Она два раза говорила с Эстошем, пытаясь вытянуть из него более подробное описание произошедшего, но и он мало чем мог помочь. Он был погружен в свои мысли и не видел стрелявшего, а позже боль и шок от ранения еще больше затуманили воспоминания. Единственной хорошей новостью, которую Мара получила за день, был тот факт, что Эстош явно выздоравливал.
Блуждание во мраке крайне раздражало Мару. И в то же время — парадоксально, но факт — процесс расследования доставлял ей удовольствие. Именно такой следственной работе она обучалась в бытность свою агентом Палпатина. Интерес к расследованиям был одним из самых важных ее стимулов на имперской службе.
А сейчас все складывалось даже лучше. Здесь не было той гнетущей атмосферы безысходности, которую она ощущала на службе Императору, безнадежности, которая, подобно черной туче, нависала, казалось, над каждым ее расследованием. На борту "Посланника Чафа" никто не сгибался при ее виде, не скрывал страх и ненависть, не приветствовал с фальшивой учтивостью, рассчитывая использовать ее положение в своих интересах.
Да, большинство чиссов испытывали откровенную неприязнь к имперцам. Но то было высокомерие, порожденное чувством превосходства их культуры и менталитета, а не безнадежная ненависть, которую подневольные подданные Империи испытывали к своим господам. Фел, в свою очередь, неизменно ходил с высоко поднятой головой, и в нем не было ни капли надменности, в былые годы ставшей, как казалось, непременным атрибутом любого гранд-моффа или имперского генерала. Нет, в нем ощущалась лишь гордость — за себя, за то, кем он является, и то, чего достигла Империя Руки, которой он так беззаветно служит. Подобную гордость она часто видела в глазах Хана или Леи, или пилотов Эскадрильи Проныр, или даже самого Люка.
Наблюдая и анализируя все это, Мара не могла удержаться от сравнений с тем, что осталось позади — в Новой Республике. С вечно бурлящим от ссор Сенатом, безуспешно пытающимся разрешить сотни диспутов и распрей между сопредельными звездными системами; с подковерными играми, с группировками, метящими поближе к Корускантской кормушке; с республиканским правительством, транжирящим силы и ресурсы государства понапрасну, хотя им можно было найти куда более достойное применение.
Палпатин был порочен, деструктивен и полон ненависти, особенно к сотням инородных рас, находившихся у него под пятой. Но она не могла не признать, что с чисто практической точки зрения эффективность и порядок Империи стали заметным шагом вперед на фоне предшествовавшего ей коррупционно-бюрократического строя, именовавшегося Старой Республикой.
Единственная мысль никак не хотела уходить из головы: какой могла бы стать Империя, если бы вместо Палпатина ею правили люди вроде Парка или Фела? Какого предела эффективности и порядка она бы достигла, если бы попала в руки кого-либо, наподобие не-человека Трауна?
И не однажды, засыпая рядом с Люком, Мара размышляла над тем, каково это — служить Империи, подобной этой…
Как-то поздней ночью, когда она заснула, предаваясь схожим размышлениям, панель связи в каюте неожиданно издала сигнал вызова. Вздрогнув, Люк встал и нажал на кнопку.
— Слушаю?
— Это аристократ Формби, — отозвался чисский голос. — Предлагаю вам встать и одеться.
— Что случилось? — спросила Мара.
— Ничего не случилось, — сказал Формби. — Мы прибыли.
* * *
— Вот, — проговорил Формби, указав на главный экран командного центра. — Там, справа от центра. Видите?
— Да, — ответил Люк, всматриваясь в изображение. Там действительно было судно: его когда-то блестящий корпус почернел и был покрыт трещинами и пробоинами от попаданий лазерных разрядов и ракет. Корабль лежал на вершине крутого холма, находящегося на поверхности планетоида. Создавалось впечатление, что он застыл, перевесившись через край.
