Судьба в наследство

— На конюшни, — нервно отрезала я. — Сейчас нам из города убраться надо как можно скорее. В любой момент еще братья нагрянуть могут. У нас здесь только шесть пустынников, значит, четверо где-то еще ходят. А если их не четверо, а четырнадцать2? Что тогда?

— Что, что... — передразнила меня Герта, — Вокруг города посты выставят, А потом каждую конюшню, каждый постоялый двор прочешут. Мы тут такое устроили!

— Их было тринадцать, — тихо вставила Агнесс. — Еще один инквизитор с двумя братьями в магистрат пошли, а двое — розыскные листы вешать. Я так боялась, что вас по ним уже нашли.

— Тогда чего стоим?! Расправы дожидаемся? — рявкнула на нас Юозапа. Несмотря на потерю крови, сестра была весьма агрессивна.

Вышли мы через задний ход, и поспешили в сторону конюшен. Нам следовало шевелиться как можно быстрее, время играло против нас. Как только обнаружат тела братьев и того деревенского охотника за головами, что привел их сюда, сразу поднимется знатный переполох. А уж насчет инквизитора я вообще молчу! Такое начнется, что хоть святых выноси!

Вечерело, вновь начало вьюжить, предвещая сильную метель ночью. Пока мы шли, на меня начало накатывать отчаяние. Во что мы ввязались?! Что делаем?! Кони уставшие, мы тоже едва ноги переставляем, а нам вновь надо в путь. И ведь ни спрятаться, ни остановится негде. Любой хозяин постоялого двора или таверны чаще всего сотрудничает с властями. Его любой, даже самой большой платой не удержишь, чтоб не донес в магистрат. А не он, так прислужники разболтают. Ох, ну и попали мы — из огня, да в полымя!

Все еще не зная как поступить, мы все же дошли до конюшни на развилке, где утром определили на отдых скакунов. Сестры остались ждать за воротами, а я, придерживая плащ одной рукой изнутри, чтобы не распахнулся, пошла разыскивать хозяина. Конюшни оказалась большими, просторными. В воздухе пахло лошадьми, так что даже на морозе это хорошо чувствовалось. Только отсюда я видела то ли восемь, то ли десять ворот, ведущие в стойла, что выходили на эту сторону двора, рядом стоял амбар тоже не маленький. Но оно и понятно... Это ж какую прорву сена и овса надо, чтоб прокормить едва ли не табун лошадей?

Миновав все дворовые строения, я направилась прямиком в дом, чтоб оплатить фураж, который нам надо было взять с собой в дорогу. Сунулась сразу в сени, и крикнула:

— Хозяин?! Хозя-а-аин! Мне б расплатиться!

Мне на встречу выглянула девчушка лет четырех, а следом за ней пацаненок годика два. Их тут же затолкала обратно молодая женщина и, закутавшись в длинную шаль, вышла ко мне.

— Мне б расплатиться, — повторила я. — Нужно прямо сейчас уезжать. Да овса в дорогу закупить.

— Это к приказчику идите, — махнула она рукой. — Жиль вон там, в той сторожке находится.

Я кивнула, и направилась в указанную сторону. Не дошла я до приказчика буквально ярда четыре, как из сгущающейся темноты на меня налетела Гертруда. Ухватив за рукав, она потащила меня за угол.

— Там симеонцы к воротам пожаловали! Хозяина требуют!

— Искуситель и все его отродье! — ругнулась я, и бросив: — Прячьтесь где хотите, только не в стойлах! — кинулась обратно в дом.

Ворвавшись в сени, я рванула дверь на себя и влетела в небольшое помещение, из которой вело несколько дверей. Навстречу мне, натягивая жупон, вышел светловолосый мужчина с аккуратной бородкой. Не успел он рта раскрыть, как я с наскока втолкнула его обратно в комнату, из которой он появился. Там у камина сидела та самая молодая женщина, а вокруг стола, который стоял посреди комнаты, бегали дети.

Окинув все бешеными глазами, я подскочила к мальчишке и, схватив его одной рукой, прижала к себе. Женщина вскрикнула, мужчина рванулся ко мне, но я, отдернув плащ, показала рукоять фальшиона. Все замерли, только ребенок громко расплакался.

