1. Белый дар. Долг гильдии

Плюс же мне из этого в том, что сумела заинтересовать врагов неизвестного пока игрока. А это уже немало. Ведь раз заинтересовала, значит, есть чем. Соответственно, просто не заметить меня, убрать из игры, забыть обо мне у них уже не выйдет.

И, наконец, в-третьих, я поставила на ауру Истера маячок. Нет, он, конечно же, не дурак, поэтому с помощью артефакта проверит и себя, и комнату на наличие подобных подарочков. Не только проверит, но постарается сделать это тщательно. Как можно тщательнее.

Но именно этот маячок создали полевые целители для того, чтобы не терять на больших пространствах найденных пациентов, которых по причине обилия последних они не могут сразу унести. Помогает при боевых действиях, когда много раненых и всех надо доставить в госпиталь... А вокруг бушует чужеродная магия, способная сбить все настройки обычных маячков. Именно поэтому эта модификация привычного заклинания была видна в магическом плане лишь целителям и обладателям чёрного дара. Истер Овен её не разглядит, даже купив очки.

Зато мой маячок точно заметит чёрный маг, и если он достаточно трезвомыслящий, то точно поймёт, что это приглашение к личной встрече. Надеюсь на это.

А вот уже с ним можно будет поговорить спокойно. Маг мага поймёт всегда... А до этого нужно понять, какие у меня есть козыри. И, что с ними можно сделать.

* * *

Вся следующая неделя стала временем активных контактов с окружающими. Если раньше я старалась довести до минимума любое общение, то теперь приходилось терпеть обратное. Подобное не могло не быть замечено сверху, но реакции не последовало. Однако мне самой не слишком нравилась выбранная людьми вокруг меня и мной самой линия поведения.

Взять хотя бы местный преподавательский коллектив.

Именно эти дни они выбрали для определения моего места в структуре их взаимоотношений...

Началось всё с уже знакомой девушки, подошедшей ко мне в столовой. Это она в одно из моих занятий со мной пересеклась, когда хотела забрать детей к себе на урок. Ожидаемо было бы неприятие с её стороны, но никак не желание общаться.

— Здравствуйте, — с вежливым, но каким-то не слишком дружелюбным прищуром начала она разговор.

Я же, одиноко сидя за своим столиком, лишь подняла на неё флегматичный взгляд. Осмотрела внимательно, что вызвало у неё волнение, мигом её разозлившее. Потом кивнула в знак приветствия, намекая на нежелание общаться. Она была бесполезна. Совсем. И абсолютно.

Дать она мне ничего нужного не могла. Выгоды от такого знакомства я пока не видела, хотя это и не значит, что её, выгоды, совсем нет. Тем не менее, зачем создавать этот новый контакт при неясных перспективах?

Девушка считала иначе...

— Нам бы, — снова попробовала она заговорить, дальше немного исправилась, — мне бы очень хотелось, чтобы вы хоть раз посетили планёрку.

Дальше я её не слушала, осознав, что сюда она села, только чтобы намекнуть, что со своими обязательствами я не справляюсь. Отвернулась окончательно, лишь бросив:

— В контракте этого условия не оговаривалось.

И продолжила трапезу, зная, что сегодня ещё раз так плотно поесть не удастся. А уж сейчас меня откровенно раздражали социальные порывы сидящего напротив существа.

Что за манеры?! Прерывать мою еду... Наглость.

Девушка же определённо была со мной не согласна, что доказывало её крайнее раздражение. Даже ярость.

Она змеёй прошипела следующую фразу:

— Вы, как учитель, обязаны посещать планёрки и присутствовать при обсуждении...

Закончить предложение я ей не дала, хмуро повернувшись и встретившись с ней взглядом:

— Тебе лично я ничего не должна. А все свои долги я верну и без посторонней помощи. — смотря глаза в глаза, я не отпускала её, — поэтому, девочка, не трогай меня, пока я такая добрая.

Вот и показала характер. А ведь так не хотелось это делать раньше времени. Не хотелось даже намекать на свою небезобидность.

Я с какой-то иррациональной обидой смотрела вслед с яростью вставшей и ушедшей преподавательнице. Той было все равно.

* * *

Первокурсники за эти две недели, когда либо отменяли занятия в связи с моей усталостью из-за госпиталя, либо переносили, успели соскучиться. И это было удивительно! Действительно удивительно! Раньше мне не приходилось бывать в таких ситуациях.

И на сердце было так неожиданно тепло от того, как радостно меня приветствовали, а особенно моя пятёрка. Как горели жаждой новых соревнований и конкурсов их глаза. Жаль, что жажда знаний сопровождалась жаждой развлекаловки.

Я даже скупо им улыбнулась, ощущая непривычное желание, сделать свою работу не только качественно, но и интересно для этих подростков. Чтобы снова увидеть огонёк в их глазах.

— Итак, сегодня мы будем поверхностно изучать магическую анатомию человека, — спокойно и внезапно, как и всегда, начала пару.

