Камешек в сапоге.

— Что встали как валаамовы ослицы!? Вязать всех и складывать во дворе! Покровы богородицы — обыскать тут всё! Бегом! — заорал рыцарь почему-то по-французски — видимо в рассеянности, но, тем не менее, его поняли. Снабженные в достатке пластиковыми петлями и потренировавшиеся друг на друге бойцы начали разбегаться и вязать лежащие тут и там тела.

— Вижу движение! — проговорил раздухаривший Чика, указывая куда-то в очередную дверь в здоровом строении. И сразу рванул туда.

— Куда баран?! Стоять! — попытался я его остановить, но было поздно. Он заскочил в темноту входа — оттуда послышалось сочное 'плям!'. И через мгновение Чика наполовину выпал обратно держась за голову, и застыл без движения в проходе.

'Убили придурка!', — мгновенно промелькнула мысль, и я рванул к нему.

На моем третьем шаге из проёма через лежащее тело перешагнул пузан с огромной поварешкой наперевес. На пятом шаге я сообразил, что Чика, скорее всего ей и отхватил по 'бестолковке'. Увидев меня, пузан продемонстрировал отменную реакцию — успел перехватить 'орудие' поудобней... и встретил меня молодецким ударом. Провернувшись на носке как 'балерун' я пропустил удар мимо себя и хлестко всадил ему кулаком со всей дури в район пупка. От страшного удара 'повара' согнуло пополам, да так, что он треснулся лбом о собственные колени.

— Сука!!! — злобно проорал я и засадил с ноги по лежащей тушке 'компьютерного 'гения''. — Вставай позорище!

Тело застонало, открыло глаза и тут же задало извечный и сакральный вопрос всех 'попаданцев':

— О-о...что-о... случилось? — было видно, что прилетело ему очень удачно, и теперь он с трудом соображает.

Я встал по стойке 'Смирно' и отдал честь.

— Поздравляю!!! Тебя только что... — произвели в почетные кухмистеры!

— Ка-ак? — переспросил он, безуспешно ощупывая шлем.

— А так! Как самого отважного и отличившегося при штурме неприятельской крепости, — мой голос был полон торжественности. — Награда нашла своего героя!

— А-а-а...?

— Да-а... Я никогда не видел столь ошеломительного успеха. Это ж надо?! Только ты мог умудриться получить по морде... — уполовником. Анус ты ущербный...! — резюмировал я.

В ответ в моем шлеме раздалось злорадное хихиканье Юльки. Общую связь ещё никто не выключал

— И нечего ржать. Это касается всех. Хорошо это был половник! А если б там сидел упырь с ружьем? Шлем пулю, скорее всего, удержал бы... а вот твой хребет, удар бы не перенес — сломался. Что эйфорию почувствовал?! Мы победили?! Вот так и дохнут в первом бою. Сколько я это твердил? Сколько на тренировках тактику отрабатывали? Я этого 'повара' даже наказывать не буду! Я его награжу! Что?! Приобрел опыт? Кулинар недоделанный!

Я для симметрии ещё пару раз пнул лежащего в позе эмбриона и пучившего глаза пузана. Ибо не фиг! Награжу я его потом... а сейчас, я откинул забрало:

— Этого киньте к остальным, — скомандовал я двум ближайшим бойцам, вовсю разглядывающим беззвучно разевающего рот меня. — И бегом...! Бегом двигайтесь шелудивые каракатицы!

Через полчаса замок напоминал кладбище. Кругом понатыкали факелов и лежали тела. Было тихо и торжественно. Относительно.

Мне принесли во двор здоровущее баронское кресло. И я, с удобством устроившись в нем начал командовать — ибо скучно. Отправились за барахлом из лагеря. Баярд приволок здоровенный замшелый бочонок. Причем нес он его не сам — нес 'зольдатик'. Следом притаранили стол и кружки. Закусь тащил поваренок, спрятавшийся во время штурма в кладовке.

И мы начали снимать пробу. Недовольную этим Юльку я отправил инспектировать будуар баронессы — Солели. Я — как щедрый и порядочный человек... 'За успехи в боевой и политической подготовке и безупречное исполнение приказов командования...', я наградил её трофейными драгоценностями и вообще... 'любым барахлом — которое ей тут понравится'. Она сильно покривилась поначалу. Вроде это как воровство.

