| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Она не подарила.
рука перестала двигаться, когда вдруг увидела, как Тацуя положил свою руку Миюки на плечо.
«Почему в такое время я...»
И была ещё больше ошеломлена, когда поняла, что рука перестала двигаться из-за шока от увиденного.
«Что же со мной происходит!»
Жаль, конечно, что шоколад пропал даром.
«Но это несущественно»
«Более важно, тогда я будто...»
Для Лины настоящей проблемой было это.
«Я... получила шок из-за симпатии к Тацуе?»
«Это не шутка!» — мысленно прокричала Лина. Её глубоко обеспокоили собственные рассуждения.
«Я отказываюсь принимать! Я совершенно отказываюсь принимать, что у меня могут быть такие чувства к парню, у которого такой большой комплекс сестры, что у него запретная любовь с этой своей противной сестрой!»
«...Я могу признать, что мне он интересен»
Хотя ей было неизвестно, кому она это говорит, Лина провозгласила это в сердце.
«Мне интересен Тацуя. И не просто интересен, а чрезмерно интересен»
Эта мысль походила на ворчание. Тем не менее, она сама не понимала, на кого ворчит.
«Но это всё! Это из-за унижения, которое я из-за него испытала! Пока я не сотру пятно поражения, я не смогу выкинуть Тацую из головы!»
Нормальная девушка, возможно, язвительно заметила бы про себя, что если бы это было так, не нужно было бы готовить шоколад, наверное, следовало бы подготовить белую перчатку.
Тем не менее, на этот раз у Лины не было так много хладнокровия.
Когда у неё было такое неустойчивое настроение, и она открыла дверь, то ей стало известно об аномалии.
Её разум быстро охолодел.
Сильвия вернулась домой, поэтому Лина сейчас жила одна.
Но несмотря на это она ощутила присутствие человека.
По спине пробежал холодок.
Слишком небрежно с её стороны не знать об этом, пока не открыла дверь, поэтому она упрекнула себя. Умственно готовя себя к этому, она осторожно проскользнула внутрь.
Слишком поздно для предусмотрительности, подумала она, но закрыла дверь без единого звука.
На мгновение она подумала, что делать с обувью. Это было не такое уж и большое размышление, но она посчитала, сколько ей потребуется убирать позже.
И ещё раз она упрекнула себя: «выкинь глупости из головы!», — она тихо положила сумку на пол и осталась в согнутом положении, чтобы ринуться внутрь.
— ...Похоже, что ваше заявление о том, что способности восприятия не одна из ваших сильных сторон — скромное мнение.
И когда сверху послышался голос вышестоящего офицера с чувством отвращения, она остановилась.
— Если я вам была нужна, я сама могла бы прийти.
То, как Лина подала чай (и закуски) нельзя было тактично назвать гладким, когда она робко беседовала с Полковником Вирджинией Баранс, которая сидела за простым обеденным столом.
Тем не менее, Полковник не сразу ответила на предложение Лины.
— Возможно, вы уже это знаете, но большинство моего опыта армейской службы состоит из тайных операций. И большая часть моей карьеры была в области управления личностными отношениями.
Конечно же, Лина знала о биографии такого знаменитого человека, как Полковник Баранс. Полковник с отличием окончила престижную деловую школу, это указывало на её догадливость, которой никто не будет стыдиться, да и работала она на передовой линии немало раз; у неё была достойная похвалы военная карьера, на которую никто не пожаловался бы.
— Сейчас, когда я сообщила вам о моём опыте, Майор Сириус.
— Да, — Лина выпрямила спину и жестко ответила. Она инстинктивно поняла, хотя и на полпути, что это не те слова, услышав которые следует улыбнуться.
— В отношении текущей операции, я беспокоюсь, что вы, возможно, слишком эмоционально относитесь к цели.
Лина не ответила на прощупывание Баранс. Она пыталась себя подготовить, но когда это настало, вся её готовность оказалась совершенно бесполезной.
— Я бы никогда...
— Действительно. Может, я просто слишком много об этом думала. Если это так, тогда это не зайдет дальше, но... — сказав это, Баранс перевела взгляд на сумку Лины, которая лежала на стуле.
Плечи Лины напряглись.
Если Баранс увидит то, что в сумке, неважно, сколько она будет врать, ничего хорошего не выйдет. Она почти уверилась, что её подозрения верны, но это, вероятно, склонит чашу весов. Неважно, сколько раз она будет возражать, что это «недопонимание», будет, наверное, невозможно заставить кого-либо поверить...
— Я, тоже, пытаюсь понять вашу особую ситуацию, — тем не менее, Баранс не приказала ей показать, что в сумке, — вы единственная, кто в подростковом возрасте получил титул Главнокомандующего Звезд.
Простое осуждение сопровождалось немного другим взглядом.