— Не говорите симеонцам, что мы оставили у вас лошадей! — выпалила я. Меня трясло от осознания, насколько жуткую вещь я сейчас совершаю. — Иначе!.. Иначе!.. Мне терять нечего! Слышите меня!

Женщина побледнела, умоляюще глядя на меня, мужчина же выставил вперед руки, словно показывая, что он безоружен.

— Я не могу, они сами найдут, — начал он.

— При нас на постой купец из Бараза отдавал шестерых скакунов! И я видела у вас стойлах еще породистых лошадей! Переставьте их! Вы слышите меня! Просто переставьте! А завтра наших коней уже не будет!

Не знаю, у кого больше было мольбы во взгляде, у матери смотрящей на свое дитя или у меня, когда я едва пыталась найти выход из положения.

В камине треснуло полено, пламя взметнулось ярче, и взгляд мужчины упал на мой залитый кровью поддоспешник. Он отшатнулся, сглотнул и посмотрел на меня расширившимися от страха глазами.

— Я не убийца, — почему-то ляпнула я, но, поправившись, добавила: — Это внутрицерковные дела, так что сами понимаете — мне действительно терять нечего.

Мужчина медленно, словно неохотно, кивнул.

— Постараюсь, — прохрипел он. — Все что смогу. Только не трогайте, — и ринулся из комнаты.

Ноги у меня задрожали, и я вынуждена была опереться о стол. Девчушка, что испугалась моего внезапного появления и спряталась под стол, сейчас вылезла, с другой стороны и бросилась под защиту матери. А мальчик тем временем исходил отчаянным плачем, ужом вертясь у меня в руках. Я чуть спустила его на живот, а левую руку положила на рукоять.

— Нет! — всхлипнула женщина, умоляюще протягивая руки ко мне. — Не надо!

— Стой, где стоишь, — наверное, мой голос был сродни камнепаду; слова такие же тяжелые. — Если все обойдется, я никого не трону, — и попыталась объяснить: — Просто у меня нет другого выхода.

Но женщине было все равно, какие у меня беды, главное чтобы я не тронула ее ребенка.

Томительно текли минуты, казалось, время тянется бесконечностью. Руки у меня уже затекли, а ребенок устал плакать, и теперь только жалобно всхлипывал, просясь к матери. Та же не отрывала от меня настороженного взгляда, при этом пряча за юбку старшую малышку.

Не знаю, сколько я так простояла, но вот скрипнула, отворившись, дверь. Я напряглась, неловко потянув клинок левой рукой из ножен; в дверях показался мужчина, позади него маячила старшая сестра. Я облегченно выдохнула, и спустила мальца на пол. Тот бросился к матери. Женщина схватила его и крепко прижала к груди.

Меж тем хозяин конюшен и Гертруда зашли в комнату. Я увидела, что Герта упирает мужчине нож в бок, фиксируя его за плечо левой рукой.

— Что? — с надеждой воскликнула я, глядя на сестру.

— Ушли, — ответила она коротко, — Но не знаю, поверили ли, — и подтолкнула мужчину, чтобы он подошел поближе ко мне.

— Вам это даром не пройдет, — севшим от напряжения голосом проговорил он. — Я...

Но Герта его чуть тряхнула, и он оборвал фразу.

— Нам в любом случае ничего даром не пройдет, — с безмерной усталостью ответила я. — А вот вам точно ничего не будет, если никто из ваших людей не доложит властям.

Дверь в очередной раз хлопнула, я мгновенно вздернулась, готовая к драке, но в комнату ворвалась Агнесс, волоча за собой Юзу за руку, как на аркане. Я ей пригляделась к сестре: она была бледной, на лбу выступила испарина. Женщина при виде вошедших вжалась в дальний угол, заслоняя собой малышей.

— Успокойтесь, ничего не будет, — как можно мягче постаралась произнести я. — Принесите нам таз горячей воды и ткань для перевязи. Пожалуйста, — но, видя, как она даже не двинулась, по-прежнему со страхом глядя на своего мужа, я добавила: — Дети останутся с ним. Сестра отпусти его.

Герта разжала руку, отпуская мужчину, и убрала нож от поясницы. Тот бросился к жене, обнял и стал нашептывать что-то на ухо.

— Слуг сюда не зови, не стоит, — с угрозой предупредила я.

