Мы - из Русской Америки!

Однако, ночь прошла на удивление тихо, никто не потревожил жителей Нью-Йорка. И первое, что увидел Сирл при выходе на улицу, направляясь к месту сбора, была колонна солдат, направлявщихся в казармы. Злых и невыспавшихся, что еще больше подняло ему настроение. Неизвестно, что задумал полковник устроить этой ночью, но уже ясно, что его план провалился. Ведь стрельбы-то не было, и солдаты никуда не уходили... И сейчас можно будет кое-что прояснить, если их сиятельство господин полковник вообще снизойдет до общения с командиром городской милиции, которого вчера ни в грош не ставил. Но теперь игра пойдет по другим правилам, поскольку решить дело миром уже не получится. Сирл слишком хорошо знал тринидадацев, и был уверен, что подобную авантюру они не простят. А то, что какая-то авантюра была предпринята, он нисколько не сомневался, хоть полковник вчера при нем об этом и не говорил. Значит, не доверяет. Ну и дьявол с ним. Интересно будет сегодня на его рожу посмотреть. И пару ни к чему не обязывающих советов дать... Хотя, нет, это лишнее. Чем больше этот лондонский хлыщ набьет шишек, и чем скорее он это сделает, тем лучше будет для местных жителей в целом. Поскольку война с тринидадцами здесь никому не нужна...

На площади было еще мало народа, Сирл пришел заранее. Но его компаньон был уже здесь, экипированный по максимуму, — с "буканьерским" ружьем и парой двуствольных пистолетов за поясом. Пришедшие вовсю обсуждали последние события, и делились прогонозами на будущее, когда Джон его заметил и громко крикнул.

— Джентльмены, смирно! Командир пожаловал!

— Все бы тебе хохмить, Джон! Доброе утро!

— Доброе утро! И чего нам ждать?

— Пока и сам не знаю. Велено собраться к восьми часам, а зачем — мне это объяснить не соизволили...

К восьми часам собрались все, кто мог прийти. Отряд милиции Нью-Йорка был многочисленным — более пятисот человек. Тем более все, кто в него входил, умели хорошо обращаться с оружием, и имели некоторый боевой опыт — в этих местах подобное было само собой разумеющимся. В случае нападения на город противнику пришлось бы туго. Но эти люди вовсе не горели желанием воевать за чужие интересы, и привлечь их к каким-то другим военным акциям было трудно. Поэтому, прибывший на площадь вместе со свитой из офицеров, полковник Фергюсон лишь криво улыбнулся, выслушав доклад Сирла, и оглядев ровный строй людей в гражданской одежде с оружием.

К слову сказать, за время пребывания на посту командира милиции, Сирл добился немалых успехов, что резко отличало милицию Нью-Йорка от других подобных ей военизированных формирований в лучшую сторону. В отряде была железная дисциплина, и люди могли не просто нажимать на спусковой крючок, а владели кое-какой подготовкой для боевых действий как на городских улицах, так и в окружающих Нью-Йорк полях и лесах. Конечно, до индейцев в этом плане им было далеко, но и стадом баранов милиция Нью-Йорка тоже не выглядела. Огневая подтотовка проводилась регулярно, без оглядки на стоимость боеприпасов, что давало свои плоды — люди научились стрелять именно по цели, а не "в сторону противника".. И самое удивительное, что делалось это с подачи Джона, который проявил удивительные способности в войне на суше. Как в условиях города, так и за его пределами. На осторожные расспросы Сирла по этому поводу Джон лишь отшучивался, заявляя, что они оба гении в военном деле, и успешно дополняют друг друга. С той лишь разницей, что Роберт Сирл — моряк, а Джон Стаффорд — "сухопутная крыса". Копать глубже Сирл не рискнул. И так все понятно...

Оглядев строй, полковник недовольно произнес.

— И э т о ваша милиция, мистер Сирл?