— Потенциал для магии, вступившей в новую эпоху для простых людей за счет использования современных магических техник, позволившей волшебникам сделать новые открытия в энергетической теории, весьма высок, но довольно много людей говорят, что вы слишком молоды. Если бы спросили моё мнение, я бы, наверное, провозгласила, что вы слишком молоды на должность Главнокомандующего.
Голос Баранс звучал не так, как другие, скандировавшие о необычности положения Лины.
— Вам уже шестнадцать. Я понимаю, как трудно контролировать эмоции рядом с такими же шестнадцатилетними.
Понимая, как должны на неё повлиять серьезный тон и настроение вышестоящего офицера, Лина склонила уши со смиренным взглядом.
Однако увидев искренний взгляд на лице Лины, Баранс почему-то немного обиделась.
— ...С вашей точки зрения я уже старуха, но я чувствую себя на двадцать лет моложе.
— Глупости! Я бы никогда не подумала ничего подобного! — Лина отчаянно и решительно бросилась, чтобы защититься от необоснованного обвинения.
Тем не менее, вместе с тем Лина почувствовала странное и удивительное облегчение. Полковник, эта безупречная женщина-офицер, у которой совершенно нет брешей в обороне, показала немыслимо «милый» аспект, из-за которого напряжение Лины спало.
— ...Что ж, хорошо. Забудьте эту вспышку.
На лице Баранс Лина увидела взгляд, говоривший, что она обмолвилась, но это, вероятно, была центральная часть спектакля, специально сделанном, чтобы выглядеть совершенно искренне.
— ...Конечно, у меня есть эмоции к Тацуе Шибе, которые нежелательны для солдата USNA.
Поскольку это на самом деле позволило Лине стать более открытой.
— Однако я чувствую совсем не любовь или подобное. Мои чувства больше похожи на соперничество.
— Соперничество, хм.
— Да, думаю, Полковник знает о моем письменном рапорте, что Тацуя Шиба однажды меня победил.
— Понятно, вы впервые проиграли в магической битве с того времени, как получили титул «Сириус».
— Да.
По правде, с того времени она бесчисленное множество раз сражалась в тренировочных боях с Майором Канопусом, но все они были с многократными условиями безопасности, не было необходимости поправлять заявление Полковника.
— Поняла. Если это так, то разговор будет прост.
Тон Полковника тонко изменился; предыдущее настроение смешалось с нотками морозного холода.
Это сообщило Лине, что мораторий окончен.
— Майор Сириус, в настоящее время выслеживание и уничтожение дезертиров временно отложено, вам приказано вернуться к первоначальной миссии.
Лина поправила осанку ещё до того, как это заметила.
— С этого времени необходимо захватить пользователя заклинания «преобразование массы в энергию». Если захват невозможен — сделать заклинание невозможным.
Сделать заклинание невозможным — это эвфемизм, означающий обеспечить, чтобы никого не осталось, кто мог бы использовать заклинание. А именно, убить пользователя.
— С этого времени будем считать, что Тацуя Шиба — цель. Первая волна атаки будет начата завтра вечером, используя Звездную Пыль. Вы будете оборудованы Брионаком, и вмешаетесь, когда посчитаете, что время настало.
— ...Так точно, мэм, — выражение Лины стало пустым, она поднялась и отдала честь Баранс.
◊ ◊ ◊
Эрика была частью тех учеников, которым требовалось долго добираться до школы. Когда её приняли в школу, ей рекомендовали снять комнату поближе к школе. Однако она настояла на том, чтобы добираться с собственного дома.
Не то чтобы она не могла смириться с тем, что будет вдали от семьи.
Это было как раз наоборот.
Но когда отец организовал ей квартиру (он не сказал, что «снимет её для Эрики», он сказал, что «купит её для Эрики»), она упрямо настаивала, чтобы «добираться из дома».
Было несколько неудобно, но это неважно. Не в сравнение с раздражением, когда отец и брат указывают ей что делать.
Когда она возвращалась домой, дорога из станции была довольно темной, и Эрика шла, а не использовала транспорт. Такое не следует рекомендовать красивой девушке, как она, но семья совершенно не волновалась. Потому что среди извращенцев и хулиганов на полставки, называемых воришками кошельков, не было людей, обладающих достаточными навыками, чтобы совладать с Эрикой.
Это не было просто личное предвзятое мнение, но объективная правда. Сегодня Эрика снова добралась до входа в свой дом без каких-либо происшествий.
В главном доме не было её комнаты. Её «дом» был пристройкой у додзё.
В пристройке кроме неё никто не жил; как только она вошла в свою комнату, Эрика бросила сумку подальше и рухнула на кровать, даже форму не сняла. Обычно она не была такой небрежной. Просто её исчерпала ежегодная праздничная традиция, эмоции одичали после всех этих вопрошающих взглядов в её сторону в течение всего дня.
Она понимала, что выглядит хорошо (объективно она оценивала себя немного скромно), поэтому знала, что ничего нельзя было поделать со всем этим вниманием от парней её возраста (и некоторых девушек) в такой день, как сегодня, но...
