Второе одеяло было уже лишним, и засыпала Ацилия безмятежно в горячих мужских объятьях. Утром, уходя на службу, Марций поцеловал в губы, и Ацилия проводила его рассеянным взглядом сквозь ресницы. За эти дни они ни разу больше не поругались, а уже с обеда она начинала ждать его прихода, волновалась, а, когда приходил, раздевался, умывался, ужинал, просто сидела в стороне и наблюдала за ним, иногда даже не проронив ни слова, ни разу не заговорив ни о чём. Потом он уходил в лагерь, наверное, к своим дружкам по играм или ещё куда, спать Ацилия ложилась одна, а ночью он, холодный, подбирался к ней, виновато улыбался и быстро засыпал, уткнувшись носом в её затылок. Потом уже окончательно засыпала и она.

В тот день, проснувшись первым по звуку букцины, — армейской трубы, — Марций поцеловал Ацилию в ухо, завозился вставать.

— Вы что?— оглушённая поцелуем, прижалась ухом к подушке, глядела удивлённо,— С ума сошли!

А он только улыбается:

— Это, чтобы ты слышала, что я рядом.

— Я и так это знаю... Теперь не слышно ничего...— буркнула недовольно, глядя снизу.

— Ну ладно-ладно, не сердись...— улыбается, как ненормальный,— Скоро увидимся, а ты ещё спи, тебе можно.

Ушёл. Ацилия ещё в полусонном состоянии слышала, как собирался, ругался на Гая, что-то выговаривая ему. Потом всё стихло. Неужели она в самом деле смирилась с ним? Неужели поддалась ему окончательно и уже не будет сопротивляться? Неужели пойдёт у него на поводу, станет женой и будет жить с ним, мотаясь по военным гарнизонам?

Ответа на вопросы эти так и не нашла. Заснула.

Проснулась резко, кто-то ругался в атриуме и голос казался знакомым.

— Где он сейчас?!

— Я не знаю.— Это старик Гай, его Ацилия узнала,— Наверное, где-нибудь в лагере, он ничего не говорил...

— А, может, он на работах в городе?

— Может быть...

— Как это, может быть?!— Ацилия вздрогнула, она узнала его, конечно, кто же это мог быть ещё, кроме Лелия, оскорблённая натура которого искала мести,— Ты — его раб и не знаешь, где твой хозяин?

— Я... господин... Я...

Ацилия уже поднялась, только-только успела натянуть свою тунику, даже пояс не завязала, подошла к шторе, чтобы увидеть, как Лелий вцепился рабу в горло, говорил ему в лицо:

— Что ты мелешь, старый пень? Я ничего не слышу!..

Отшвырнул старика от себя в угол, и здесь Ацилия уже не выдержала, резко отдёрнула штору, выходя вперёд:

— Что вы делаете? Кто вам дал на это право?

Лелий перевёл на неё удивлённый взгляд, вскинул рыжие брови:

— Ты?— глаза скользнули снизу вверх и обратно, охватывая её всю: взъерошенный после сна вид, неподпоясанную тогу, босые ноги,— С добрым утром, деточка...— довольная улыбка растянула губы.

— Что вам надо?— Ацилия старалась держать себя в руках, смотрела в лицо непрошенного гостя прямо, а в душе всё замерло в ожидании неприятностей,— Вам же ясным языком сказали, что господина здесь нет, и где он — никто не знает, поищите его сами, лагерь не такой уж и большой, чтобы можно было не найти одного человека. Что вы здесь командуете? Что — руки распускаете?

— Ух ты, ничего себе! Это где это ты такого нахваталась? Интересно, интересно...— он подошёл ближе, даже слишком близко, чтобы не почувствовать опасности, но Ацилия только вызывающе вскинула подбородок.

— Господина здесь нет, поищите в другом месте.

— А он мне и не нужен, это даже хорошо, что его нет, это просто отлично, больше и желать нечего.

"Беги! Беги! Беги!"— кричало испуганное сознание, сердце стучало на дюжину колоколов, но ноги не сносили с места.

— Что вам надо? Уходите...— прошептала сухими губами, не сводя глаз с его чужого опасного лица.