"Посланник Чаф" продолжал спускаться по спирали, а Люк — рассматривать корабль, который казался висящим в пустоте. У носа и кормы от корпуса отходили тонкие трубы, утопавшие в каменной крошке: именно они соединяли корабль с его "собратом", скрытым под землей. Люк заметил, что от середины каждой трубы расходится еще пара изогнутых труб, которые также скрывались под поверхностью холма.
— Это и есть ваш "Сверхдальний перелет"? — тихо спросил Формби. Люк кивнул. Перед ними действительно был дредноут — шестисотметровой длины, вооруженный турболазерами и другим оружием, способный принять на борт почти двадцать тысяч членов экипажа и пассажиров.
Точнее, когда-то способный. Теперь уже нет… Глядя на разбитый корпус, Люк почувствовал далекое эхо боли — боли всех тех, кто находился на борту во время катастрофы…
— Думаю, да, — сказал он, обращаясь к Формби. — По крайней мере, соответствует описанию.
— Двигатели на вид целые, — заметила Мара. Ее голос был спокойным, почти бесстрастным, но Люк чувствовал, что и у нее в душе царят боль и смятение. — Турболазеры и генераторные отсеки разбиты, но все остальное, похоже, неплохо сохранилось. Небольшой ремонт — и он снова сможет летать.
— Корабль на поверхности, кажется, пригоден для жизни, — указал Формби. — Сенсоры улавливают наличие воздуха, тепла и слабое функционирование источников энергии. На втором корабле, который частично выглядывает из-под поверхности, таких признаков не обнаружено.
— Неудивительно, — сказал Люк. — Трубы, соединяющие его с верхним кораблем, пробиты более чем в десятке мест.
— А что с остальными дредноутами? — спросил Джинзлер. — Я знаю, что "Сверхдальний перелет" состоял из шести кораблей.
— Остальные под поверхностью, — сказал Фел. — Точнее, то, что от них осталось.
— Под поверхностью? — повторил Берш с благоговейным трепетом в голосе. — Этот корабль мог двигаться и под поверхностью?!
— Разумеется, нет, — проговорил Формби. — Если сказать точнее, остальные дредноуты находятся под… — Он задумался. — Никак не подберу слово. Рассыпанные мелкие камни в долине между холмами…
— Каменная осыпь? — подсказал Люк. — Морена?
— Думаю, осыпь, — медленно произнес Формби. — Как бы то ни было, наши приборы регистрируют очень глубокий слой камней, а под ним явно есть металл.
— Вы можете определить, в каком они состоянии? — спросил Джинзлер. — Я имею в виду те, что под камнями.
— Наши приборы не настолько хороши, — сказал Формби. — Это можно будет сделать не раньше, чем мы высадимся на борт.
— При условии, что погребенные под камнями трубы окажутся в лучшем состоянии, чем над поверхностью, — заметил Люк. — Тогда мы сможем обойти по ним все корабли по цепочке. Если же нет, придется копать.
— Это если под камнями действительно что-то есть, иначе и возиться не стоит, — добавил Фел.
— Но как он здесь оказался? — спросила Мара. — Именно это интересует меня в первую очередь.
— Загадка, — признался Формби. — Возможно, Траун спрятал его здесь для дальнейшего исследования. Но нигде нет свидетельств, что он или кто-то другой вернулся для изучения корабля.
— Я больше думала о том, как происходил сам процесс, — сказала Мара. — Вы упомянули, что Траун командовал небольшим сторожевым флотом. Неужели у вас каждый младший офицер знает, как войти в пространство Редута?
— Нет, — ответил Формби. — Чтобы получить такую информацию, он должен был иметь доступ к архивам командования флота.
— Это похоже на Трауна, — сказал Фел. — Информация была его страстью.
— Да, — мрачно добавила Мара. — А убийство — профессией.