— Ну и дура! — подвел я черту под разговором. — Не нравится тебе, подарю — симпатичной служаночке. Тут всё — моё!!! Привыкай к реальной жизни, а то насмотрелась кина, как 'институтка'. Тут все — висельники. Они совершили государственную измену! И если я подарю им жизнь — они должны мне будут благодарны до конца жизни. Это — война! Все — это... — я обвел рукой вокруг, — трофеи. Мои и наши. А как с этим поступить — дело твое. Хочешь — выкинь, хочешь — не трогай.

Юлька вопросительно посмотрела на Баярда, как на самого благородного и точно соображающего в реалиях. Тот согласно кивнул:

— Андрей — прав. Всё так и есть.

После чего она усвистала на инспекцию — 'посмотреть'. Дживс побрел глянуть на будущее 'хозяйство', потому что я озвучил, что 'на некоторое время мы останемся здесь'. Чику, вместе с его сливообразным носом, я отправил на инспекцию в тюрьму, с парой ближайших неудачников солдат. Это ж надо — в шлеме и умудриться разбить нос? Выпердыш контуженный!

Отче пошарившись внутри донжона, теперь отправился в часовню. А мы как самые умудренные с рыцарем приступили к дегустации. Молодые пусть побегают, а мы-то знаем, что к чему. Ничего наше от нас не убежит.

— Ну, шевалье, — мы подняли кружки, — за победу!

Глава 15.

Господи... дай мне сил, купить в магазине только то, зачем я пришла!!!

Потихоньку рассвело. Здоровая куча пленных, лежащая на плитах двора начала приходить в себя. Раздались стоны, проклятия и прочие звуки. Их сторожила пара бойцов. Отдельно лежала баронесса, Нико, капитан и 'кухонный боец'. Младшего барона Отче запер с какой-то девкой-нянькой. Он гуманно оставил её в сознании. Остальных стащили во двор. Вывели и заключенных — их, правда, посадили отдельно.

— А у покойного барона был вкус, — заключил я, вновь отхлебывая из кружки. — Вы согласны, шевалье?

— Да, господин капитан — абсолютно согласен с вами, — смакуя, отхлебнул вина рыцарь и хрустко откусил от пера зеленого лука.

— Фи-и, шевалье... закусывать такое вино — луком? Да вы батенька не эстет.

Посмотрев на меня с подозрением, шевалье спросил:

— Зная вашу начитанность и язвительность, боярин. А также тот мир, в котором вы жили — прошу пояснить мне это слово. А то, зная ваше окружение — это может быть и замаскированным оскорблением.

— Ну что вы Пьер — как можно? Мы же благородные люди. Нет. Я бы просто не посмел. Эстет — это ценитель. Вот.

— Ну, тогда за нас... — за эстетов, — предложил тост Баярд, и мы снова подняли кружки.

— А вино всё-таки лучше закусывать сыром. Вы же француз...

— Да. Я провинции Дофинэ. У нас там возле Баланса, делают вино 'Эрмитаж'. О... — это нектар. Красное вино темно-пурпурного оттенка, с великолепным букетом, а вкус его немного напоминает малину. Пожалуй, только вино из Сент-Жорж-д-Орк, что возле Мон-Пелье, и может поспорить с ним вкусом.

Кое-кто из пленников уже пришел в себя и удивлённо таращился нас, слушая высокоумную и манерную беседу двух дворян. Как-то незаметно для себя я тоже стал относить себя к дворянам. А что? Приятно, черт возьми!

— А что скажете о белом, месье Баярд?

— Белое из наших мест ценится невысоко.

— А бургундские? — задал я вопрос, поскольку из всех французских вин помнил только 'Мадам Клико', 'Абсент' и их. В голове вертелся ещё какой-то 'крюшон', но вино это или лимонад я так и не вспомнил.

— Бургундские вина, mon ami — это второй ряд. Они крепкие... цвета глаз перепелки... приятны на вкус, но... — вторые. Они сладкие. Их даже можно разбавлять водой и пить при ипохондрии.