«В таком случае они должны понимать, что я не подхожу для шоколада вежливости»
«С самого начала они видели лишь мою внешность», — пришла она к такому выводу, что исчерпало её ещё больше.
Свою внешность она не ненавидела.
Лучше быть красивой, чем уродливой.
Однако она думала, что недостатков столько же, сколько и преимуществ.
Эрика считала, что лучше быть такой красивой, как она, а не сталкиваться с многочисленными тяготами чрезмерно красивой девушки, как Миюки.
Но она ненавидела, когда судили лишь по внешности.
И, конечно же, она ненавидела возиться над своей внешностью.
Чрезмерная зависимость от доброй воли, идущей от твоей хорошей внешности, — лишь основания для плохой судьбы, когда будешь любить лишь ту часть себя, которая нравится другим.
Эрика была в этом уверена.
Её взгляд спонтанно перешел к месту над комодом.
Там стояла небольшая фотография в рамке.
Это была не цифровая фотография, но напечатанная, фотография женщины с каштановыми волосами, чуть посветлее, чем волосы Эрики и черты лица которой сильно напоминали Эрику. Сходство было таким, что можно подумать, что через десять лет Эрика будет выглядеть также.
Это была фотография матери Эрики, которая ушла из жизни, когда Эрике было четырнадцать.
Женщина, которая дала рождение Эрике, также была женщиной, которая создала причину того, почему она живет одна в пристройке.
Анна Розен Катори.
Таким было её имя.
По имени можно было понять, что она была наполовину немкой.
И её фамилия была не Тиба.
Для отца, главы Семьи Тиба, одной из Ста Семей, мать Эрики была «любовницей», это если говорить мягко; если использовать грубое слово старого стиля, она была его «наложницей».
Эрике не было позволено использовать фамилию «Тиба» даже когда мать умерла; более того, позволено ей это было лишь тогда, когда она поступила в старшую школу — в действительности, она не получила имя «Тиба Эрика», пока не сдала вступительные экзамены (В результате, Тацуя и не знал о существовании «Тибы Эрики»).
Эрика родилась прежде, чем настоящая жена отца умерла от болезни. Пока жена болела, они делали «такое». Эрика не думала, что у матери или отца есть какое-либо оправдание тому, что они сделали. Это может показаться холодным, но она тогда половину вины положила и на мать.
Тем не менее, она не могла принять, что только мать должна считаться виновницей. В конце концов, больше ответственности было за отцом.
Были времена, когда она не знала причину презрительных взглядов, когда прятала своё маленькое тело, не издавая ни звука.
Также было время, когда она дико махала мечом, чтобы признали её и её мать. Тогда она и стала идолом Додзё Тиба. Среди молодых учеников додзё собрались умелые ученики и сформировали «личную свиту Эрики», потому что видели, что Эрика потеряла энтузиазм к фехтованию, после того как потеряла мать, и часто совали свои носы в её личные дела.
Оглядываясь назад, она считала, что сейчас самое богатое, самое приятное время в её жизни.
Подруги, которые смиренно признавали, что ей не ровня, и парни, которые не видели её сердце, сколько бы на неё не смотрели.
Одноклассники, согревающие сердце,
Друзья, с которыми можно ругаться и которых можно дразнить,
Друг детства, которого тоже можно подразнить.
Группа друзей, которые признали её «силу» и шанс применить эту силу.
Сейчас махать мечом было весело.
Время, потраченное на практику меча, было потрачено отнюдь не впустую.
Когда она была с ними, чувствовала, что может стать значимой.
Поэтому она не хотела беспокоиться тривиальными любовными играми.
Размышляя, она лениво смотрела в потолок, когда вдруг раздался звонок двери. Не сигнал, чтобы ответить, но сигнал открытия двери. Поскольку она не повернула ключ, посетитель, вероятно, вошел свободно.
Она никак не могла выглянуть из комнаты, чтобы увидеть, кто это — она не намеревалась себя вести, будто занервничала.
Она проверила время.
Слишком рано, чтобы сесть за ужин.
Два старших брата (естественно, у них обоих была другая мать) и старшая сестра (конечно, у неё тоже была другая мать) если прямо — ненавидели с ней сидеть; что до Эрики, она считала такие времена потраченными впустую. Поскольку было очевидно, что всякий раз, когда они встречались, не только старшая сестра, но и она чувствовала неловкость, не было необходимости слишком упрямиться.
Как раз когда она собиралась подняться, чтобы посмотреть, кто это, послышался стук в дверь.
По звуку шагов, ровному дыханию, и контролируемому присутствию, личность того, кто это мог быть, была сужена до двух братьев. Так как старший брат уделял всё своё время определенному делу и должен был каждую ночь возвращаться домой поздно...
— Тсугу-анюэ? Пожалуйста, входи, — сказав это, она встала с кровати и села перед столом.
— Извини, что прерываю твой отдых, Эрика.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
