Лоханка

Мы ждали следующий день. И он нас не разочаровал:

Конные разъезды проявились ещё в утренних сумерках. И вдали замаячили броневички.

— Четыре Чийоды и две Осаки, — доложил по радио командир. — Идут в сопровождении конных разъездов по направлению к реке.

Ответа удалённой станции я через свой детекторный приёмник не расслышал.

— Так вот, Ваня, — продолжил отделенный уже для меня, — нам следует дождаться тех, кто выслал эту головную заставу. А, как всё начнётся, твоя задача быстро вернуться в расположение. Таков приказ.

— А что начнётся? — полюбопытствовал я уже по телефону.

— Дык рази ж угадаешь! Вон видишь, пехота топает. А за нею ещё кто-то пылит.

— Не вижу пока. У меня голова на метр ниже, а тут ровно, как стол.

— Погоди чуток. Они движутся на нас. Аккурат километром левее должны пройти, где старый след кочевой тропы, его они и держатся. Это я тебе как природный цирик квалифицированно толкую — в голосе командира слышна ухмылка. Мы ведь сейчас все в форме и со знаками различия монгольской армии.

— А как разъезд на нас наедет? — спрашиваю.

— Вот тогда сразу и начнётся. Удирать станем. В случае преждевременного обнаружения демонстрировать страх и панику. Иначе спугнём.

Разъезды нас не засекли — не напрасно мы так тщательно закапывались. Ну и ближе полукилометра никто так и не проехал — фланговые группы двигались далеко, километрах в трёх. Тут ведь ровно и голо — всё насквозь видать. А броневички держались тропы, хотя и не гуськом они шли, но и не разбредались далеко друг от друга. Неспешно катили. И конница пылила следом компактной группой.

Пехотные колонны, между тем, приблизились, а потом ушли за наши спины — я видел их в задний перископ. Лошади тянули орудия, похожие на наши трёхдюймовки. Батареи следовали одна за другой. И еще на повозках лежали какие-то маленькие пушечки с торчащими в стороны носилочными рукоятками. Наконец, показались танки. Одни силуэтом похожие на наши тридцатьчетвёрки — "Чи-Ха", а другие смахивали на тот самый "Борец за свободу Товарищ Ленин", только чуток длиннее — "Ха-Го".

Вот, когда они с нами поравнялись — примерно на километр левее, вот тут и началось: на колонну посыпались снаряды и мины. А нам сразу стало нужно "выходить к своим". Ха, и ещё раз ха! Ведущий транспортёр, стряхнув маскировку, выбрался из окопа, развернулся и действительно заспешил назад в сторону реки, но так, чтобы доставать из пулемёта до японцев, не попадая под снаряды наших невидимых батарей. Я же велел править в сторону танков. Те, которые старого образца, удачно подставились, отвернув от колонны влево, чтобы уйти из под обстрела и повернулись а профиль. На наше появление они никак не отреагировали.

— Короткая, — командую я Сене.

МОТка замирает и я всаживаю два двадцатитрёхмиллиметровых снаряда в башню ближайшего "Ха-Го". Вторым попадаю. МОТка без команды делает рывок вперёд.

— Короткая, — и добавляю ещё три снаряда туда же. А танк ворочается ко мне носом — кажется, там пулемёт.

— Короткая, — ещё два снаряда прямо в лобовой лист.

— Вижу дырки, — радуется Сеня, срывая машину с места. А по корпусу стучат винтовочные пули. Хе-хе! Из Арисаки нас не возьмёшь — слабовата она для этого. Обстрелянный танк продолжает поворачивать — непохоже, что внутри остались живые. Зато тот, что шёл впереди, стрельнул по нам из пушки. Не попал — снаряд полетел в никуда. Ну так на то и мала наша машинка, чтобы чаще мазали.

— Короткая, — и я словно гвозди забиваю снаряды по одному в башню, в водительское место и рядом с пулемётным стволом. Всё, ближние цели обезврежены. Перезарядка. Девять патронов в обойме, девять обойм в магазине.

