Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
— Надя, подожди. Я не...
— Я поняла — не веришь! Мне все равно! — злость — единственное, что поможет ей сохранить гордость. Когда он нанес ей такой удар. Когда он ТАК о ней думает. Но королевы, даже смертельно раненые, не падают на колени. И погибают с гордо поднятой головой. Расправила плечи, усилием воли заставила себя посмотреть ему в глаза. — Мне по фигу, что ты мне не веришь! В то, что у меня было всего трое, не три десятка, не три сотни, а всего лишь трое. Или в то, что ты первый с кем я... — тут она запнулась, говорить об этом неловко, но она же шлюха в его глазах, таким можно говорить все, что угодно. — Я оргазм в первый раз в жизни испытала... пару месяцев назад. Догадаешься, с кем?
Вик попытался что-то сказать, но она его перебила.
— Я раньше... до тебя... всегда терпела только... скорее бы кончилось. Всегда... старалась избегать этого... по возможности. Странно, да? Для той, которую ты считаешь такой... многоопытной. А мне не нравилось! Пришлось научиться притворяться, что мне хорошо. Чтобы не лезли лишний раз, чтобы быстрее отстали, — усмехнулась горько, над собой. — Могу сдавать экзамен по имитации оргазма. Хотя... в реальности все было по-другому. Гораздо... гораздо... не знаю! Иначе.
— Надя, послушай...
— Не буду я тебя слушать! Я уже поняла, что ты мне не веришь! Даже в то, что ты единственный... — тут щеки залило предательским румянцем, но она решила идти до конца в своей откровенности. Вряд ли им выпадет шанс еще так поговорить. Вряд ли она еще раз решится так открыться. — Ты единственный, кому я позволила... кто... — она прикусывает губу, как же неловко, почти стыдно об этом говорить. Но — к черту! Она же общедоступная в его глазах! — Ты первый... и единственный... кому я позволила... ласкать... целовать себя... там. Чтобы ты там ни думал — я перед каждым встречным ноги не раздвигаю!
Все, а вот теперь надо уходить. Бежать. Спасать королевское достоинство. Потому что Надин Соловьева никогда не плачет. Но и любимый ее никогда до этого не предавал.
Она делает два шага вперед. Он делает шаг навстречу.
— Стоять.
— Что?! Стоять?! Ты не путаешь меня с вашей таксой? Это ей ты можешь командовать — стоять, сидеть, лежать, голос! А я... я узнала все, что хотела, а теперь ухожу! — дернула головой: — С дороги!
— Это правда? То, что ты сказала? — он взял ее за плечи, в глаза смотрит. Взгляд его слепит, руки на плечах, кажется, жгут. Так хочется вырваться, убежать! Но надо доиграть до конца.
— Что, поверил? — смеется, громко и неестественно. — Ой, Витя, ты такой смешной и наивный! Конечно, нет, неправда. С тобой я тоже притворялась. Чтобы не нанести урона твоей нежной психике. Я виртуозно имитирую оргазм!
В его лице не дрогнуло ничего. Смотрит все так же внимательно, и так же крепко держит за плечи, не вырваться.
— Это правда? — повторил.
А Надя вдруг понимает — не удастся сохранить лицо. Силы кончаются, что-то внутри рвется. Она закрывает глаза. И говорит, почему-то шепотом:
— Как бы я хотела... Как бы я хотела сказать, что это неправда. Что ты такой же, как все. Что с тобой так же, как с другими. Только... только это не так, — она открывает глаза, и Вик почти с ужасом видит — глаза его королевы полны слез. — С тобой все по-другому... совсем по-другому... С тобой... Ты... особенный... Ты... — она снова закрывает глаза, будто не в силах смотреть на него. И совсем тихо произносит: — Как ты мог ТАК думать обо мне?..
Он потрясенно, не веря своим глазам, смотрит, как из-под длинных темных ресниц сбегает первая слеза. За ней еще одна, и еще...
— Надюша...
— Как ты мог, Вик?.. — она словно не слышит его. — Что ты за человек, если мог так думать обо мне?! Когда ты для меня... Когда я тебя...
