Эра жаворонка

Вука открытие повергло в некоторую колючую задумчивость. Что-то складывалось не так. Размышлял он недолго, поскольку день на Сильбато зудел в его памяти подобно занозе с зазубринами в опухшем и воспалённом пальце. Особенно — беседа с Гороховым. Юрка уверенно заявил, что тенерийцы ввязываются в авантюры и гибнут из-за избытка сил, избытка энергии и агрессии, повышенный уровень которых вызван чисто физиологическими причинами, а именно — модифицированностью космонавтов. Джеки не был модифицирован, но он был первым в очереди на сомнительные мероприятия и погиб одним из первых. Версия Горохова разваливалась на кусочки. Снова ложь, и дай бог, неосознанная.

Даан Виссер имел иную точку зрения: умирают те, кто чувствует себя ненужными. У кого нет стоящего дела. Кто плюёт на себя и пускается во все тяжкие. Следуя этой логике, Вук сейчас — главный претендент на очередной скорбный некролог.

Уборка в квартире вызвала немедленное желание уборки в голове. Для начала пилот записал в "Уфологе" следующее: "Школьник знает о модификациях тенерийцев, хотя это приватная информация. Горовиц и Сенг — не модифицированы. Школьник ведёт журнал, отмечая наличие боли. Горхов по мнению Школьника не болен, но Горохов лжёт, придумывая мифические диагнозы". Поколебавшись, дополнительно отметил: "Меня пытались сбить хелисайклом". Затем, отпарив парадную форму, пилот переоделся и оправился опровергать версию Виссера.

Собственно, к Виссеру он и двинул. Памятуя о вчерашнем инциденте с злополучным летальным аппаратом, чуть не погубившим его, пилот быстро спустился в подземку, затем, проехав одну остановку, выбрался на поверхность и вызвал такси со стойки заказов. В ожидании автомобиля он подкрепился чем-то жгучим тайским, залив в глотку огня, чтобы одолеть тошноту. Глаза, разукрашенные боевыми фингалами от господина Волкова, он скрыл за солнцезащитными очками. Так как улицы по-прежнему застилал глухой туман, авиаторы на его носу выглядели нарочито пижонски.

— Введите адрес доставки, — волнительным грудным голосом пригласило такси, когда Вук сел в салон. Почему-то считалось, что тембр сексапильной красотки из голливудских ганстерских фильмов наиболее приятен основной массе пассажиров мужского пола. Янко на карте поставил точку — санкт-петербургское представительство Интерпола, такси пропело, что остановка возможна лишь на втором уровне.

— На втором, так на втором, — буркнул пилот. — Гони.

На площадке посадки-высадки, на которой остановился автомобиль, зависнув точнёхонько над требуемым зданием, Вука ожидал сюрприз: Ник Липполд. С ним был солидный толстяк в очках с дорогой оправой и дорогим портфелем из какой-то экзотической кожи. Сей раритет полностью затмил по части пижонства вуковы авиаторы. Пилоты сердечно поздоровались, обнялись. Солидный господин солидно пожал Янко руку. Хватка у него оказалась стальной. Не он ли мелькал в ролике об аресте Виссера?

Вук на несколько секунд замер, Липполд с сопровождающим деликатно и с пониманием переждали нейроподстройку под нужный язык. Из всей школьной базовой пятёрки — английский, немецкий, французский, итальянский, испанский — Вуку ни разу не пришлось использовать лишь испанский, прочие языки время от времени приходилось вспоминать, и открытая более полувека назад подгонка мышления под конструкции иного языка здорово облегчала общение. Факультативно Вук изучал в Академии татарский как образец тюркской группы и финский — для одноимённой группы. Татарский за отсутствием практики был напрочь забыт, не спасала и нейроподстройка, а финские фразы Вук иногда вымучивал на воскресных прогулках по Хельсинки. Ещё тогда — до полёта и до алкоголя.

— Тебя не пустят к Даану, — сказал Ник. — И меня сначала не пускали, я полдня ждал официального адвоката. Познакомьтесь, Вук Янко, Дэвид Наппа. Дэвид — адвокат Виссера. Нанят американским обществом астронавтов.