Тем временем ведущий транспортёр удаляется влево, наращивая дистанцию между собой и терзаемой снарядами колонной. Я следую за ним, на ходу истратив заодно обойму гранат по обслуге батареи, что разворачивает орудия, но не могу оценить их эффективность — нас слишком трясёт, отчего изображение в перископе прыгает. Зато гибель конного разъезда, попытавшегося сблизиться с ведущей бранзулеткой наблюдаю отчётливо — несколько коротких очередей из крупняка, и лошадки скачут с пустыми сёдлами.

Транспортёр улепётывает к реке, держа примерно двадцаточку, а мы пристроились сзади. Несколько снарядов, выпущенных танками никого не задевают, но одна из японских гусеничных бронированных машин явно делает попытку перехватить нашу парочку — она прилично притопила и приближается справа. До неё с километр.

— Стоп! — расходую по "Чи-Ха" полную обойму пушечных снарядов, но не уверен, попал ли хоть раз. — Вперёд! — сменяю обойму в пушке. — Стоп, — выдаю очередь "до железки". — Вперёд, догоняй наших.

Мотка, словно пришпоренная, мчится вслед за бранзулеткой, а "Чи-Ха" нас больше не преследует. Он вообще не движется.

Какое-то время продолжаем улепётывать, как вдруг, откуда ни возьмись, "Осака" — броневичок, похожий на тот, с которого выступал Ленин у вокзала... не помню какого. Крупняк с транспортёра быстро его останавливает, а мой гранатомёт обращает в бегство небольшую конную группу, появившуюся сзади. Вижу падающих всадников, бьющуюся на земле лошадь. А потом ведущая машина восползла на бугорок и остановилась. Пока мы подъезжали, экипаж и десант повылезали наверх, смотрят в одну сторону и бурно на увиденное реагируют. Не, ну чисто зрители на трибуне, стоят на крыше бранзулетки и только, что не размахивают флагами любимой команды!

Мы торопливо подкатили и скорее забрались к своим. А тут — феерическое зрелище. Накрытая артиллерией на марше японская дивизия успела прийти в некое подобие порядка: Пехота залегла, артиллеристы изготовили орудия к стрельбе, танки развернулись в шеренгу. Всё это на ровной как стол степи... и накатывают на них двенадцать самоходок. Тех самых, пятиметровых, что пригодны для стрельбы прямой наводкой. Между ними — бранзулетки ползут потихоньку, не отстают и вперёд не вырываются. И всё это прёт, плюясь огнём на не окопавшихся супостатов, среди которых рвутся миномётные мины.

А тут ещё и шрапнели посыпались, и один из японских танков лишился башни. Вижу вдали, как две трёхосных Чийоды подруливают к нашим самоходкам с фланга, да только те увидели их, развернулись и врезали так, что одна бронемашина натурально лопнула, а вторая попыталась уйти в нашу сторону.

Мы тут же запрыгнули обратно в лоханки, Сеня рванул навстречу, а я попытался стрелять на ходу издалека. Не попал, но трассеры произвели на экипажи должное впечатление — броневик остановился и японцы вывалили из него наружу с поднятыми руками.

Тут огонь по рассыпавшейся колонне стал стихать. Вижу, как подходит монгольская конница, развернувшись широким фронтом. Кажется, это называется "лава". Очень страшно выглядит, если с гиком и присвистом мчится прямо на тебя такая силища, а ни пушек, ни пулемётов уже нет. Деловитые самоходки успели покончить с возникшими очагами сопротивления японцев буквально за полчаса боя — и тут сверкание клинков, люди, сбитые корпусами лошадей, арканы.

— Называется это: "Конно-артиллерийская засада", — прокомментировал командир нашей маленькой группы. — Хотя, конница тут только для того, чтобы не отпустить обратно разгромленную часть. Если бы дали неприятелю окопаться — так бы джигитов и продержали на исходной, не выпуская под убой. Зато сейчас они возьмут под охрану пленных и займутся трофеями. А нам следует сосредоточиться на боевой работе.

* * *

Так и не доехали мы до реки — поступила команда снова отправляться в разведку. На этот раз среди бела дня. Наши бранзулетка с МОТкой уехали недалеко — в небе появились вражеские самолёты и, хотя было им не до нас, поступила команда остановиться. Мы, ясное дело, принялись окапываться и маскироваться прямо среди голой степи, чем и занимались до самого вечера. Тут я и обратил внимание на то, что десантников в бранзулетке не восемь, как раньше, а всего четверо.

