— Совсем охамел! — мгновенно пришла в себя я, забыв, что я не разбираюсь. — Это же Боттичелли... А это копия считавшейся утерянной картины Леонардо, сделанная, если я не ошибаюсь, как это не невероятно, самим Рафаэлем... Или кем-то из его мастерской, сказать трудно, ибо часто он дописывал картины учеников или они дописывали его наброски...
— Что вы в этом понимаете! — презрительно сказал принц. — Это Леонардо и я хочу его...
— Это копия ученика Рафаэля, — оскорблено и презрительно сказала я, уязвленная, что в моих способностях сомневаются, — я узнаю этот состав красок, он совершенно другой, чем у Леонардо, но абсолютно тот же, как у Рафаэля, и узнаю некоторые особенности письма и прикосновения кисти, которые видела на некоторых подлинниках Рафаэля... Я не была бы шпионом, если б не могла отличить эти тысячи особенностей. Тут около полтысячи деталей, которые я бы могла назвать со ссылками на оригиналы, которые я видела в коллекциях, которые указывают, что картина вышла из мастерской Рафаэля... Не говоря уже о холсте, в котором профессионал исследователь по тысяче невидных нюансов и особенностей ткани мгновенно узнает ту мастерскую, которой пользовался Рафаэль... — я глумливо повернула к нему холст, показывая отличия, так ясно видные мной.
Он так странно пристально посмотрел на меня, что я поняла, что где-то допустила, возмутившись сомнением в некомпетентности, выпадение из образа.
— Если Лу говорит, что это так, значит, так оно и есть... — вдруг подала холодный голос Мари. — Она профессионал антиквар такого класса, который в Англии даже не снился... Ее с детства тренировали в наблюдательности, и она с одного взгляда ухватывает иногда несколько тысяч особенностей, причем ее особенность в том, что она никогда ничего не забывает... Более того, это редкая способность, но она словно видит все, что когда-либо видела, одновременно, в одно мгновение, словно волны безбрежного моря, которые она охватывает сверху взглядом... Даже я, которую тоже тренировали с детства, не могу себе представить, сколько и что она видит и как делает выводы. Ибо то, на что у нее уходит несколько мгновений, требует просто на описание ее выводов и аналогий несколько месяцев... Лу занимается еще и торговлей предметами искусства, и нашла не одну тысячу оригиналов в самых неожиданных местах... Видели бы вы ее личную коллекцию — она не меньше, чем в Эрмитаже, но только лучше подобрана и не стоила ей так дорого... Она собирает лишь жемчужины и подбирает их так, что у людей захватывает дух... Лу, ты уверена, что это не оригинал Винчи?
— Его не могли записать, поскольку копия слишком близка по времени, если ты это имеешь в виду... — я пожала плечами. — Вероятность того, что картина могла быть тогда повреждена, и ее реставрировал современник еще и из мастерской Рафаэля? Я не смотрела, что там под слоями, потому что лишь сегодня китайцы ее обнаружили, потому точно сказать не могу... Может, владельца так и обманули, что Рафаэль убирал повреждения после пожара или чего-нибудь...
— Я беру ее и Боттичелли... И еще Джорджоне... — выкрикнул принц. Он быстро оглядывался по сторонам. — И это, и это, и это... Тициана, Рембрандта с девкой на коленях и Караваджо... Вообще я беру всю коллекцию! — выкрикивал он. — Мне нравится, вы хотели ее подарить, я благодарю за подарок...
Он не договорил. Отец, наконец, пришел в себя. И огляделся, и вздрогнул от картинок... И побурел...
И просто выставил принца из комнаты, спустив с лестницы на одном месте... А потом съехали по ступенькам на мягком месте мы с Мари тут же вслед, буквально выкинутые из комнаты, чтоб мы этого "смрада" не видели...