— Зачем?— поймал за запястье, подтягивая к себе,— Зачем мне уходить? Не хочу я уходить... Не хочу, теперь я уже никуда не уйду, пока своего не получу...— ухмыльнулся в лицо, обнажая крупные зубы,— Помнишь, я обещал тебе? Прошлый раз Марций помешал нам, но сегодня, сейчас, нам никто не помешает... Вот увидишь, я буду на высоте...

— Нет! — Ацилия прянула назад, вскидывая вторую руку для пощёчины, но Лелий перехватил её за пальцы, сдавил так, что суставы хрустнули. Ацилия скривилась от боли, присела на подогнутые ноги,— Пустите... Мне больно... Господи...

— Мне тоже больно, и всё из-за тебя... Помнишь, если бы ты не дёргалась прошлый раз, всё бы прошло гладко, и Марций не помешал бы мне, а теперь терпи... А если будешь дёргаться, будет её больнее.

Чуть ослабил хватку, перехватив обе руки за локти, поднял в полный рост, притянул к себе, заговорил в лицо горячим дыханием:

— Слышишь меня? Ты же всё прекрасно понимаешь, ты же понятливая девочка... Раз и всё... И я уйду...

— Нет!— Ацилия рванулась в сторону из последних сил, сумела освободить одну руку, дёрнулась, но Лелий чуть не сломал ей вторую, беря на излом, на болевой,— А-а-а...— Протянула, опускаясь на пол, аж перед глазами поплыло.

Лелий подхватил её из-под ног за плечи чуть выше локтей, потащил впереди себя к столу, сгрёб ладонью пустые миски, толкнул вперёд лицом на столешницу, вдавил щекой, прижимая голову раскрытой ладонью в затылок. Ацилия только-только приходила в себя от пережитых боли и ужаса, и Лелий, воспользовавшись её безвольностью, нашёл её руки, затолкал их ей же под живот и с силой притиснулся сзади, что и пальцем не двинуть.

— Я хотел с тобой по-хорошему, ты же не понимаешь... Ты ничего не понимаешь... Пеняй на себя, ты одна во всём виновата... Ну как знаешь, может, тебе так наоборот интереснее, мне лично всё равно, как тебя...

— Я закричу...— прошептала, а у самой дыхания только-только на шёпот и хватило.

— Кричи, кто тебя услышит?— завозился сзади, наваливаясь ещё сильнее, и Ацилия зажмурилась от переживаемой боли в руках, пальцев она уже не чувствовала, всхлипнула от бессилия и отчаяния.

Что же делать? Где этот Марций? Ты же всегда, всегда помогал мне! Где же ты сейчас?

"Ребёнок... Боги, мой ребёнок..."

— Отпустите меня... Пожалуйста... Прошу вас,— она уже умоляла его, чувствуя на ресницах слёзы боли и невыносимой тоски,— Мне нельзя, у меня будет...

— Да знаю я, знаю, что у тебя будет, Марций уже похвастался мне.— Перебил он её грубо,— Сама виновата, дура, ещё спасибо скажешь, а если так хотелось, надо было быть посговорчивее. Я предупреждал...— ухмыльнулся, стал подтягивать подол туники наверх, чтобы добраться до тела.— Тоже мне, как последняя шлюха, выперлась в одной тунике, босая, без пояса, да я ему так и скажу, если что, что сама себя предложила, как блудница последняя...

— Не-ет...— протянула со слезами Ацилия.

В этот момент в углу завозился старый Гай, поднялся, вытирая кровь с виска: ударился о деревянный сундук. Ацилия заметила растерянное лицо раба, заговорила быстро:

— Гай, миленький, прошу тебя, умоляю, найди кого-нибудь... Помоги мне...

— Только сдвинься с места — убью!— крикнул Лелий, поднимая голову, отвлекаясь от рабыни.

— Найди господина Марция, прошу тебя, Гай, быстрее, сделай что-нибудь...найди же его...

— Заткнись!— Лелий толкнул её вперёд, ещё сильнее вдавливая щекой в столешницу, рабу он теперь приказывать не мог, только дёрнись — и рабыню потеряешь. Ацилия зажмурилась, чувствуя во рту кровь от разбитых об зубы губ, зашептала с новой силой:

— Гай, найди Марка...

— Его нет, он в городе на работах...