— Что?! Эстетствуете, мать вашу! — тихо подошедшая Юлька уже с минуту слушала нас со странным выражением лица. Наконец, она хмуро посмотрела на нас и ласково так спросила:

— Ты куда меня послал?

— Как куда? — насквозь фальшиво удивился я. И тут же очень вальяжно ответил: — Украсить себя трофейными драгоценностями, чтобы чужие загребущие ручки не схватили их раньше тебя.

— Драгоценнос-сти-и...??? — разъярённой кошкой прошипела Юлька. — Значит, пока я там-м...м-м... ковырялась... Вы... тут наливаетесь винищем и щупаете тут чужих баб?!

Это было сказано с такой экспрессией, что я невольно оглянулся — поискав глазами этих самых 'баб'. Никого естественно не оказалось.

— Драгоценности... говоришь!? На!!! — она достала из карманов и высыпала на стол 'добычу'. — Укрась ими, сам себя, глиста в скафандре!

Я несколько оторопело разглядывал её 'трофеи'. Да-а, блин! Это ж надо так лохануться!? Передо мной лежала куча пластмассовых бус, заколок, перстней... и назвать 'это' ценностью не смог бы даже самый жадный старьевщик. У нас даже на помойке можно достать гораздо больше ценностей одномоментно. Я как-то выпустил из виду, что тут главная ценность — пластмасса. Раз из нее делают деньги, то и самая дорогая она. То, что лежало на столе не надела бы ни одна селянка, даже в самом глухом углу моей прошлой родины.

— Попадос...

— Пластмассовые бусики...!!!? — было видно, как от негодования у Юльки перехватило горло. — Бусики... — это ценность?! — она в величайшем негодовании пнула ножку стола. — Я тобой попозже поговорю.

Она гордо развернулась и двинула куда-то в другой конец двора. Титаническим усилием она сдержалась и не стала устраивать скандал посреди двора — на потеху многочисленной публике.

— ...может, ей нужно было предложить посетить 'оружейку'? — прервал затянувшее молчание Баярд.

— Думаю это бесполезно, шевалье. Лишить женщину золотых украшений, которые она мысленно примерила и стала считать своими... это, пожалуй, тоже самое, что отнять у неё их на самом деле.

— Что-то ты загрустил?

— Я не грустный, я трезвый.

— Тогда надо выпить.

— Согласен, шевалье. Человек приходит из небытия, и уходит в небытие... И разве это не повод — выпить двум благородным людям между двумя такими знаменательными событиями? "А вотр санте"!* — предложил я, и мы подняли кружки.

Пока двое благородных донов предавались вполне заслуженному отдыху, остальная 'компания' пришла в себя и рассматривала нас. Говорить им запретили, а ослушникам тут же объясняли пагубность и помощью подручных средств. Смотрели в нашу сторону с всякими разными выражениями на лицах. Ненависть, равнодушие, злоба...

На мой взгляд, мы сильно напоминали немцев на Великой Отечественной, как их показывают в кино. Сидят двое чинно-благородно выкушивают вино из лафитничков, закусывают и ведут высокоумную беседу. (Не буду врать — это мне чем-то сильно нравилось).

— Эй! — я пощелкал пальцами. — Ты... — принеси стулья и ещё один стол. А вам шевалье — опять возглавлять Трибунал.

Он как-то странно посмотрел на меня. Мы встали и отошли подальше, чтоб поговорить без помех.

— Да, и долго не заморачивайся,— это я проговорил еле слышно. — Приговори воинов к смерти.

Брови рыцаря в негодовании и изумлении взлетели:

— Зачем?

— Так надо! Сделай — и тебе понравится. Ты что думаешь, если бы я хотел их всех убить — я стал бы с судом заморачиваться? Я бы вывел их подальше — и сам бы их кончил, чтоб вам не мараться. Да, и прояви фантазию — не всё ж вешать? Сдирание кожи... четвертование... разрывание конями... Дай им вкусить э... и прочие прелести имперского судопроизводства.

— Как-то это не благородно...

— Ой, я тебя умоляю. Можно подумать, тебе посмеяться не охота. И главное, остальным ничего не говори.

— Ну, не знаю...