Тогда хозяин нехотя отпустил супругу, и мягко подтолкнув к выходу, произнес: 'Я побуду здесь. Не бойся, иди'. Та, оглядываясь на мужа, покинула комнату.

Пока я общалась с супругами, Агнесс усадила Юозапу в кресло, расстегнула на ней жакет, чтоб той было не так жарко в натопленной комнате, а после напустилась на меня.

— Вы что здесь устроили?! — возмущенно начала она, уперев кулаки в бока. — Вы зачем ему ножом угрожали?! Здесь же маленькие дети!

— Успокойся, — постаралась урезонить я ее. — Так надо. Я после тебе все объясню.

— ТАК, — девочка выделила это слово особо, — нельзя поступать! Нельзя заставлять человека при помощи оружия. За такое злодеяние Господь накажет! Вы же сестры, как вы могли?!

— А ты бы предпочла оказаться на плахе или костре? — едко поинтересовалась Юозапа. Несмотря на кровопотерю, голос сестры по-прежнему был сварлив и полон яда.

Агнесс осеклась, чуть смутившись, но все равно с некоторым упорством дернула подбородком.

— Все равно это недопустимо. Не по Божьим законам.

Юза хрипло рассмеялась, словно ворона закаркала.

— Ты и Божьи законы? Ну, ну. Недавно кто-то утверждал обратное, — и, оборвав натужный смех, скривилась.

Девочка тут же бросилась к ней. Она заботливо отерла сестре выступившую испарину, расслабила шнурки подшлемника.

— Ей бы кольчугу снять, — обеспокоено выдала она и, обратившись ко мне, попросила: — Е... Сестра, помоги мне.

Я подошла и помогла освободить Юозапу сначала от жакета, кольчуги, а потом и от поддоспешника, оставив на ней только одну рубашку. На боку и животе она насквозь пропиталась кровью, что подсохнув, сделала ткань жесткой, словно суровое полотно.

Тут вернулась женщина, неся кувшин с горячей водой, следом за ней, трясясь от страха, следовала служанка с тазом и свертком ткани под мышкой. Мотнув головой в сторону стола, я указала, мол, туда и вновь повернулась к сестре. Служанка, едва не шарахнувшись в сторону, когда я сделала резкое движение, водрузила большой медный таз на стол, практически швырнула в него ткань для перевязки, и собралась уже было дать деру, как я окликнула ее.

— Стоять! — та остановилась. — Жди. Обратно понесешь.

Глянув со страхом на хозяев, она замерла у самой двери. А сама хозяйка, подойдя к столу, вынула из таза ткань и налила исходящую паром воду.

— Моя помощь нужна, — робко предложила она, разглядывая окровавленную рубашку сестры.

— Нитки и иголки для шитья есть? — спросила я.

— Не такие, как вам надо, — покачала головой женщина. — Я лекарских принадлежностей не держу.

— Ой, — тут же подхватилась Агнесс. — Сейчас я принесу...

— Куда?! — рявкнула я. — Сбрендила?!

— Моя сумка тут за дверью, — робко пояснила девочка.

— Стой тут, — отрезала я и, махнув служанке, бросила: — А ты сходи. Ну?!

Та бросилась вон и уже через пару мгновений приволокла сумку на вытянутых руках. Отобрав ее, я порылась и извлекла на свет, заветный футлярчик с нитками и иглами.

— Ну что, теперь моя очередь тебя штопать? — криво ухмыльнулась я, доставая следом фляжку с уксусом.

— Давай, если там надо что-то шить, — фыркнула в ответ Юза.

И я занялась. Помыв руки в тазу, оторвала два куска ткани. Один из них намочила остатками воды из кувшина, на другой плеснула уксуса и вытряхнула на него из футляра кривые иглы и комок вощеных нитей. Приготовившись, я уже собралась задрать сестре рубашку, как она недовольно бросила:

— Пусть он отвернется. Нечего глаза обламывать.

Хозяин, пожав плечами, повернулся к стене, я же отодрала уже присохшую ткань от повязки. Потом сняла саму повязку, которая тоже присохла к ране. Юозапа шипела, но терпела. Края раны набрякли и вновь потекла кровь. Стерев ее, я стала разглядывать, определяя стоит или не стоит шить. Выходило, что стоит. Сестре рассекли бок и живот, наискось переполосовав мышцы. Рана оказалась не страшная, но до жути неприятная — стоило чуть повернуться и края тут же расходились.