Дети подобрались и приступили к конспектированию. Молодцы. Их тут учат записывать каждое слово преподавателя, развивают память посредством переписывания конспектов. Ведь их тетради были местными, а потому спустя месяц уничтожались автоматически. Чтобы конспекты, необходимые для сдачи экзаменов, остались, надо было постоянно переписывать старые лекции. В общем, они быстро выучивались.

Занятие я начала с некоторых определений.

А дальше я сделала беспроигрышный ход и вызвала к кафедре свою пятёрку, а уже на них показывала особые места, где энергетические каналы сплетались в узлы или, наоборот, почти исчезали. Где виднелись рудименты системы магических каналов. В общем, всё и больше по теме.

Поскольку была такая возможность, я сделала всё это с подсветкой тех самых каналов, на ходу переделав одно из медицинских заклинаний, позволяющих более детально увидеть место повреждения. Подсвечивать каналы у пятёрки было легко, ведь они свою систему систематически разрабатывали, давая равную нагрузку на всё, что у них было.

И выражение восторга на лицах детей стало лучшей наградой. Особенно поразило то, с каким энтузиазмом они рассказывали о том, что знают по этой теме. Такое рвение несколько дезориентировало.

А потому конец занятия принёс некоторое облегчение. Ведь какими бы приятными ни были новые чувства, проклюнувшиеся в душе подобно подснежникам, они были ещё слишком непонятными... И это мне не нравилось.

Новой попытке найти со мной в контакт от других учителей я подверглась как раз после урока с первокурсниками. Прямо сразу же после. Как вышла в длинный коридор с поскрипывающими под ногами досками, так и узнала о намерениях нескольких из преподавателей.

И, надо признать, в этот раз попытка контакта была куда более успешная...

— А вы знаете, что через неделю сюда приедет комиссия из начальства, чтобы посмотреть на уровень подготовки преподавателей и учеников..., — именно этот обрывок разговора я услышала, идя по коридору.

Споткнулась. Остановилась. Осмыслила. И пошла дальше.

То, что это было подстроено специально так, чтобы я услышала именно этот кусочек, было очевидно.

Почему иначе двое преподавателей, обронивших данную мысль, так многозначительно переглянулись? И почему они тогда отнюдь не случайно повысили тон именно на этой фразе, чтобы уж точно она до меня долетела? Зачем они гуляли в не самом популярном крыле, где лекций у них нет. И как они ушли от своих студентов сразу после звонка, чтобы пройтись мимо этой аудитории?

Нет, таких случайностей не бывает.

Однако в достоверности выданной мне информации у меня были всем понятные сомнения.

Впрочем, они развеялись, когда я увидела то, что ранее совершенно не замечала под тяжестью навалившихся проблем.

Вся академия преобразилась...

Ученики надевали парадную форму, учителя строго следовали правилам, судорожно пытаясь научить детей хоть чему-то. Обслуживающий персонал вспомнил о своих обязанностях.

Все этажи отмыли, главный вход украсили, а капитан Винсент вот уже несколько дней требует досдачи всех документов и отчётностей. Те студенты, что не закрыли прошлую сессию, были вызваны на разговор с куратором. Даже редкие картины на лестницах тоже отмыли, показав под слоем пыли сюжет рисунков.

Теперь я не понимала, как могла не заметить всего этого?! Как?!

Или я, сосредоточившись на деталях, перестала видеть общую картину?! То, для чего меняются детали. Ведь эти мелкие изменения я видела, автоматически запоминала, но общую картину не составляла

Ладно, прошлое уже не имеет значения. Ошибки, надеюсь, учтены, и в следующий раз такого не должно повториться.

Надо подумать, чем мне лично грозит внезапный приезд начальства. Что они могут узнать? Как отреагируют? Какие будут проверки? И есть ли у меня что-то, что может привлечь внимание проверяющих?

И самое главное — дети.

Сейчас они лишь подрастающее пушечное мясо, однако у них есть шанс. Если их, конечно, заметят сверху, то это будет гораздо лучше, чем идти в первых рядах армии. Им просто нужно привлечь внимание, ведь их жизни имеют ценность. По крайней мере для меня.

В среднем обычный солдат живёт в открытом бою около пяти минут. И так не хочется данную роль применять по отношению к тем любознательным мордашкам, что я вижу каждый день! Они ведь маги, их первыми бросят на врага.

Значит, надо всё подготовить так, чтобы вся комиссия была поражена в лучшем смысле этого слова. Ещё одна головная боль. Но взваленная на себя добровольно, а потому приятная головная боль.

* * *

Тем же вечером ко мне подошла моя пятёрка со старшекурсниками. Подошли они стремительно, с мрачными лицами, на которых не было ни капли дружелюбия. И я прекрасно знала, что они желали у меня попросить. Знала задолго до их прихода. Вот только они оказались куда настойчивее в достижении понятной мне цели.

Так и случилось...

— Здравствуйте, — несколько смущённо, но всё же чётко понимая, что им надо, вразнобой поприветствовали меня подростки и юноши с девушками. Двое незнакомых мне учеников позади пока не подходили, но смотрели недоверчиво.

Я ответила им всем тем же и решила пока дать им выговориться.

Нет, я не собиралась помогать им просто потому, что добрая и так далее... Они сами должны понимать свой шанс! И сами обязаны ко мне прийти, что и произошло! Ведь это им нужно, не мне.