— Да,... с э р! По списку пятьсот двадцать четыре человека. В строю пятьсот восемь. Остальные отсутствуют по уважительным причинам.

Сирл ответил с едва заметной насмешкой, особо выделив слово "сэр", сразу поняв, что дела у полковника идут неважно, и он просто ищет, на ком сорвать злость. Понимали это и все остальные ополченцы, поэтому помалкивали, имея "вид лихой и придурковатый, дабы разумением своим не смущать начальство", как учил его в свое время Джон.

— И что могут ваши люди?

— Они могут защищать город, с э р.

— И все?!

— А что еще нужно? Городская милиция как раз для этого и предназначена. А воевать с дикарями в окружающих город лесах — увольте. Белому человеку там делать нечего, и дикарям могут успешно противостоять только другие дикари.

— Боюсь, что Вам придется пересмотреть свои взгляды на действия милиции, мистер Сирл. Но речь пойдет не о войне с дикарями. Во всяком случае, не с теми краснокожими голодранцами, которые окружают Нью-Йорк...

Стук лошадиных копыт отвлек полковника, и на площади появился рассыльный из солдат гарнизона. Спешившись, он козырнул полковнику и доложил.

— Сэр, к городским воротам прибыли парламентеры тринидадцев. Хотят видеть Вас. Больше ни с кем говорить не желают.

— Вот как? Что же им надо?

— Не могу знать, сэр! Но они сказали, что будут говорить только с полковником Фергюсоном. И если он не придет в течение часа, то они уедут обратно. В город они входить отказались.

— Ну, наглецы... Ладно, послушаем, с чем они пожаловали.

Полковник Фергюсон утратил интерес к отряду милиции, и в приподнятом настроении отправился к городским воротам. За ним отправилась и вся его свита. Благо, все были верхом, и быстрое передвижение по городу упрощалось. Сирл молча смотрел ему вслед и гадал, что же это может быть? Очевидно, услышав о парламентерах, полковник сделал неверные выводы. Подумал, что его условия приняты. Что же, тем сильнее будет разочарование. Но зачем тринидадцам посылать парламентеров? Тишину нарушил подошедший Джон Стаффорд.

— О чем призадумался, Роберт? Насколько я понял, его светлости мы больше не нужны? Можно расходиться по домам?

— Можно. Наш полковник так обрадовался, что даже забыл о нас. Однако, что же это значит?

— Хочешь узнать?

— Конечно, хочу!

— Так поехали, пока полковник до места не добрался. Я как раз верхом, а ты лошадку Вероники возьми. Она домой пешком прогуляется...

Вскочив в седла, друзья отправились самой короткой дорогой к городским воротам. Успели вовремя, полковник только только начал разговор с прибывшими людьми в необычной зелено-пятнистой форме, один из которых держал в руках большой белый флаг. Выглядели прибывшие, несмотря на одинаковую форму, довольно колоритно. Двое с характерной европейской внешностью, но явно не испанцы, двое метисов, один испанец и один индеец. Причем все очень молоды. Даже слишком молоды для профессиональных солдат европейских армий. Вокруг столпились случайные прохожие, но стояла удивительная тишина, в которой было слышно каждое слово. Обменявшись приветствиями, полковник Фергюсон поинтересовался причинами визита, но услышал совсем не то, что ожидал. Командир группы парламетеров, представившийся, как лейтенант Хименес, взял из рук стовшего рядом с ним солдата какой-то мешок, развязал его, и вытряхнул на землю различные мелкие предметы, которые обычно носят индейские воины в качестве украшений.

— Забирайте, полковник. Нам чужого не надо.

— Что это?!

— Эти побрякушки принадлежали местным головорезам, которые вздумали этой ночью напасть на нас. Все они уже в Стране Вечной Охоты, но до того, как отправиться туда, рассказали много интересного. В том числе и то, что именно Вы подбили их на это, хорошо заплатив, и пообещав в три раза больше после завершения дела. Это совершенно не согласуется с тем ультиматумом, который Вы нам вчера вручили, полковник!