Дополнительно плеснув на руки уксуса, я вдела нитку в иголку и уже собралась шить, как Агнесс не выдержав, бросилась к Гертруде и, зажмурившись уткнулась в нее. Та обхватив ее одной рукой, вторую продолжала удерживать на рукояти.

Юозапа все стерпела, разве что изредка постанывала.

Хозяйка, прижав к себе детей, во все глаза смотрела, что я делаю. Лицо ее побелело, губа была закушена, но она не отрывала взгляда от иглы.

— Все, закончила, — выдохнула я, обрезая острым ножом вощеную нитку. — Сейчас перевяжу. Ты как?

— Жить буду, — слабо выдавила Юза. — В дорогу?

Я тяжело вздохнула, как бы говоря, что выхода нет. Тут Агнесс, вырвавшись из объятий от старшей сестры, кинулась к мужчине и упала перед ним на колени.

Тот невольно отшатнулся. Тогда девочка ухватила его за подол жупона и сбивчиво затараторила.

— Умоляю вас, помогите! Ради всего святого! Они ни в чем не виноваты, это все из-за меня. Это из-за меня они рискуют всем на свете. Пожалуйста! Это за мной охотятся, это меня защищали! Это все из-за моего отца. Пожалуйста! Я тоже ни в чем невиновата. Они спасали мне жизнь, рискуя своей. Умоляю вас! Заклинаю всем, что дорого на свете! Позвольте остаться нам хотя бы до завтра?! На дворе метель, сестра сильно ранена. Я заплачу, сколько скажете. Сколько вы хотите. Только не заставляйте нас уезжать в ночь. Помогите, пожалуйста! Позвольте!.. — девочка сорвалась на плачь; рыдания вперемешку со словами с трудом выталкивались из горла. Напряжение последних дней выходило слезами. — Прошу... Что хотите... Молю...

Хозяин, оторопев, замер; его супруга тоже. Агнесс же отпустив одежды, закрыла лицо руками и, уже не сдерживаясь, рыдала в голос. Гертруда, справившись с удивлением, крякнула с досады и, ухватив ее за плечи, подняла на ноги.

— Все уж, — стала приговаривать она, гладя девочку по голове. — Уймись. Мы выкрутимся.

Я тем временем перевязала Юозапу, опустила рубашку, помогла вновь влезть ей одежды, убрала обратно в футляр иглы и нитки. Покопавшись в сумке, я нащупала кошель и, не показывая его присутствующим зачерпнула немного денег.

— Вот, — и выложила на стол семь ярко желтых практически новеньких кругляшей. — Это вам за излишнее волнение. Единственное прошу, не посылайте никого в магистрат.

— Я.... — начала было женщина, но смолкла, вопросительно взглянув на мужа. Тот в растерянности переводил взгляд с меня на деньги, а потом на плачущую Агнесс.

— Извините меня, пожалуйста. Я не желала причинить вред вашему сыну, да и не причинила бы. Мы оказались в безвыходном положении, — попыталась оправдаться я. — К тому же мне просто некогда было торговаться. Вы бы сразу не поняли, а объяснять выходило слишком долго. Сейчас мы соберемся и поедем, только дайте нам овса для лошадей. Надеюсь, семи золотых будет достаточно, чтобы покрыть его стоимость. Больше у нас нет.

Тут я соврала. Наши финансы позволяли дать им еще двадцать раз по столько, однако не стоило разжигать в людях желание наживы. Я видела, что слезы девочки, ранение сестры и наш усталый вид вызвал жалость. Оставалось надеяться, что все это хоть немного удержит хозяев, и они не доложат семионцам о нас тотчас, как мы выедем за ворота. Нам просто необходимо было время, чтоб оторваться от погони.

— Вы можете остаться до утра, — неожиданно предложил мужчина. Теперь наступила наша очередь удивляться. — До утра я смогу гарантировать вам спокойствие, а поутру я своих людей уже не удержу. Вдруг кто-нибудь из работников донесет — за каждого я не поручусь; я же не стану, и мои домочадцы тоже.