— Почему американским?

— Мы были первыми, кто откликнулся, — широко улыбнулся Наппа. — Даан с благодарностью принял наше предложение. Для нас же большая честь защищать прославленного во многих смыслах человека.

— На что опирается обвинение?

— Ты не поверишь, — мрачно усмехнулся Липполд, — сущий бред. Якобы он разнёс окна номера, где останавливался Форбек, из лазерного шок-флаера, а падение самого Форбека было обусловлено чистой физикой: его просто сдуло, так как он стоял вплотную к стеклу. Якобы Даан расколотил окна на разных стенах, а сила и направление ветра на высоте этажа Рейнгольда были таковы, что сквозь окна поршнем прошёл воздушный поток, вытолкнув Рейнгольда вниз.

— Шок-флаер? — удивился Вук. — Они в своём уме? Они видели эту пушку? Да первый встречный отеля, заметив Даана с эдакой бандурой, моментально вызвал бы охрану. Он и двух шагов не ступил бы.

— Цветной балахон, — пояснил Наппа. — Предполагается, что под широкой накидкой, рисунок которой скрадывал объёмные выпуклости, Виссер пронёс оружие. Хитрый узор теоретически позволял это сделать.

Вук наморщил лоб, воскрешая холограмму Даана с похорон Форбека. Узор на рубахе до пят, действительно, походил на рисунок плёнки, под которой прячут новые модели техники. Оптические иллюзии, и в самом деле, надёжно бы скрыли посторонний предмет, даже самый громоздкий.

— Есть свидетели — служащие отеля, которые подтвердили, что Виссер появлялся у Форбека.

— А сам Виссер что говорит?

— Даан утверждает, что у Форбека не был, и что либо служащие отеля лгут, либо кто-то прошёл под его личиной. Но главный козырь обвинения — обнаруженная вдруг запись с камеры гостиничного холла. На ней явно виден человек в одежде моего подопечного.

— Вы предполагаете, это Виссер?

— Я ничего не предполагаю. Лица не видно, а идентификацию по фигуре проведут эксперты.

— Ясно. — Вук тяжело вздохнул. Скверная складывалась ситуация для Виссера. — А рубаха у него откуда?

Липполд открыл рот, но Наппа решительно оборвал его:

— Извините, господин Янко, не поймите нас превратно, однако в интересах нашего клиента мы вынуждены ограничить доступ к используемой информации.

Выразился он сухо, будто не человек, а робот или компьютер.

— Ок, — сказал Вук, подумав, что в последнее время слишком часто окейничает.

К остановке подкатила люлька спецтакси с надписью "Центр-Пулково", из чего Янко сделал вывод, что коллега с адвокатом отправятся в аэропорт. Машина была неважно отрегулирована — она несколько раз качнулась назад и вперёд, прежде чем нащупала положение потенциальных пассажиров и открыла двери салона. Ник сделал шаг и врезался в стойку автомобиля. Удивлённо встряхнув головой, он отступил чуть левее — ещё дальше от двери. Наппа, подхватив Липполда под локоток, как умеют хватать только адвокаты и продавцы — вкрадчиво, но напористо, потянул его в нужную сторону и протолкнул на заднее сиденье. За пульт управления он уселся сам. Вук с недоумением посмотрел им вслед (неужели и Липполд подвержен возлияниям?), а затем спустился с эстакады. В голове пилота резвыми козочками скакали несвязные мысли, и Вук ухватил одну из них. О рубахе, как о средстве выделиться и привлечь внимание публики, по утверждению Виссера говорили Школьник, Ермишин и Черезов. Черезов, Школьник и Ермишин. Школьник — просто об эпатаже, Черезов — конкретно о рубашке, а Ермишин — о нестандартном пути художника...

Филипп всегда был симпатичен Вуку честностью и прямолинейностью, может, несколько излишней, но не позволяющей усомниться в отсутствии задних мыслей. Поэтому вместо игр с экивоками и политесом Янко предпочёл прямой вызов.

— Привет, — просто поздоровался Вук, связавшись с Филом. — Всё по лекциям разъезжаешь?