По коже Люка пробежал холодок. Согласно данным адмирала Парка, во время уничтожения "Сверхдальнего перелета" на борту шести дредноутов находилось пятьдесят тысяч пассажиров и членов экипажа.
"Их трупы все еще на борту, лежат там, где их настигла смерть?" Люк и раньше видел немало мертвецов, но большинство из них были повстанческими или имперскими солдатами, павшими в бою. Здесь же погибли гражданские — вероятно, даже дети.
Он отогнал эту мысль. Что бы там ни было, ему придется пройти весь путь до конца.
— Итак, какой у нас план? — спросил он.
— Планетоид слишком мал, чтобы иметь плотную атмосферу, — произнес Формби, кивнув на дисплей. — Поэтому "Посланник Чаф" совершит посадку на вершину холма, рядом с верхним дредноутом, и мы подсоединим переходной рукав к кормовому стыковочному узлу левого борта. После этого все, кому нужно попасть на борт дредноута, смогут это сделать.
Он взглянул на дисплей, где дредноут увеличивался в размерах по мере приближения к нему корабля чиссов.
— Когда окажемся на борту, мы проведем короткую церемонию, во время которой я изложу суть участия народа чиссов в уничтожении "Сверхдальнего перелета" и выражу наше глубочайшее сожаление, — продолжал Формби. — Затем я от лица Девяти Правящих семей и Доминации чиссов принесу извинения народам Республики, после чего останки корабля будут официально переданы послу Джинзлеру, представляющему Новую Республику, а также мастеру Скайуокеру и джедаю Скайуокер, представляющим Орден джедаев.
— А мы? — взволнованно спросил Берш. — Джеруны смогут выразить свою благодарность на церемонии?
— Позволить вам участвовать или нет — это решение принимать господину послу, — мрачно сказал Формби.
— Конечно, вы можете участвовать, — успокоил джерунов Джинзлер, ободряюще улыбнувшись. — Как и вы, коммандер Фел, — он кивнул Чаку Фелу, — хотя я не вполне понимаю причины вашего интереса к "Сверхдальнему перелету".
— Нам тоже есть что помянуть, — уклончиво ответил Фел. — А также покаяться в ошибках прошлого. В любом случае, для нас большая честь участвовать в церемонии.
— Тогда предлагаю вам вернуться в каюты и приготовиться к высадке, — сказал Формби. — Через час мы начнем.
* * *
Приземление "Посланника Чафа" рядом со "Сверхдальним перелетом" оказалось процедурой несложной, даже несмотря на опасение, что каменные обломки не выдержат его вес, — и особенно учитывая предположение о том, что под осыпью может быть погребен другой, поврежденный дредноут. К счастью, холм оказался довольно крепким. Прокладка соединительного рукава к дредноуту также прошла успешно.
Только после этого возникли первые проблемы. Ангар, который выбрал Драск, внешне выглядел вполне функциональным, но закрывающий помещение люк оказался настолько деформирован, что открыть его было невозможно, и чиссам пришлось прорезать вход плазменными резаками.
Работа шла медленно. Даже относительно тонкая броня корабля Старой Республики оказалась невероятно прочной, а в закрытом пространстве соединительного рукава чиссы были вынуждены в целях безопасности ограничивать подаваемую на плазменные резаки энергию. Наблюдая за их работой, Люк не раз хотел обратиться к Формби и предложить разрезать броню световым мечом. Это было бы легче, чище и намного быстрее.
Но каждый раз он подавлял это желание. Люк слишком хорошо помнил вчерашнее заявление аристократа о "безответственном размахивании оружием" и уже достаточно хорошо знал гордость чиссов, чтобы понимать: Формби и другие сделают все по-своему, но его помощь не примут. Особенно если в этой помощи нет насущной необходимости.