— Так уж сложилось, — улыбнулся в ответ на мой вопрос отделенный, — что больше и не надо. Пулемётчики да один снайпер, плюс от всех бочек затычка — вольный стрелок. А то на дальних переходах выматываются люди от тесноты. Правда, если приходится окапываться, то сильно недостаёт рабочих рук. Ну а телефонную линию проложить или артиллерийский огонь скорректировать — это любому под силу. Бойцы-то все опытные, много чему обученные.

Позицию мы оборудовали и ночью, и на другой день, который начался с прихода трёхтонки — воды привезли, горючего, боеприпасов и кучу корявых жердей. Мы неплохо устроились и даже замаскировались толково, перекрыв часть траншей. Не для защиты, а чтобы внизу была тень, но сверху выглядело ровным местом, а не ямой. Пищу себе готовили на горелке — дизтопливо-то есть. Одним словом — обжили место. А вокруг — ни души. Изредка вдали пролетит какой самолёт, и всё. Степь да степь кругом, в чём легко убеждался каждый, заступающий на наблюдательный пост.

Тихо тут, благостно, как я люблю. А только на пятый день закрутился неподалеку воздушный бой. Из него "выпал" биплан и прямиком на нас, да с энергичным снижением. Гляжу — пропеллер-то у него не крутится, то есть явно пошел на вынужденную посадку.

— Ох ты ж царица небесная! — Воскликнул кто-то из наших. — А как он в наши окопы угодит?! И нас поломает и сам расшибётся!

Тут я выбрался наверх и двумя малыми сапёрными лопатками сделал выразительный выпад влево. Знаете, как иногда девчата из группы поддержки проделывают пушистыми шариками. Пилот меня правильно понял и довернул чуток, как раз туда, куда мы из своих окопов вынутый грунт по ямкам рассыпали и невольно выровняли это место. А биплан этот нашенский Р-5, мне его Поликарпов показывал на картинках, а потом я их разок и здесь в небе видел.

Так вот, сел он нормально и остановился неподалеку.. Из передней кабины выбрался лётчик, и сразу на капот мотора смотреть — не иначе, пробоины считает. А из второй вылез летнаб, если я правильно помню, как их нужно называть, и уверенным жестом меня к себе подзывает. Гляжу я на него — мама родная! Надо же, кого сюда занесло! Хоть и в лётчицком комбинезоне и в шлеме, то есть без видимых знаков различия, но лицо-то никуда не девалось.

Подбежал, козырнул и говорю:

— Добро пожаловать, Георгий Константинович. Цирик Беспамятный счастлив приветствовать вас на гостеприимной монгольской земле.

Отделенный тоже подбежал, козырнул, но к речи моей ничего добавлять не стал. А мехвод мой Сеня и второй, что с ведущей бранзулетки, уже тащат к самолёту свои инструментальные ящички.

— Какая часть? — спрашивает Жуков.

— Передовое охранение хозяйства Кобыландыева, — отвечает отделенный. — Не желаете ли чаю? Пока механики разберутся... а то давайте, машину вызовем, или другой самолёт за вами.

— Вызывайте, только скорее, — отделенный побежал к рации, а меня никто не отпускал. — Вы, цирик, покажите мне тут всё. Выскочили тут, как чёртик из табакерки посреди чистого поля.

Вот так меня назначили экскурсоводом. Да недолго мы бродили — две траншеи да дюжина стрелковых ячеек плюс закопанные в землю транспортёры — вот и вся экспозиция. Потом командир наш доложил, что машина за командующим вышла и будет вскорости. Жуков успокоился и вставлять пистон никому не собирался, но тут закричал наблюдатель:

— С востока конная группа и бронеавтомобиль.

— Наших там нет — значит, японцы. Захаров, Кийко! Держать командующего в траншее. Остальные — по машинам. Встречный бой. Сергеич! Твоя МОТка шустрее. Постарайся встретить их подальше, а то как бы они по ероплану не стрелили.