— Ну что?— Лелий ухмыльнулся, запуская руку под подол туники, скользнул по бедру вверх,— Ничего у тебя не выйдет...

Но Ацилия дёрнулась, стараясь сбросить с себя его руку, снова заговорила:

— Гай... Прошу тебя... У него есть друг... центурион... Найди его, пожалуйста, Гай... Пожалуйста...

— Центурион Фарсий?— догадался старый раб,— Он сегодня дежурит по лагерю, я видел его недалеко...

— Позови... Прошу тебя, Гай...— прошептала из последних сил сухим горлом.

— Только попробуй, старая сволочь! Я найду и убью тебя!— прорычал Лелий.

— Гай?!— прошептала Ацилия.

— Замолкни!— треснул кулаком об стол, как раз у её лица, и Ацилия зажмурилась. Но, похоже, её шёпот больше тронул Гая, чем угрозы о смерти, старик ушёл на улицу, зажимая ладонью разбитый висок.

Лелий начал бесноваться, рычал от злости, попытался овладеть сразу, но то ли торопился, то ли волновался, понял, что ничего не выйдет. Вот она! Бери! А не получится... Не получится...

Проклятая рабыня!

Всё опять вышло по её!

Сейчас притащится этот проклятый Фарсий, объясняйся потом... В сердцах отшвырнул эту проклятую девку от себя, даже не глядя куда, главное — сильнее, чтобы всё, что внутри кипело, вложить. Будь она проклята, эта рабыня треклятая!

Ацилия упала животом на трипод и сползла на пол, от внезапной боли во всём теле перед глазами прыгали белые светящиеся зайчики, но вся эта боль была именно там, там, где она больше всего боялась. Руки почти не слушались её, но она сумела приподняться на локте, потом на всю руку, вторую пылающую ладонь прижала к животу, где больше всего болело. Зашептала:

— Боже... Мой ребёнок...

Слёзы боли и бессильного отчаяния заливали глаза, и Ацилия стирала их кулаком, лежала уже на боку, подтянув ноги к животу. Лелий стоял и смотрел на неё сверху, от злости сжимал и разжимал кулаки.

— Дура, вызывай врача.

— Убирайтесь!— закричала она с плачем, срывая голос, ненавидя его всей душой, а она-то думала, что больше, чем Марция никого ненавидеть нельзя.

— Ты сама во всём виновата.

— Уходите! Уходи-ите...— от плача голос срывался, сквозь слёзы она ничего не видела, а от боли даже плохо представляла себе, что происходит. Лелий ушёл. А через момент появился Гай, бросился к Ацилии:

— Я не нашёл центуриона Фарсия, но подумал, что и без него всё обошлось... Что?.. Что делать теперь?— причитал, качал головой, охал, не зная, как помочь,— Надо врача... врача вызвать...

— Помоги мне...— Ацилия, морщась от боли, попыталась подняться, держалась рукой за живот, второй — за Гая, еле-еле добралась до постели, легла, снова притягивая ноги к груди, лежала, дрожа всем телом. Гай закрывал одеялом, от страха руки его тряслись, слова с заиканием срывались с губ:

— Врача... О-о-о-х... Что же? Ч-что же делать теперь...

Ацилия повернула к нему голову:

— Убери всё... Наведи порядок...

— Да-да...— закивал головой, это было более понятно ему, знакомо. Собрал всё разбросанное по атриуму, расставил скудную мебель, что-то говорил, бормоча под нос.

— Гай?— позвала Ацилия, раб появился тут же,— Спасибо тебе, если бы не ты...

— Что вы? Что вы? Что я сделал-то?

Ацилия помолчала немного, дрожа всем телом, заговорила опять:

— Хочу попросить тебя... Пообещай, что сделаешь...— обернулась ещё больше, ища его глаза, кивающую седую голову,— Пообещай, что не расскажешь никому о том, что случилось...— голос её окреп, стал сильнее, она и сама не понимала, зачем это делает, зачем об этом просит. Может, в душе ещё надеялась, что всё обойдётся, что всё пройдёт, и она сумеет выкарабкаться из этого, но Гай отшатнулся,— Прошу тебя, Гай! Он не простит нам, ни тебе, ни тем более мне... Пообещай, прошу тебя, я сама что-нибудь скажу ему, сама... Ну?

— Хорошо-хорошо...