Таким образом, все ждали окончания работ. Когда вход в стыковочный узел был, наконец, прорезан, возникла еще одна задержка — чисский медик проверил атмосферу на дредноуте и подтвердил отсутствие микроорганизмов, ядовитых газов и взвешенных частиц, способных представлять опасность для чиссов или людей. Насчет безопасности джерунов, с биохимией которых чиссы познакомились лишь несколько дней назад, он был не столь уверен и поэтому предложил им надеть защитные скафандры.
Однако Берш отказался, заявив, что ритуальное одеяние невозможно носить под скафандром, и убедил Формби, что он и его спутники готовы пойти на риск.
Из-за всех этих задержек группа смогла подняться на борт на целых три часа позже запланированного.
Как отметил Люк, компания выглядела весьма чудно. Драск и Формби надели те же парадные наряды, в которых они щеголяли на первом официальном приеме, тогда как Фиса и солдат-чисс, несший знамя на древке, были облачены в гораздо более простую и функциональную униформу. Чак Фел, как и прежде, щеголял имперским мундиром, и Люк был готов поклясться, что четыре штурмовика приложили большие усилия к тому, чтобы их броня сверкала. Джинзлер сменил свой роскошный камзол на нечто простое и не столь обтягивающее. Зачем, Люк не знал. То ли Джинзлер думал, что на дредноуте будет грязно и тесно, то ли он просто устал изображать посла.
Каждый из четверых джерунов, надевших тяжелые коричневые одеяния с непременными волкилами в сине-золотистых ошейниках на спинах каждого, заметно контрастировал с Эстошем и его перевязкой на плече. Младший джерун долго спорил с Бершем на своем мелодичном языке и явно был несчастлив оттого, что другие спускаются вниз, а он вынужден остаться. Он стоял в стороне, оберегая раненое плечо, и казался еще более жалким и растерянным, чем обычно.
Люк, как всегда, был одет в черный комбинезон. Мара сменила платье на такой же комбинезон, как и у мужа — чтобы иметь свободу передвижений, если возникнет необходимость. Но из-за ее природной красоты и изящества Люку казалось, что она одета лучше него.
— В следующий раз, — прошептал Люк жене, когда они следовали за чисским знаменосцем по туннелю, — напомни мне захватить пару комплектов парадной формы.
— Я уже говорила, что ты и Хан — самые неряшливые герои галактики из тех, что мне когда-либо встречались, — ответила Мара.
Люк искоса посмотрел на нее. Ответ был типичен для Мары: подобные саркастические ремарки уже не раз доказывали свою полезность, помогая отвлечь оппонента или вызвать у него раздражение.
Но в этот раз Люк ощутил, что ответ вырвался у нее чисто рефлекторно. В ее глазах было что-то другое, какая-то странная сосредоточенность.
Устремив взгляд вперед, Люк погрузился в Силу. Если что-то встревожило Мару, ему тоже лучше держаться настороже.
Выйдя из рукава, они оказались в хранилище, которое было, наверное, вполовину меньше огромных складов на борту "Посланника Чафа". У переборок еще лежали контейнеры с потускневшей от времени маркировкой, но большая часть огромного отсека была пуста. Все вокруг было покрыто тонким слоем пыли.
— Здесь удивительно чисто, — заметил Джинзлер, когда группа собралась в центре хранилища. Его голос эхом отразился от голых металлических стен. Посол оглянулся по сторонам. — Разве пыли не должно быть больше?
— Возможно, дроиды-уборщики еще функционируют, — ответил Фел. — Или, по крайней мере, функционировали до недавнего времени. И ремонтные дроиды тоже — видите, они заделывали трещины в корпусе.
— Эти машины функционируют по прошествии стольких лет? — в изумлении спросил Берш. — И никто ими не управляет, никто не чинит?
— На борту "Сверхдальнего перелета" все было автоматизировано, — пояснил Фел. — Иначе на каждый дредноут понадобилось бы шестнадцать тысяч одних только членов экипажа.
— Так мало? — удивился Берш. — Наш корабль размером не больше половины этого, но может вместить более шестидесяти тысяч джерунов.