Отец наверху бушевал, пылал и плевался пламенем, выл, голосил, ревел, причитал, что-то там падало и звенело, горланил, горлопанил, надрывался, надсаживался и хрипел, орал как резанный и топал ногами, и что-то топтал, исходил криком, что он не позволит держать такую мерзость в поместье, и он непременно дознается, кто в этом виноват и отрежет похабнику голову собственноручно, а потом сверху съехала по ступеням на том же месте, подпрыгивая, мама...
Я спряталась в углу и закрыла уши руками, ибо никогда не представляла такого гнева и ярости — это было словно ураган. Мари сжалась в комочек рядом, принц дрожал и не высовывался...
— Да... попал-ло... — дрожащим голосом констатировала я. — Но кто же мог знать, что он так среагирует на невинные картинки... Я надеюсь, что он бьет не дорогие оригиналы итальянцев, а копии?
Мама, забившаяся в угол рядом, пришла постепенно в себя, и начала оправлять одежду, мрачно нависнув над нами.
— А ну признавайтесь, кто это устроил из вас? — угрожающим тоном тихо проговорила она как раз так, когда кого-то казнила.
Я ошарашено посмотрела на нее. Я была растеряно и шокирована — глаза широко раскрыты, удивление, глупое непонимание невинного ребенка, шок.
— Но, мама... Ты же сама две недели назад вешала очередную картинку... — я никак не могла сообразить, что к чему, и принц это отчетливо читал у меня на лице. Я даже повернулась, чтоб ему было виднее. — Ведь целые месяцы вы сидели здесь, охраняя любимую коллекцию... Как же... — я запнулась, а потом догадалась. — А, папа злится, что что-то пропало? — воскликнула в озарении я. — И из-за того, что я перевесила картинки, когда вытирала от пыли, повесив не так, как вы с папой тут развешивали в порядке поступления!?
Мама побелела.
— Аааа! — радостно догадалась я. — Я поняла, чего отец так злится! Исчезла его самая любимая картина-панорама на всю стену с тысячами голеньких дяденек и тетенек, которые целуются лежа и им так неудобно! — вскричала я, увидев появившееся лицо отца, больше напоминающее тигра. — Ну, так китаец сказал, что она в другом зале там наверху, на всю стену, я еще ее даже не видела, он не захотел меня пускать!!!
Лицо мамы стало теперь как у пантеры перед атакой.
— Ну так это ничего, принц, я сейчас вам ее покажу, покажу, — верещала я, — покажу жемчужину коллекции, и папá не будет на меня гневаться, что вы ее не увидели... Идемте же быстрей, и он сразу успокоится... — я потянула его за руку от отца. — Это рядом! Я совсем забыла! — верещала самозабвенно и захвачено я. — Меня туда не пустили телохранители, но вы то посмотрите, и отец тут же упокоится!!! Быстрей, быстрей, он не успеет добежать, а вы уже посмотрите, и он успокоится тут же, на месте!!!
Отец разъяренно медленно спускался, не сводя с меня глаз, больше похожий на людоеда-тигра.
— О, я вспомнила!!! — под его взором закричала я. — Там же есть третий зал, куда меня даже близко телохранители и к двери не подпустили, вышибив и ругаясь! Я, наверное, должна была показать его вам, а я такая глупая, полезла сюда!
Отец почернел. Лихорадочно ища оружие. Но мне повезло, что в комнату он вошел невооруженный — я, перед тем, как впустить его в комнату, украла его оружие для того, чтоб человек не стал делать глупости и стрелять в родную дочь...
— Вы, конечно, понимаете, принц, что мы и понятия не имели, что тут находится... — быстро говорила, пытаясь достучаться до принца, мама. — Я и понятия не имела, что за "картинки" хотела показать вам дочь...
Я растеряно и жалко поглядела на нее. А потом закрыла глаза. Я поняла, что сделала что-то не то, что мама и папа не хотели бы показывать эту свою коллекцию принцу, и мой глупый энтузиазм попал не по назначению, и эта растерянность была видна на моем лице, как я не хотела бы это скрыть. Да, я хотела скрыть от принца, что я не поняла, что мама и папа хотели бы скрыть коллекцию и самим любоваться ею, а я их так подвела. Но я честно и самоотверженно решила исправить положение, и, чтоб ну никак, аж никак он не заподозрил, что это папина коллекция, взять всю вину на себя. Я такая самоотверженная, спасаю родителей, раз привела туда, что отец хотел бы скрыть.