Слезы катятся градом, глаз она не открывает. Его охватывает ощущение, близкое к панике. Кажется, он снова все испортил. Он просто дурак, клинический идиот, ведь она говорит правду, он это чувствует!
— Наденька, — осторожно касается ее волос, гладит по голове. — Я, кажется, не так все...
— Как ты мог, Вик?.. — повторяет она чуть слышно, всхлипывает, глаза по-прежнему закрыты. — Как ты мог так плохо думать обо мне, Витя?..
— Девочка моя...
— Как ты мог оставить меня, Вик?! За что?! — и она зарыдала, по-настоящему, уже не сдерживаясь, вздрагивая всем телом.
— Надюша... — обхватил ладонями ее лицо. — Посмотри на меня, пожалуйста...
Медленно поднимаются вверх слипшиеся острыми треугольниками темные ресницы. Любимые синие глаза. Синее море тоски, обиды, горечи.
— Как ты мог, Витя?! Как? — и потом, после судорожного вздоха, пытаясь удержать рыдание: — Ненавижу тебя!
— Люблю тебя! — все, что-то изменилось в нем мгновенно, невозвратно. Он ее не отпустит. Никогда. Ловит губами соленые капли на ее лице. — Люблю тебя, девочка моя. Прости меня, солнышко, любимая, прости меня...
— Как ты мог?! — кажется, она не может сказать ничего другого. — Как ты мог ТАК думать обо мне? Почему ты меня бросил? За что?
Да как ей объяснить то, что он и сам теперь не понимает. КАК он мог уйти от нее?!
— Я просто закомплексованный болван! Который судит о других по себе! Прости меня, я просто... напридумывал себе черт знает чего, свалял дурака! Но ты же у меня умничка, ты должна простить меня, да, Надюша?..
— Ненавижу тебя... — стонет сквозь слезы.
— Неправда, — шепчет он ей в губы, наклонив голову, прижавшись своим лбом к ее. Внутри какая-то странная уверенность и одновременно — пустота. — Скажи мне это. Ты же за этим приехала. Чтобы сказать. Скажи. Пожалуйста.
Она вздыхает, прикусывает дрожащую губу. И он, обмирая от предвкушения, слышит то, что очень давно мечтал услышать от нее:
— Я люблю тебя.
— Дааа, — Вик выдыхает это слово откуда-то из самого сердца, прижимает ее к себе так крепко, что Надя охает от боли. Слегка ослабляет давление рук, и целует — виски, кончик носа, дерзкие скулы. — Да, девочка моя, да... Да, моя хорошая... моя любимая... ты только прости меня, идиота... Хочешь, на колени встану?
— Не хочу. Лучше поцелуй.
И он поцеловал.
____________________
Бывают такие моменты в жизни. Краткие, не фиксируемые сознанием как отрезок времени. Они мимолетны, их нет. И в то же время — они меняют все. ДО этого момента ты одинок, несчастен, впереди нет ничего, кроме тоски. А в следующее мгновение — ты господин этого мира, у тебя есть все, что тебе нужно, ты счастлив, ослепляющее, безмерно счастлив, потому что у тебя есть он, любимый человек. И между этими двумя состояниями — невозможно краткий миг. Точка разрыва, мгновение, когда стрелочник твоей жизни переключает что-то, и твоя жизнь уносится куда-то совсем в другом направлении. В сторону света, радости, счастья. Туда, где есть все.
______________________
— Вик, ты мне поверил? — они целовались долго, очень долго. А теперь просто стоят, обнявшись, боясь сдвинуться с места, словно то, что произошло между ними, пока еще невозможно хрупко.
— Конечно, — в его голосе нет и тени сомнения. — Ты никогда не говоришь неправды, Надюш.
— Да? — она невесело усмехается. — Только не говори мне, что ты не понял, что я соврала про вирус.
— Я... я думаю, что у тебя была веская причина, — он странно уверен.
— Очень веская, — Надя смущенно утыкается ему носом в плечо. Но ей кажется ужасно важным рассказать ему об этом. — У меня тогда... менструация началась... и я не знала, как тебе сказать...