— Но это наглая ложь!!! Как вы можете верить этим дикарям?! Я впервые слышу об этом!

— Да, я тоже так считаю. Ведь полковник английской армии не может опуститься до такой низости, как нарушать условия им же выдвинутого ультиматума, не так ли? Но, это к делу не относится, я прибыл по другому поводу. Полковник Фергюсон, мне поручено передать следующее. Своим ультиматумом Вы фактически объявили войну Русской Америке. В связи с этим, вам дается двадцать четыре часа на то, чтобы покинуть Нью-Йорк. Я имею ввиду вас, как подразделение английской армии. Кто захочет, может остаться, но перейдет в категорию военнопленных, обязанных сложить оружие. Всем сдавшимся английским солдатам и офицерам гарантируется жизнь, гуманное обращение и хорошее питание при выполнении установленных правил, а также убежище в случае отказа вернуться в Англию после прекращения военных действий, и защита от преследования английских властей. Из Русской Америки выдачи нет. Офицерам будет сохранено холодное оружие. Кто захочет вернуться в Англию после окончания военных действий, никаких препятствий в этом не будет. Всем жителям Нью-Йорка предлагается сделать то же самое. Кто захочет уйти — может уйти. Кто захочет остаться — может остаться. Никаких притеснений по национальному, или конфессиональному признаку не будет. По истечению двадцати четырех часов колония Нью-Йорк, а также вся прилегающая территория, переходит под юрисдикцию Русской Америки, и все вражеские воинские формирования, находящиеся здесь, будут уничтожены. У вас двадцать четыре часа, полковник Фергюсон!

Не став дожидаться ответа, парламентеры вскочили в седла, и быстро отправились восвояси, оставив после себя немую сцену. Никто не ожидал подобного. Первым пришел в себя майор Рэндалл.

— Господа, а ведь с них станется...

Рев раненого зверя был ему ответом. До полковника Фергюсона наконец-то дошло. Он орал и сыпал проклятиями, полностью потеряв контроль над собой. Стоявшие рядом офицеры, а тем более солдаты, опасались прервать этот поток ругани. Стаффорд потянул Сирла за рукав.

— Пойдем отсюда, Роберт. Все, что надо, мы уже услышали.

— Пойдем... Но, что же теперь будет, Джон?

— Не волнуйся, ничего страшного не будет. Если полковник захочет поиграть в войнушку, то ему быстро надают по рогам. Только и всего...

Разумеется, англичане никуда уходить не собирались. Ни в течение двадцати четырех часов, ни в течение скольких бы то ни было. Это понимали обе стороны, и не строили иллюзий. Но, если со стороны тринидадцев было полное затишье, и они прекратили любые контакты с населением Нью-Йорка, то вот в самом Нью-Йорке началась бурная деятельность вновь прибывшего начальства, направленная на превращение колонии в неприступную твердыню. Правда, получалось не очень. Полковник Фергюсон столкнулся с неожиданной проблемой, решить которую безболезненно не мог. Население колонии просто н е х о т е л о воевать. Вообще. Ни с тринидадцами, ни с индейцами. Поскольку и с теми, и с другими у них давно мир и взаимовыгодная торговля. А голландцы... Где эти голландцы? Тем более, треть населения Нью-Йорка — голландцы. Оставшиеся здесь еще с тех времен, когда Нью-Йорк был Новым Амстердамом. Правда, кое-что все таки делалось. Попытались блокировать тринидадский форт, лишив его любой возможности общения с внешним миром. Но если на суше это худо-бедно удалось сделать, заняв позиции вокруг форта, то вот попытка заблокировать с моря провалилась, едва начавшись. Когда на следующий день фрегат "Эклипс" выбрал якорь и начал движение в сторону тринидадского форта, чтобы даже не вступить с ним в артиллерийскую дуэль, а просто блокировать выход из Гудзона, громыхнули выстрелы. Перед кораблем взметнулись фонтаны воды, а один снаряд все же угодил в цель, разворотив борт в районе верхней палубы. Надо ли говорить, что эта попытка оказалась первой и последней. "Эклипс" все же сумел развернуться и уйти обратно на внешний рейд. Хотя, скорее всего, ему просто позволили уйти. Тринидадцы дали понять, что шутить не намерены, и обозначили границу, за которую нельзя заходить. И, как бы в насмешку, вскоре две их больших лодки отошли от причала возле форта, и направились вверх по Гудзону. Причем двигались они с довольно большой скоростью, но ни парусов, ни весел на них не было. Те английские солдаты, которые находились на берегу ближе всех, попробовали этому воспрепятствовать, открыв огонь из ружей. Следующий залп артиллерии тринидадцев накрыл их, смешав с землей. После этого огонь сразу же прекратился. Больше желающих испытывать судьбу среди англичан не нашлось.