— На данный момент я разъезжаю по бывшему адронному коллайдеру. Занятная экскурсия, никогда бы не подумал, что это так...

— Как?

— Величественно, что ли... У тебя дело ко мне?

— Да. — Вук с оборота взял быка за рога. — Ты случайно не знаешь, где Виссер купил тот безумный балахон, в котором он пришёл на похороны Рейнгольда?

— Он не купил. Он... Короче, это был мой балахон. Мне его подарили в ЮАР после выступления с лекциями.

— Так это ты дал его Даану?!

— Я не давал.

— Не понял, — сказал Вук. — Тогда как он попал к Виссеру?

— Не знаю, — сухо ответил Ермишин. — Этот дурацкий кафтан у меня пропал сразу после возвращения из Африки. Я забросил его в какой-то угол в своём доме и увидел потом на Виссере. На похоронах.

— И ты не стал выяснять, как накидка перекочевала к Даану?!

— Не стал, — помолчав, произнёс Филипп. — Я не собирался носить эту тряпку, я ж в ней как пугало. А у художника — имидж. К тому же я сам посоветовал ему быть нестандартным. Он понял, как мог.

— Ты подумал, что Виссер — вор...

— Нет, — отрезал Ермишин. — Я так не думал. Повторю — я не собирался носить этот чёртов балахон, а Виссер... Понимаешь, Даан всегда будто в трансе ходит, он как будто не здесь, он в своём мире. Он художник, понимаешь? У него иные категории ценностей. А что такое тряпка перед вечностью? Тьфу на тряпку, не имеет она ценного перед вечностью, понимаешь?

— Но он взял чужое.

— Знаешь, Вук, взять чужое — это взять то, что нужно другому человеку. А балахон никому не был нужен. К тому же я сам, повторюсь, предлагал Даану как-то выделиться из толпы, чтобы раскрутиться.

— Тебе нравятся его картины?

— Очень, — признался Филипп. — Я у него штук десять купил.

— Там же неправда нарисована.

— А мне не нужна правда, Вук. Мне нужна мечта. Ни ты, ни я уже не попадём в космос, ну, разве что аниматорами в звёздный отель на Амикайе. Так почему хотя бы не помечтать о других планетах? И вот что, Янко, — угрожающе добавил Филипп, — не трогай ты Виссера. Узнаю, что ты копаешь под него, первый дам тебе в глаз. Или в переносицу. Он единственный из нас, кто делает что-то по-настоящему вечное.

— А Горохов? А ты? Разве вы не трудитесь во благо общества?

— Мы трудимся для себя. И так ли мы трудимся? Мы, скорее, — почётные члены трудового коллектива, чем реальные работники. Мы сбоку припёка в этой системе, а Данька — он сам себе система.

Поблагодарив разнервничавшегося коллегу, Янко отключил связь. В то, что Виссер банально спёр цветастый лапсердак, годный лишь для распугивания ворон на ретро-дачах, он не верил. И если Филипп допускал такую мысль, но толковал её с высоких позиций, то Вук просто-напросто не верил. Поговорить бы с самим Виссером... И что за шок-флаер, который якобы послужил орудием убийства? Мобильные вездеходы и везделёты укомплектовывались лазерными сигнальными средствами, но они были рассчитаны на преломляющую среду той планеты, на которую отправляли технику. То есть на атмосферу Тенеры. В земном воздухе тенерийский шок-флаер просто не сработал бы. Бред. Чушь и бред.

Вук прислонился к стволу дерева, мрачно оглядел окрестности. Взор не выцепил ничего подозрительного. Обычная жизнь города: хаотичное движение персональных машин, строгие потоки такси в верхних эшелонах и народ — то лениво прогуливающийся, то бешено мчащийся по архиважным делам. А ведь вчера Вук пытались убить. Записать в отряд вечно молодых тенерийцев — вечно молодых, вечно пьяных. И арест Виссера — тоже пунктик чьей-то адской стратегии по выводу из игры космонавтов. Янко отлепился от липы и пошёл домой, поминутно оглядываясь.

У дома в том самом скверике, где произошло знакомство с философствующим бродягой, его вновь кто-то тихо окликнул из-под распластанных по земле кустов. Янко остановился, подобравшись и сконцентрировавшись.