Какой толк протягивать нищему золото? Не лучше ли, чтобы он сам его заработал, а не спустил внезапные монеты в ближайшем кабаке?

Я принципиально считала, что люди обязаны сами всего добиваться... Таким я согласна помочь, но тянуть на себе бездельников — увольте! Тем более моя ситуация не предполагала бескорыстной помощи.

Я не альтруист и далеко не святая. Было бы странно, если бы эти слова стали синонимичны моему имени.

Поэтому детей я не прерывала, давая им рассказать всё то, что они приготовили:

— Мы очень хотим вас попросить, — постоянно сбиваясь, неуверенно начал один из группы, видимо, самый смелый, — так вот, мы очень хотим вас попросить помочь нам с подготовкой к...

Его прервал один из моей пятёрки, тот самый оборванец:

— Как вы знаете, — стал торопливо говорить он, — через неделю к нам прибудет проверяющая комиссия, и это может дать нам шанс на...

Его перебил Шир, взявший на себя главенство над пятёркой:

— Мы можем перед этой комиссией себя показать в наилучшем свете, если вы нас научите чему-нибудь...

Я обвела взглядом всех собравшихся. Десять человек. Слишком много для индивидуальных занятий, слишком мало для массовой помощи всем ученикам.

Что ж, именно их я и научу этому таинственному 'чему-нибудь'.

— Завтра в пять часов утра у меня пробежка, — решила немного сократить число учеников, — если успеете, то чему-нибудь да научу...

Когда все разошлись, кто-то недовольный ранним временем, кто-то удивлённый, а кто-то радостный, то мне стало интересно, а к кому пошли другие дети? Или они понадеялись лишь на свои силы? И почему именно меня выбрали эти десять подростков? Хотя их уже значительно меньше десяти, в пять часов встанут лишь самые упорные, значит, есть шанс, что моя помощь не пропадёт впустую.

Но я была не уверена, что они пришли сюда сознательно, а потому и спросила у Шира, ещё не успевшего скрыться в лабиринтах коридоров:

— Не мог бы ты мне сказать причину того, что вы выбрали меня, целительницу, в качестве помощницы? Помощницы в важном для вас экзамене?

Он неуверенно кивнул и, глядя в пол, ответил:

— Просто вы хорошо объясняете и много знаете...

— А если попробовать сказать правду? — прищурилась.

Возникла небольшая пауза. Пустые коридоры, где уже не было пыли, а под ногами не хрустели бумажки-подсказки, почему-то лишали последней уверенности Шира. С друзьями тот был куда решительнее.

— Ну-у, вас остальные учителя боятся и уважают, — совсем тихо добавил мальчишка, — и нам к вам посоветовал обратиться преподаватель по физической подготовке.

Он торопливо убежал к друзьям, выглядывающим из-за дальнего поворота, а я ещё долго думала, что, попытавшись мне досадить вниманием детей, Истер Овен, наоборот, помог и мне, и им. Вот не верила я в его благие намерения. Скорее, обычная мстительность.

Поскольку служебные обязанности никто не отменял, пришлось почти всю ночь пробыть в лазарете, исправляя ситуацию с ранеными. Запах лекарств настолько пропитал меня, что даже волосы продолжали этой вонью напоминать бессонную ночь. В общем, я не выспалась.

Зато по результатам этого дежурства почти все пациенты получили шанс на выздоровление. Остальные же, конечно, выживут, но вряд ли сумеют исправить ситуацию с инвалидностью. Тут нужно индивидуальное лечение и больше внимания опытных целителей. А я этого дать им не могу. Да и не хочу. Всё равно, что плевать в море, надеясь увидеть когда-нибудь море из слюны. Они ведь снова пойдут на войну, снова получат травмы. А лечение станет бесполезным.

А ведь насчёт приращивания отрезанных, оторванных и так далее рук и ног я сразу сказала, чтобы они приносили материал, который надо, собственно, прирастить... Потому как создавать что-то из ничего не умеют даже целители.

Не прихватили лишнюю ногу? Не нашли новой конечности? Ну и ладно, ваш единственный шанс упущен... Соболезную.

Почему-то, когда я им это сообщала, в их глазах появлялась ненависть. Винили они меня, а не свои глупые идеалы и принципы, заставившие их пойти на войну. И совсем не винили военных лекарей, не захвативших их конечностей.

Это раздражение по отношению ко мне могло бы плохо кончиться, но всех таких мужчин Дора по моей настоятельной просьбе поила успокоительным. И мне было без разницы, что это замедлит выздоровление. Проблем из-за неуравновешенности некоторых не хотелось. А раз уж они не в силах принять ответственность за свои решения, значит, они и не особо нуждаются в чьей-то помощи.

— Дора, — обратилась к ней после последнего осмотра, руки уже привычно записали в блокноте его состояние, и я была уже почти свободна, оставалось лишь одно, — нам с тобой надо поговорить.

Она сразу всё поняла. Сглотнула. Кивнула, скрывая появившуюся в глазах искорку сомнений. И мы вышли в кладовку.