— О, Господи... — у него вырывается смех пополам со стоном. — Знала бы ты, чего я напридумывал себе...
— Да я уже поняла, что ты просто мастер по части напридумывания. Расскажи.
— Лучше не буду. Вдруг этот идиотизм заразен.
— А ну говори!
— Ох... — он вздыхает. — Ну, если коротко — то я решил, что не нужен тебе. Что ты меня избегаешь.
— Дурак! Впрочем, — и она тоже вздыхает, — и я тоже... хороша. Оба мы с тобой дураки.
— Наверное, — соглашается. — А еще я боялся... что ты меня все-таки не простила за... — в глазах на мгновение мелькает отблеск того самого коктейля стыда, раскаяния и боли, — за... тот раз.
— Нет, — проводит рукой по его лицу — скула, лоб, непривычный жесткий ежик. — Ты же знаешь. Я простила сразу. Не думай об этом. Забудь.
— Я не могу.
— А ты попробуй. Меня гораздо больше другое беспокоило...
— Что? — она чувствует, как он напрягся.
— Вить, я все никак не могла понять... как ты мог так долго ждать? Терпеть? У меня это просто в голове не укладывалось...
— Знаешь уже, да? — он невесело усмехается. — Я выгляжу жалко? Кажусь странным?
— Ты ооочень странный. Но я тебя все равно люблю.
— Скажи еще раз, — у него такие глаза, что недоверчивое счастье в них просто слепит.
— Люблю.
Он зажмуривается и прижимает ее к себе крепко-крепко. Кто-нибудь, убедите его, что все происходит на самом деле!
— Витя, — Надин голос звучит слегка глухо, она говорит, уткнувшись в его грудь, — а вот ты сейчас о чем думаешь, а?
— Честно?
— Честно.
— Я пытаюсь вспомнить, где находится ближайшая аптека.
— Зачем это? Тебе что, плохо?
— Мне слишком хорошо.
— Вик?!
— Надь, у меня дома... — улыбнулся смущено, — презервативов нет.
— Ах, вот о чем речь идет... — Надя поднимает к нему лицо, усмехается лукаво — Знаешь, меня это скорее радует, чем нет. Значит, местных негритянок не обхаживал...
— Надя! — он теперь уже смеется, даже лицо ладонью прикрывает. — Ну, ты даешь! Да мне не до того было...
— Ладно, я более предусмотрительная. У меня есть с собой.
— Правда?
— Конечно. Я же приехала тебя соблазнять, — она улыбается, а он просто плавится от ее улыбки. Так, все, сейчас они снова будут целоваться!
И не только целоваться.
Любить. Загрубевшими от струн кончиками пальцев по изгибу спины.
Любить. Жарким дыханием по шее, сходя с ума от его запаха.
Любить. Губами по разлету ключиц и потом дальше, ниже.
Любить. Ладонями по широкой спине, гладкой коже.
Любить. Просто — любить.
Глава 14. Ты не задумываешься о том, откуда ты отправляешься и где находится пункт назначения, ты не представляешь, сколько времени отпущено человеку.
(с) Еко Тавада "Подозрительные пассажиры твоих ночных поездов"
Он плохо спал в ту ночь. Ужасно спал, если уж называть вещи своими именами. Постоянно просыпался. То от ее нечаянного движения во сне. То, наоборот — когда не чувствовал ее рядом с собой, когда разрывался контакт тел: хотя бы кончиками пальцев касаться ее — руки, бедра, чего угодно.
Безумно хотелось обнять ее крепко-крепко, прижать к себе. Но Надька во сне сегодня почему-то постоянно отбивалась от него. А он не мог, ему надо было... Чтобы поверить.
В очередной раз подвинулся к ней, откатившейся почти на край кровати. Притянул к себе. Вот, так правильно, так хорошо.
— Вить, — Надя бормочет сонно, — перестань меня тискать. Давай спать.
— Извини, — вздыхает. — Спи, конечно, — поцелуй в плечо и он отодвигается.
— Эй, куда ты... — теперь уже вздыхает она, все так же сонно. — Иди сюда, — в одно мгновение оплетает его руками, ногами, утыкается губами под ключицу. — Все, лежи и не дрыгайся. Спим.