— Дядя Вучо! — Голосок был тонким, детским.

Пилот присел на корточки и узрел перед собой зарёванную перепачканную мордашку Алины-Пульки, дочери Серёги Тимофеева.

— Привет, мартышка. Ты зачем туда залезла? — поинтересовался Вук.

— Их убили, — проговорила девочка сквозь стук зубов. — Их убили, а я убежала.

— Кого убили? — нахмурился Янко.

— Папу и маму... Сначала папу, а потом мама выбежала, и тогда маму.

Вук мгновенно сориентировался. Он кувырком нырнул под куст, прижав к себе малышку. Подхватив девочку, он выписал сложный зигзаг и выбрался на противоположной стороне садика, мысленно возблагодарив неизвестного инженера-озеленителя, высадившего столь причудливые узоры зелёных насаждений. Затем, легко вскинув Пульку на руки, быстро, но не бегом, чтобы не возбуждать подозрений, зашагал по направлению к воздушному моллу возле Чкаловской. Третий этаж молла занимал детский развлекательный центр — туда Вук и спешил с Алиной на руках.

— Ты была дома? Тебя видели? — спросил он, когда поставил девочку перед игровым автоматом, а сам встал за спиной, крепко обняв её. Любопытный взгляд постороннего человека не задержался бы на этой парочке: эка невидаль — отец привёл дочку поразвлечься.

Пулька всхлипнула, помотала головой, потом стала содрогаться всем тельцем и мычать что-то невнятное. Вук, придержав малышку, осторожно вытер ей слёзы.

— Послушай, заяц, — сказал он как можно мягче. — Если это всё правда, я тебя не брошу. Я буду оберегать тебя и никому не отдам. Мы будем жить вместе. Я обязательно найду виновных и накажу их. А потом мы уедем куда-нибудь — куда ты хочешь, — чтобы ничего не напоминало о горе. Ты только успокойся и расскажи, как всё было.

— Меня не было дома, — проговорила Алина, взяв себя в руки. — Я у Васьки в гостях была. Мы играли в конструктор, а одна деталька под диван закатилась. Я полезла за ней и вижу, как в моей комнате кто-то чужой ходит...

— Постой, как же ты свою комнату могла видеть через стену?

— У нас же дырка! Мы с Васькой проковыряли, чтобы переговариваться!

Вук, наморщив переносицу под авиаторами, припомнил, что, кажется, Пулька уже говорила об этой дырке.

— Через дырку к тебе хомяк приходил, — сказал он.

— Да, когда Шпулька пропала, — прошептала девочка и снова заплакала.

Пилот, накрыв её ладошку своей пятернёй, поводил джойстиком, изображая игру и пережидая приступ рыданий. Ничего. Пусть поплачет. Лучше так, чем молча смотреть в одну точку на стене.

— Кто ходил? Мужчина? Женщина? Один или несколько человек? — продолжил Вук, когда плечи Алины перестали вздрагивать.

— Папины тапки с дыркой ходили и мамины шлёпки, а еще большие ботинки с номером четыре.

— Цвет ботинок? Размер?

— Коричневые, больше папиных тапок.

— Значит, мужские. А что значит — номер четыре?

— На них написано было: номер четыре.

— А ты умеешь читать?

— Что ж, я дура какая-то? — презрительно произнесла Пулька. — Конечно, умею. И цифры знаю. На ботинке были цифры: номер четыре.

— А потом?

— Папа сказал "Проходи", а я взяла детальку и вылезла из-под дивана.

— Тебе было неинтересно узнать, о чём говорят взрослые?

— Не-а, неинтересно. Меня Васька позвал, чего это я там засиделась. Я и вылезла.

— Гол! — фальшиво воскликнул Вук, отправляя на тридике мяч в ворота. И тихо добавил. — Говори дальше.

— Дальше мы с Васей достроили город, и я пошла домой. Я увидела, что дверь открыта, я удивилась, потому что мама с папой всегда закрывают дверь, я зашла, а там... Там... Я убежала... Испугалась потому что... Я боюсь...