Прошло уже десять дней с момента появления английской эскадры, но ничего существенного не происходило. Возникла патовая ситуация. Английский десант не мог ликвидировать гарнизон тринидадцев, а тринидадцы не связывались с англичанами ввиду своей малочисленности, и вынуждали их держать дистанцию силой своего оружия. Однако, определенного "успеха" полковник Фергюсон все же добился. Получилась блокада наоборот. Не английские солдаты заблокировали тринидадцев, а тринидадцы заблокировали английский гарнизон и всех жителей Нью-Йорка, заперев их на Манхэттене, и лишив возможности проникнуть внурь континента по Гудзону. Удачное расположение тринидадского форта позволяло это сделать. Сами же тринидадцы могли совершенно беспрепятственно переправляться на правый берег Гудзона, или использовать реку, как транспортную артерию для связи с дружественными индейскими племенами, проживающими вверх по течению. И англичане н и ч е м не могли им в этом помешать.

Сирл внимательно анализировал развитие ситуации, и пришел к выводу, что полковник Фергюсон угодил в собственную ловушку. Такое противостояние могло продолжаться очень долго, но он был уверен, что скоро тринидадцы пришлют свой флот с десантом, который вышвырнет англичан из Нью-Йорка вообще. Никаких иллюзий по этому поводу у него не было. Решив обсудить с Джоном, как действовать дальше в случае очередной "смены флага", Сирл отправился в гости к своему компаньону. А заодно выяснить, может быть у него уже есть какие-то новости от тринидадцев, которыми он сочтет возможным поделиться.

Однако, в доме друга его ждал сюрприз. Дверь открыла Вероника, и тихо предупредила, что у них появился постоялец — английский майор. Они только что сели с Джоном обедать. Войдя в гостиную, Сирл узнал старого знакомого. За столом вместе с Джоном сидел майор Карпентер, которого он уже видел на приеме у губернатора. Причем по обилию угощения, и присутствию на столе бутылки с божественным напитком, имеющим странное название "Рervach" (куда там какому-то ямайскому рому!!!), выпускаемом на Тобаго в Якобштадте, стало ясно, что здесь уселись надолго. Джон, увидев Сирла, радостно воскликнул.

— Роберт, дружище, ты как раз вовремя! Присаживайся! Знакомься — майор английской армии Артур Карпентер, мой гость. Пока не обзаведется своим домом, поживет у нас. Майор — это мой старый друг и компаньон, Роберт Сирл. Прошу любить и жаловать!

Когда церемония знакомства состоялась, под "Рervach" завязался оживленный разговор. Трем мужчинам было о чем поговорить. Майор рассказал много интересного о жизни в Англии, а Роберт с Джоном постарались максимально возможно ввести его в курс дела относительно местных реалий. Одновременно поинтересовались, а какого рожна полковник Фергюсон здесь все на уши поставил? Зачем самому наживать себе врагов? И каких врагов! Майор, уже порядком оценивший достоинства "Pervach", лишь досадно махнул рукой.