— Нет-нет, я сама собирала листочки, — взвыла я, ощутив приступ благородства, — вы не думайте плохо о родителях, принц, я люблю, чтобы тетеньки голенькие были! — поспешно взяла на себя вину я, стараясь говорить со всей искренностью.
Отец был бледнолицым, вышедшим на тропу войны. И медленно приближался к нам.
— А что до других залов, что в конце этого коридора и на другом конце здания, в углу в камине на третьем этаже под четвертым поворотом с тремя окнами, и дверца железная, так их не было и нет, я пошутила, и папа никогда не приказывал мне туда не ходить! — честно глядя в глаза принцу, поспешно заявила я.
Отец погнался за мной.
— Ой, папа, я же сказала, что все неправда... Я сама их нарисовала!!!! — завопила отчаянно я, уворачиваясь от Мари и отца и мамы, атаковавших меня. — Я клянусь, что никогда не слышала, как индеец вылетел из той комнаты бурый и ругаясь про какие-то фигурки, это только слухи и клевета, моя собственная гнусная выдумка, я плохая и никогда не слышала, как он плевался в китайца, говоря, что там не только фигурки, но и статуэтки!!!
Мари очень гибкая и умеет драться. Тем более, что знает — сестра ее убивать не будет.
— Мама, атакуй ее сбоку, я ее захвачу! — кричала она. Легкие, стремительные, мгновенные удары ногами были очень красивы. Если б я не видела, что ее можно было убить за это время сто десять раз. И не блокировала их так легко, что она хваталась за руки. Мне было очень трудно уворачиваться! Потому что мне надо было не причинить сестре даже малейшего вреда, что, несомненно бы произошло, если б я поступила так, как меня учили. Мало кто знает, что первоначальный вариант джиу-джитсу был отвергнут императором оттого, что те пять тысяч приемов, показанные основателем, были чудовищно жестоки и оканчивались смертью. Лишь позже были выбраны триста самых безопасных. Но меня то им не учили! Конечно, я многого нахваталась то тут, то там, и многому еще научилась за пятнадцать лет. Но в основе то моего боя, поставленного с самого младенчества японцем, лежали, с одной стороны, сочетание чудовищной убойной ударной техники наемного убийцы, доведенной до безумной чудовищности и нечеловеческой скорости и мощи, ломающей камни, а с другой стороны — безжалостная техника приемов, доведенная до бессознательного применения в любой обстановке, в том числе и в бою с полуотключенным ударами и ранами сознанием. Я видела — я убивала — мне не нужно было думать. Это вспыхивало само собой, достаточно было нападающему попасть в мое поле зрения, и он уже ложился на прием. Точно так же, как мы не думаем, когда говорим и не выбираем слова. Потому мне приходилось скорей сдерживать глупые инстинкты, которые так и рвались в бой, а не наоборот.
Мама тоже атаковала вдруг — она много набралась от своих дочерей.
Я мягко отстранила ее.
— Ну, хоть бы поддаться не могла! — обижено сказала она.
Я не выдержала и захохотала, и мы с сестрой хохоча покатились по полу.
— А теперь отвечай честно — где ты взяла эту дрянь? — мрачно сказала мама из дальнего угла, чтоб дочери не сломали ей ноги.
— Ой, мама... — удивленно обиделась я. — Ты что, забыла, что ты сама делаешь из меня вместе с Мари леди?