— Не нравится, давай я Чику — Председателем назначу...? Ща я ещё пару моментов озвучу людям и начинай. Главное пафоса побольше.

Суд прошел прекрасно — с выдумкой и огоньком. Поставили стол. За него уселся Трибунал — Баярд, Дрег и один из солдат. Сидящие на мощеных камнях двора пленные весьма мрачно поглядывали на нас, тихо переговариваясь. Ожидали решения своей судьбы.

— Ты! — палец рыцаря указал на ближайшего. — Имя?

— Гогрид Плешивый, Ваша... э...

— К Председателю Трибунала обращаться — Ваша Честь!

— Ваша Честь...

— Кто таков?

— Я — простой воин Ваша Честь...

— Гогрид Плешивый — виновен! Приговариваешься к повешению!

— Ты...? — длань судьи Трибунала простерта вперед, глаза его пылают праведным гневом и кажется, что за его широкими плечами развевается плащ с малиновым подбоем.

— Шенго Гарез, Ваша Честь...

— Кто таков?

— Я — десятник, Ваша Честь...

— Виновен! Четвертование!

— ....

Картинка — сюр. Пока идет суд, большая сволочь — Наместник, сидит за столом и с удовольствием попивает вино — щурясь как довольный кот при объявлении очередного приговора. Не успевшие к началу шоу соратники, стоя чуть дальше с большим недоумением взирают на это действо. Как только объявляют приговор, солдаты хватают очередного неудачника, отсаживают в сторону и заодно прихватывают ему и ноги петлей — во избежание. Приговоренных уже человек тридцать. Наконец очередь доходит до слуг.

— Женщин... освободить. Non-combattants**, — кратко формулирует рыцарь. — Ты. Кто таков?

— Оська — конюх я, Ваша Честь...

— Двадцать плетей!

На лице конюха парня лет двадцати такое облегчение, что можно подумать ему шоколадку дали вместо наказания. Слышен ропот и разнообразные проклятия в проклятия в адрес столь жестокосердного судьи. Один клоун начал разоряться конкретно про рыцаря. Я встал и подошел к полусидящему парню. Тот естественно переключил внимание на меня. Было видно, что парень расстроен. Но не тем, что предстоит умереть — с этим он смирился, а вот способ его категорически не устраивал. Вот почувствовал я это — и все тут.

— Самый говорливый?

— Да! — с вызовом уставившись на меня, ответил он. — За что нас так?! Звери вы! Видать не врали, что вы от Императора. У нас отродясь так не казнили. Сука — ты! ...! — и дальше по матушке, от сердца.

Было понятно, что он ищет легкой смерти. Я медленно достал 'Осу' и выстрелил. Его тело выгнуло дугой и заколотило. Остальные мгновенно опасливо отодвинулись.

— Разговаривать надо вежливо, — скучным голосом произнес я, информируя остальных. — Всем молчать! А вот легкую смерть ещё надо заслужить. Тот, кто расскажет мне, что-то интересное про свое бывшее начальство — может на это рассчитывать. Желающие есть?

Нашлись, трое.

— Этих посадить отдельно, — я кивнул в сторону хлева. — Продолжайте уважаемый Председатель, — я снова сел за стол.

Народ смотрел на все происходящее со здоровой долей страха. И теперь все распоряжения выполнялись бегом. Слугам прописали плетей, женщин помиловали. Теперь они стояли в ожидании. Чика контролировал процесс подготовки к экзекуции. Палач и двое слуг притащили здоровую лавку, и устанавливали её для порки. Наконец, дошла очередь и до благородных пленников. Они лежали не на камнях, а на попонах.

— Может их судить отдельно? — вопросительно посмотрел на меня Баярд.

— Перед волей Императора все равны, — равнодушно сообщил я. — Можно Вас попросить господин председатель подойти ко мне?

Рыцарь подошел.

— Короче, повара отдай мне. Остальных — помилуй. С возвращением всех привилегий.

— Зачем?!

— Посмотрим насколько они — благородные и как любят и ценят своих людей. Баронесса — дура, это понятно. А вот реакцию остальных — надо посмотреть. Нам союзники нужны, а не кучка трупов. И в конце объяви, что правом помилования — обладает только 'Голос Императора'.