Согласился сильно быстро, и Ацилия не знала, стоило ли верить ему, но ей это было уже всё равно. Отвернулась к стене, обняла себя за плечи, закрыла глаза, дрожь озноба пробежала по всему телу.

Нет! Боги, только не это... Оставьте... Оставьте ей её ребёнка, её малыша... Я хочу его... Я хочу, чтобы он родился, я даже буду любить его отца, буду жить с ним, буду терпеть его... Боги святые, да что же это происходит?.. Ведь всё, всё, кажется, уже устроилось, она даже перестали ругаться... А что теперь будет? Что будет?..

В глубине живота появилась тянущая боль, стала обостряться, оформляться в более резкую, повторялась, накатывая, через время отступала, чтобы возвратиться вновь, более сильной.

Для Ацилии весь окружающий мир замкнулся теперь на этой боли, и всё, больше она уже ни о чём не думала. Первое время ещё терпела, пыталась сопротивляться, но через момент провалилась в беспамятство, ничего не видя и не слыша.

Один раз всего открыла глаза, увидела знакомое лицо врача Цеста, он что-то говорил ей, поил её каким-то сладким и терпким наваром из трав и мёда, Ацилия была так слаба, что даже не могла сопротивляться, только шепнула еле слышно:

— Мой ребёнок...

— Всё-всё-всё,— зашептал врач, опуская её голову на подушку,— Всё хорошо, спи, спи теперь...

И она снова провалилась куда-то, теряя связь с реальностью. Но это был далеко не сон. Потом опять пришла в себя, но лежала, наслаждаясь покоем, слабостью и тем, что ничего у неё не болит, даже глаза не открыла. Рядом разговаривали, и Ацилия узнала голоса своего хозяина и врача.

— Гай позвал меня только после обеда, она потеряла слишком много крови, я успел промыть ей желудок, но она ничего не соображала, только намучились... Даже не знаю, будут ли от этого какие-то результаты, если выпила яд утром, он уже попал в кровь...

— Яд?— удивился Марций, разглядывая бледное лицо рабыни.

— Более всего вероятно, иначе — почему? Спрашивал Гая, может, что случилось? Ну, упала там, ударилась, или что съела,— только плечами жмёт, ничего не знаю, сам поздно заметил, когда с неё уже столько вытекло... Если бы раньше... Если бы сразу, можно было бы ещё желудок промыть, и всё бы обошлось, а так...

— Что с ребёнком?— голос Марция был хриплым.

Пауза. Голос Цеста срывался:

— Я о чём и говорю, нету! Нету больше у неё этого ребёнка! Выкидыш! Я тут на подобное насмотрелся, слава богу! Что они только ни делают...

— Нет, нет, нет, не может быть, она не могла сама это сделать...— Марций мотал головой, не верил, не верил. Только сегодня утром он уходил от неё, он ещё поцеловал её в ухо и она не злилась, она не показывала ничем, что думает сделать это, что собирается убить его ребёнка... О, боги святые...

— Конечно, сама бы она вряд ли за это взялась, кто-то надоумил, посоветовал, может, и яд даже дал, они тут ставят эксперименты... Ошибутся с дозой и хоронят потом... Хорошо вот хоть эту вот более менее откачали, ещё, конечно, рано говорить о чём-то, она ещё сильно слабая...

Марций долго молчал, глядя куда-то в пространство. Да, всё, всё сходилось... Была у неё знакомая, старая волчица, она давно к ней таскалась... И тогда, в последний раз когда ссорились, о чём она говорила? "Ребёнок этот — ошибка?" Так! Что не свяжет он нас, слишком мы разные, и лучше ему вообще не родиться... Она сама так говорила! Прямо в лицо ему, как вызов кидала!

Он застонал, стискивая виски запястьями.

— Ладно, Марций, это не твоя вина, просто ошибся ты, наверное, с выбором женщины...

— Нет!— он аж дёрнулся всем телом.

Ацилия в это время уже спала и не слышала их разговора, снова провалившись в забытьё.

— Ну, тебе виднее.— Цест развёл руками.

— Я не ошибся, нисколько! Я влюбился в неё,— поднял голову,— Ты же знаешь, что это, Цест?— врач согласно кивнул головой,— Я хотел жениться на ней, хотел детей...