* * *

Сеня притопил, оставив бранзулетку далеко позади, а я не отрываясь смотрел через перископ, прикидывая дистанцию для открытия огня. Бронеавтомобиль "Осака" — противник несерьёзный. На нём только пулемёты обычного калибра. Поэтому мы остановились, когда расстояние сократилось до полутора километров. Ударил из пушки. Из пяти снарядов попал я тремя, но этого оказалось достаточно. Эта древность остановилась и пара человек из неё выскочила. Потом уже и по конникам выпустил пяток гранат, как они поближе подскакали — двоих из сёдел выбил, а остальные ускакали обратно.

А то решили захватить беззащитный самолёт, понимаешь... хе-хе. С другой стороны, я чувствовал себя неловко, будто с пистолетом вышел на безоружного. В общем, преимущество на моей стороне оказалось слишком большим — в чистом поле, где мало возможностей для применения хитростей — ничего со мной поделать противник не мог.

Глава 9. Сарай

Демобилизовали меня через два с половиной часа. Георгий Константинович лично напутствовал буквально следующими словами:

— А ну выметайся в свою Тмутаракань, сварщик хренов. Вари там МОТки, бранзулетки и самоходки. Не твоё собачье дело по степи вышивать — есть и без тебя кому японцев шугануть. И сделай, наконец, транспортёр приличных размеров, а не эти маломерки.

— Так, — отвечаю, — мне бы дизелёк на пару сотен лошадок.

— Ты ещё здесь?! А ну, марш в самолёт! — И, чуть смягчившись: — Будет тебе движок.

Вот так и закончился для меня Халхин-Гол. Как только Жуков поговорил с Кобыланды, тут меня из армии и вышибли. Хоть и не из нашей, из монгольской, но, всё равно выпроводили на гражданку. Самолётом до Улан-Удэ, а дальше — в мягком вагоне.

Ясное дело — никакой новый мощный мотор меня дома не ждал, поэтому я принялся в общем виде соображать, куда грести дальше. В принципе, сейчас готовы три варианта плавающих шасси: трёхметровое — МОТка, четырёхметровое — бранзулетка и пятиметровое — самоходка. И доступны два оппозитных дизеля на сорок пять и на сто двадцать пять сил. Причём второй вариант нам выделяют неохотно, только под отдельные заказы интендантов (самоходки) или пограничников. Оба этих движка нормально встают и на четырёхметровые шасси, и на пятиметровые... это когда для мастерских, буровых и других "переезжающих" объектов — завод их тоже делает для мирных жителей и гражданских организаций, но исключительно в тихоходном варианте.

Так вот, если мне дадут двухсотсильник, можно будет нормально таскать и шестиметровую повозку. Плавающую. С толщиной стенок миллиметров четырнадцать. Конечно, подрастёт и ширина корпуса, и высота — таковы требования устойчивости и прочности. И габарит машины дотянет, практически, до своего прототипа — МТ-ЛБ. Нравилась мне эта машина, не скрою. Но обязательно нужно сразу прикидывать два варианта. С максимально возможной бронёй — боевые. И из шестимиллиметрового корабельного листа — грузоподьёмные. На последние, кроме крупнокалиберного пулемёта никакое вооружение не планировать — только, чтобы отбиваться от самолётов или нападения мелких шаек. А вот касательно тяжёлого, слегка бронированного варианта — нужно очень хорошо подумать, поговорить с Грабиным, с Таубиным. И ещё, вспоминаю, где-то не за горами Советско-Финская война в очень холодную зиму. Только, не помню: зиму с тридцать девятого на сороковой год? Или с сорокового на сорок первый?

Тут ведь какая хитрость — если взять пятиметровое самоходочное шасси, а оно бронировано противопульно, да поставить на него башню от мотки, а внутри обеспечить тепло... меня натурально расплющило потому, что Жуков велел делать шестиметровый вариант, который пока не просчитан, не смакетирован, не опробован. И всё это я вывалил на Федотова. А он — на дядю Васю Маркелова. А тот сообщил директору завода. На другой день собралось совещание, куда, кроме перечисленных товарищей пригласили военпреда Кузмина. Единогласно решили делать пятиметровки с башней от мотки и отоплением, а для сохранения тепла грузовой отсек обшить изнутри вагонкой.. Стодвадцатипятисильные движки для них Кузьмин обещал "выбить". Такое сложилось впечатление, что он и без меня догадывался про возможность войны с Финляндией. Люди военные о таких делах узнают раньше нас — мирных жителей.