Лежи и не дрыгайся. Ну и как это объяснить одной особо непослушной части тела, которая совершенно предсказуемо реагирует на прижимающее к ней обнаженное девичье тело? Как?!
В общем, ужасно он спал в ту ночь. Не выспался. Едва не опоздал на работу. Нет, будь его воля — он бы опоздал. Потому что когда зазвонил будильник... И привычное явление "утренней феи"... И еще одна фея рядом с ним — голенькая и теплая...
Фея на поверку оказалась мегерой и выгнала его из кровати, не солоно хлебавши. Мотивируя как раз тем, что он на работу опаздывает. Ну, хоть поцеловала на прощанье. И как поцеловала... Он действительно едва не опоздал на работу.
В офисе над ним, непривычно рассеянным и неприлично много зевающим сначала смеялись. Потом Вику надоело, и он соизволил дать пояснения о приехавшей к нему из России герл-френд. Заодно и фотографию Нади показал. Смеяться перестали. Стали завидовать.
За этот день они с ней обменялись, наверное, сотней смс. Надя комментировала каждое свое действие.
"Из-за тебя я не выспалась, чудовище"
"Я тоже из-за тебя не выспался, красавица моя"
"Мурррр... Витька, а ты чем питаешься? В холодильнике как в музее. Тихо и гулко"
"Упс... Давай, закажу тебе пиццу?"
"Не хочу пиццу. Пойду, куплю себе шоколад"
"Куда ты собралась?! Город незнакомый. Надь, ну не хочешь пиццу — давай суши закажу?"
"Не хочу суши. Хочу шоколад"
"Давай, закажу тебе шоколад. С доставкой"
"Витя! Меня сейчас чуть кондрат не хватил! Что это за тетка пришла?!"
"Ой! Прости-прости. Забыл предупредить. Это уборщица"
"Все, я пошла за шоколадкой. И кофе где-нибудь выпью"
"Осторожнее, пожалуйста"
"Чего мне бояться? У вас тут рассадник маньяков? О, у тебя такой сосед симпатичный..."
"НАДЯ!!!!"
"Его зовут Тим... Он работает дизайнером одежды, представляешь? Как интересно. Я думала, тут одни сплошные программисты"
"Ты хочешь, чтобы его смерть была долгой и мучительной?"
"Успокойся, Отелло! Он гей"
"Он сам тебе это сказал?!"
"Видно же. Бедный Витенька, живешь с геем за стенкой... Ммм, какой капуччино вкусный"
"Ты где?"
"Понятия не имею. Какая-то улица. Красивая"
"Осторожнее, прошу"
"А что со мной может случиться?"
"Не знаю. Просто будь осторожнее. Ради меня. Я тебя так люблю"
"И я тебя люблю, Вик. Приходи скорей"
"(((( Я понял, что ненавижу свою работу"
"Это слишком категорично. Все, иди, работай. А я пошла искать себе приключения"
"НАДЯ!"
"Выдыхай, бобер. Я в музей схожу. Папа рассказывал"
"Вот! В музей можно"
"Спасибо, о, господин"
"Мне нравится, как это звучит"
":-Р"
Работник из него сегодня просто никудышный. Сосредоточиться не получается ни на чем. На счастье, коллеги сделали скидку на его состояние и ни с чем серьезным не пристают.
Все мысли о ней, на лице перманентно идиотская мечтательная улыбка.
Приехала. Его умница, его девочка, его солнышко. Приехала. Набралась смелости, решилась и приехала. В отличие от него, труса. Когда он, с высоты своего сегодняшнего ослепительного, жаркого счастья представляет... Что этого могло бы и не быть... если бы не Надя. Неужели так могло бы быть — что двое любят друг друга и не вместе... просто из-за какой-то сущей ерунды?! Он любит ее безумно, всю, за все. Но за этот поступок, за то, что решилась, перешагнула через свою гордость — за это он любит ее отдельно. И совершенно точно сделает выводы. И не будет больше молчать и выдумывать себе глупости. Только не с ней. Это может слишком дорого стоить. Непомерно дорого.
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |