как рыба об лед, и все тут! А в воздухе — пара мессов, ушли в облака — а откуда выскочат? Сзади, на дистанции открытия огня? В чем я неправ, а? Скажите, товарищ подполковник!

— Тихо, тихо! Остынь, Виктор! Прав ты, что тут сопли размазывать... Все я слышал, всему свидетель. И уже позвонил наверх. Хрюкин, наверное, там уже головы пообрывал кому надо. Этих наведенцев на выносных командных пунктах тоже ведь надо учить, а то посадили за рацию кого ни попадя... Хорошо — если летчик, списанный с боевой работы по ранению... А как из пехоты командир? Во-о-о! И я говорю тоже самое! Но — не при женщинах.

Я обернулся, симпатичная телефонистка, покраснев, спряталась за аппаратом.

— В общем, так, комэск! — хлопнул по столу комполка. — Зеленого змия ты дыманул... подожди, мне где-то записали... сейчас, сейчас... а, вот! Слушай! Капитан Вальтер Целиковски...

— Ух, ты! Это что — муж нашей киноактрисы?

— Не смешно... Ты слушаешь?

— Прошу извинить, товарищ подполковник! Молчу, как летучая рыба молчу...

— Так вот... — подполковник с сомнением посмотрел на меня, но я прижал палец к губам, и скромно, но с достоинством, улыбнулся. — Так вот! О чем это я? Ах, да! Совсем я с тобой, Виктор, забыл о чем я сказать хотел... Так вот!

— Вот так? — доброжелательно заглянул я в глаза подполковника.

— Цыть, в душу ... и еще в ....!

Сзади, за телефонным аппаратом, прыснула телефонистка.

— Вы что-то сказать хотели, товарищ подполковник...

— Я тебе щас скажу, Виктор, щас скажу... — отдуваясь, подполковник помолчал несколько секунд, и начал снова. — Так вот!

Взгляд на меня. Я стою и с ангельским выражением на лице молча внимаю отцу-командиру.

— Перестань лыбиться, и слушай! Гауптман, или по-нашему — капитан Вальтер Целиковски... Из 54-й истребительной эскадры, 2-я, что ли, группа... Ну — это не интересно... Воюет с 40-го года, имеет 27 сбитых, тут тоже, гад, проявился... Ну, ты знаешь. Его пара наших товарищей и сожгла. Ты его дыманул, но он до Питомника долетел. Переговоры и посадка зафиксированы службой радиоперехвата. Тебя он тоже знает, судя по всему... Ему ведомый говорил, что разглядел на твоем истребителе рисунок... Кстати, — что это за рисунок?

— Да дед это мой, красный партизан и участник Гражданской войны... — отмахнулся я. — Ну, дальше-то что, дальше?

— А что дальше? Дальше он сел.

— Товарищ подполковник, сейчас особого напряга в воздухе нет, разрешите мне на свободную охоту... За капитаном Циолковским, тьфу — Целиковским, а? Должок за ним перед эскадрильей есть... Разрешите?

— Я как знал, чем разговор кончится... Разрешаю! Долг есть, а долги надо платить! Но, я слышал, зеленый змей тебя тоже пробил?

— А-а, ерунда! Вырвал кусок фанеры себе на память... Я ему с радостью на пирамидку фанеры наберу... на памятник... Квашнин сказал, что завтра "Дедушка" будет как огурчик! Так завтра я слетаю?

— Добро! А сегодня возьми своих командиров звеньев, возьми мою машину и съездите на выносной командный пункт, познакомьтесь там с людьми, переговорите по-человечески... Растолкуйте вы им, что от них ждете — может, толк и будет.

Так мы и сделали. И, как показали последующие события, толк, действительно, был.

* * *

Спустя два дня...

Два дня мы дали Целиковскому, чтобы он пришел в себя и перестал вздрагивать при мысли о "Дедушке" у него на хвосте.

Два дня мы с Толей Рукавишниковым и Степанычем, такое было отчество у старшего лейтенанта Хромова... Я как услышал — "Степаша", чуть "Хрюша" не заорал... Так вот, два дня мы ломали мозги, как выманить зеленого гада из норы.

Пригласили и комэска-один Кирилла Константиновича Россохватского. А как же — работаем в тесной связи.

В конечном итоге выработали некий план. Прошлый раз зеленый червяк ударил по нашим, когда они возвращались с боевого вылета. Причем — у одного нашего самолета был шлейф дыма. Вот по нему и стрелял червяк. А потом они зашли на другую нашу пару, у которой не было ни высоты, ни скорости. Итог — пара-тройка секунд, и три сбитых самолета. И еще — три могилы и девять залпов в воздух...

Теперь был наш черед. Третий день я с Блондином прождал впустую. Да, — Васю я в это дело не пустил. Сказал ему честно — рано тебе сюда лезть, опыта сначала наберись. Это дуэль будет. Стрелять будем в лоб, с тридцати метров. Тебе еще рано — дрогнешь, будешь тут же убит.

А вот на четвертый день все и нарисовалось. По звонку с выносного КП мы взлетели втроем — я с Блондином и Егор Петраков из 1-ой АЭ. Он отлично видел воздух, всю воздушную обстановку. Облака, дымка, сумрачно — ему все по барабану. Лучше локатора видел — честное слово! Помните — это он первым увидел девятку мессов с молодыми пилотами. Только постеснялся свой позывной сказать...

Так вот, Егор у нас был за сигнальщика и еще — он был "наживкой". Дело простое — ему встроили в хвост дымовую шашку, которую он мог поджечь "легким движением руки". Надеюсь — самолет у него от этого не сгорит...

Да-а. Ну, так вот — заметив мессеров, Егор дает "прикурить" и, снижаясь и виляя хвостом, как кошка в период течки, с легким таким дымком, плавно смещается на нашу территорию. Мы же с Блондином, прячемся в это время на высоте 50-70 метров в сторонке, так, чтобы нас и видно не было. Никаких радиопереговоров! Сигнал нам — панические крики Петракова — "Помогите, спасите!", "Меня атакуют!", и сатанинский хохот Целиковского. Правда, его мы слышать не сможем — наши рации настроены на другую частоту. Но, ничего — на земле расскажут.

Так оно, примерно, и получилось. Как только капитан Целиковски взлетел, мы понеслись ему подставляться. Минут пятнадцать воландались, пока фрицы не заметили Петракова. Он еще минуты четыре за Егором следил, ничего не предпринимая. Опытный и осторожный гад...

Потом все же "зеленый питон" клюнул. Пара "Me-109 G2" в снежном камуфляже слитным движением снеслась с насеста и устремилась за Егором. Он заблажил на всю сталинградскую степь, пугая своими воплями летчиков, бывших в это время в воздухе. Казалось, я вижу морду питона, тяжелым взглядом гипнотизирующего в прицеле силуэт нашего самолета, слышу еще не сорвавшийся с его губ крик: "Abschuss!"

Нет, погоди, червяк! Сейчас наш выход!

— Толя! Убей ведомого! Зеленый — мой!

Червяк все понял сразу. Опыт не пропьешь... Но сделать он уже ничего не мог. Чтобы атаковать Егора капитану Вальтеру Целиковски пришлось немного подсбросить скорость и снизиться. Как мы говорили: "слить высоту". Иначе в хвост изо всех сил виражившего Егора было не зайти. А сбить поврежденный, потерявший скорость советский истребитель уж больно хотелось. Он же не думал, что ему в хвост выйдет любопытный до ужаса, и пулей примчавшийся на крики товарища, Дед. А в данном случае "немного" потерять в скорости означало — найти свою смерть...

Я услышал короткую очередь Толи. Все — если не добивает, то первой очередью убил пилота или зажег самолет.

А Вальтер, забыв про ведомого, пулей рванулся в небо. К нависшей, густой облачности. Но до нее еще надо было долететь, а я уже его настиг и встал крылом к крылу. Мне было интересно посмотреть ему в глаза. Молодое, красивое лицо. Только злое какое-то, губы тонкие, кривятся... Матом, что ли, ругается? Ну, посмотрел на меня, Вальтер, познакомился? Прощай...

"Me-109 G2" и так лучше на вертикали, а сейчас еще Вальтер врубил форсаж. Он начал меня обгонять в наборе высоты. И тут Вальтер все понял, и закричал... Но не "Abschuss", надеюсь... Наверное, он закричал "Nein, nein!!!"

Мессер вынесло прямо под мою пушку и я дал короткую очередь. Заряженные снаряды превратили самолет немецкого аса в огненную комету. Что-то вроде кадров катастрофы "Шаттла", помните? Горящий клубок еще какое-то время упорно лез вверх, от него отделялись какие-то огненные капли и полыхающие огнем фрагменты, потом притяжение победило, и огненная комета устремилась к земле...

Десятый...

Я — ас.

Восторга не было.

Абсолютно...

* * *

В первых числах января 1943 года 8-я воздушная армия была переброшена на Южный фронт. Нас ждали бои на Кубани...

Часть 2-я. Кубань.

Глава 1.

Так вот, я и говорю, — в первых числах января 1943 года 8-я воздушная армия была переброшена на Южный фронт...

Только не поймите меня так, что армия — раз! — поднялась на крыло и перенеслась на новое место. Нет, конечно, нет. Абсолютно не так. Воздушная армия — это огромный организм, многочисленный, как сообщество муравьев, нет, скорее пчел. Все же — пчелы более похоже на авиаторов, они ведь такие же пилоты, как и мы. И, пока передовые отряды боевых пчел уже отправились на новое место службы, на разведку, весь рой еще неспешно собирался, еще воевал под Сталинградом, имел победы, сбитых немцев, терял своих...