Тут, на несчастье, вошли мои телохранители, и, увидев графа характерного цвета с каким-то обрывком в руке, китаец сходу спросил:
— О, граф, вы тоже нашли эту дрянь?! — сочувственно спросил он. — А две других уже видели? Мы с индейцем прямо не знаем, что делать с остальными залами, мы просто вышибли оттуда Лу, не дав ей приблизиться даже к дверям. Вы даже не представляете, какая там мерзость, а ведь для Лу нет ни замков, ни ограничений... Я очень волнуюсь и чувствую вину даже оттого, что Лу увидела даже картины, а ведь они просто невинные детские рисунки по сравнению другими залами...
Принц и моя семья пронзительно уставились на меня, пытаясь задавить меня глазами.
— Этот маленький койот подставил вас? — догадался индеец, глядя на меня. — Ну, не бойтесь, это еще не самое худшее. Худшее было бы, если б она провела вас в соседнюю комнату, сказав, что вы там учите девочек.
Лицо мамы стала как красная луковица...
Глава 15.
— Вы не представляете даже, что за гадость там в другой комнате... — брезгливо продолжил индеец. — Эти картинки просто апофеоз чистоты и нравственности. Зато в его спальне, что наверху, в той двери, что за открывающейся стенкой, так вообще... А скульптуры!
Я застыла, внимательно слушая. Мари тоже застыла, и, вместе со мной, на карачках потихоньку поползли к другой двери второй залы под шумок. Сестра явно себе не простила бы, если б не посмотрела.
Граф мгновенно заметил это.
— Сжечь! Сжечь весь этот гадючник с его мерзостью к черту и быстро! — прошипел страшно он приказ. — Я еще найду виновного, кто это оставил, зная, что у меня две любопытные юные дочери, растлитель мерзкий!
Мы наперегонки кинулись к той двери, чтобы хоть поглядеть краем глаза на запретное.
— Остановите дочерей и принца! — проревел он телохранителям.
Коварный индеец упал на меня сверху, чего я совсем не ожидала такого предательства от своего верного телохранителя, и потому визжала и ругалась, а китаец удерживал Мари и принца.
— Мы и так там все время крутились, как на иголках, чтоб не пустить туда Лу... — проворчал индеец. — А ведь этот змееныш может проникнуть куда угодно и как угодно, и ты даже не уследишь... Мы просто дрожали...
— Надо было просто сразу уничтожить, не допустив любопытную Варвару! — безжалостно сказал отец. — На вас же возложено ее воспитание! — укоризненно добавил он.
— Немедленно отпусти! — сказала я индейцу, пытаясь лягнуть.
— Тебе не надо это видеть! — ласково сказал он. — Это загрязнит мышление, ты не сможешь сражаться, я знаю...
— Это надо уничтожить быстро! — жестко сказал отец. — Пока кто-нибудь не узнал!
Он был нервен.
— Постойте! — закричала я. — Ведь это надо передать, наверное, наследникам! Они могут отдать нас под суд, за уничтожение собственности.
Отец зарычал.
— Я их... Я их... Я их... — он так и не сказал, что с ними будет делать. — Я их под суд отдам за растление моих дочерей и оставление такой мерзости в доме!!!
— К тому же они продали дом со всем содержимым... — холодно констатировала мама. — Я еще разберусь, кто был этот мерзавец!
— Ладно, пустите меня... — вздохнув, сказала я. — Честное слово, не буду глядеть, мне хватило с головой и первой комнаты... — я поежилась. — Не хочу больше... Я просто шутила... Мы нашли этот бордель, когда охотились на бородатого...
Принц опять побледнел.
— Тут еще куча тайников, но не было времени разведать, что в них, и найти входы... Я, кстати, вычленила уже в голове тайные комнаты и ходы! — гордо сказала я.
— Мне сразу, дуре, следовало догадаться, что происходит что-то не то... — вздохнула Мари. — Когда я увидела тебя глазеющей снизу на окна, а китаец с индейцем махали тебе платочком... Ты ведь замурованные комнаты выискивала, да? А когда ты так по дурацки поставила вопрос о том, что делать с тем, что найдешь в замке, и вытянула из меня ответ, что все — твое, только такая дура, как я, не догадалась бы, что ты нашла что-то и что происходит... — она закусила губы.
