Алексей представил результат своей мести — огромный костер, поглощающий большой двухэтажный дом с высоким крыльцом, с расписанными куполами — башенками. Затем огонь переходит на постройки, служилые избы для охранной челяди, скарб и остальное боярское добро. А там его гнев дойдет и до остального города.
— Красота нерукотворная... — в глазах мстителя засветились отблески невиданного пожара. Он встряхнул, головой отгоняя наваждение. — Да-а-а! Все слезами умоются! Все почувствуют его гнев!
Два ратника пробежали мимо открытой двери, абсолютно игнорировали высунувшегося наружу виновника торжества.
— Нет, нам такого не надо, — мститель начал себя успокаивать. — Сильно большие разрушения и жертвы.
— Хорошо, зайдем с другой стороны. Спросим совета у знающих людей, из охраны, — Рязанцев перевел взгляд на мирно лежавших в стороне от прохода стражников. — Кстати чего они тут безмолвно покоятся? Пора бы уже очнуться. Нужно поговорить. — Странник подошел к обездвиженным людям. Нагнулся и осмотрел их. — Ладно, оставим несчастных в покое! Люди устали. Тяжёлый день, служба! Пусть отдыхают... Когда ещё вот так, по-человечески, удастся полежать?
— Думаем дальше, ещё варианты? — Алексей прищурился, соображая как поступить. — Бросим монету! Если выпадет "решка" — придется будить спящих бойцов. Если нет или на "ребро" будем размышлять дальше.
Путник достал из кармана монетку. Покрутил её в руках. Подбросил и она, прыгая по земле, укатилась в закрытое подсобное помещение.
— Да-а-а, подсказка "пятьдесят на пятьдесят" не сработала из-за сбоя аппаратуры, — раздосадовано произнес игрок. — Остается помощь зала. Устроим блиц-опрос среди заключенных. Самое кровожадное желание — исполним! Вот они обрадуются!
Освободитель закрыл дверь на улицу. Посмотрел в сторону коридора.
— А вообще... Пора всех выпускать! Пока про них другие не вспомнили. А то набегут правозащитники, адвокаты, борцы за свободу... А оно нам надо?
Странник вернулся в подземелье и пошел к камерам, открывая их по пути. В одной из них томилась группа крестьян или горожан посаженных за какие-то провинности.
Когда грубая досчатая дверь с визгом распахнулась. В его лицо ударила нестерпимая вонь. Бритые, синие и бледные головы, клейменые, исхудалые лица, грязные, вонючие тела, прикрытые всяким лохмотьем. Горящие от света как у волков глаза...
— Все на выход! — закричал спасатель, по возможности стараясь изменить свой голос. — Боярин всех прощает и отпускает на волю!
У Алексея от резкой вони начали слизиться глаза. Он быстро выскочил наружу. Пошел дальше. По пути стали попадаться пустые комнаты и склады с садовым инвентарем. В одной из камер освободитель нашел уже погибшего человека. В последней и самой дальней от входа, под двумя запорами, томился сильно заросший мужчина.
— Дедуля... Конечная остановка! Дальнейшая отсидка отменяется. Выходим! Не забываем вещи и выключать свет.
Узник перевернулся с одного бока на другой, не обращая внимания на слова вошедшего.
— Ты, что, отец, плохо слышишь? Или призыв покинуть помещение к тебе не относится? — прикрыв скрипучую дверь, произнес Алексей. — Ты, что эту камеру в аренду взял?
— А? Чего? Почему выпускають? — подняв голову, прошепелявил в ответ комок шерсти.
— Ну,... не знаю? — отрешенно заворчал Рязанцев, не ожидая вопросов. — Пускай будет международный день ограбления казны с песнями, танцами и долгожданной свободой всех узников совести... Или... пусть боярская дума решила на этом месте разбить парк с фонтаном! Короче... Давай, быстро на выход. Без разговоров... Иначе... Здесь скоро будет пожар или потоп... Я ещё не определился.
— Шпасибо! Я тебя отблагодарю, — дедок зашепелявил снова. Он начал собирать какие-то вещи с пола.
— А чего меня-то? Благодари Шуйского. Это он всё оплатил — не зная, зачем вдруг ляпнул Рязанцев.
— А кого именно? Семена или Агафона? — оторвавшись от своих сборов, спросил освободителя незнакомец.
— А дед-то! Ох, как не прост! — оторопело подумал странник. — Чувствуется местных бандюганов знает. — Так... обоих и благодари! — Обманывать — так уже по полной, решил Алексей.
— Вот уж не чаял, что когда-нибудь на свободу выйду! — узник всё ещё не верил в свою удачу. — Обычно Якушевы своих пленников только на тот свет отпускают...
— Дед, а тебе идти-то есть куда? А то давай со мной, на Крайний Север... — призывно начал агитировать пришелец пленника. — На Калыму... Там мороз и солнце, день чудесный! Там оленей целая куча. И не один боярин не достанет. Эх, хорошо заживем! Там столько белого снега. А воздух какой... М-м-м...
— Нет уж! Отойди, бежбожник! Я как-нибудь шдеся... Шам разберуся... Прощевайте, — пройдя мимо Рязанцева, заросший незнакомец быстро пошел на выход.
— Скажи хоть, как тебя зовут? — уже в спину запоздало крикнул спаситель.
— Панкрат Шерный, — донеслось снаружи.
— Ну, так... Удачи тебе, Панкрат! — Рязанцев весло пожелал из камеры.
— И тебе не хворать... На Шевере!
— Вот и узнал фамилию своего врага, — подумал Алексей, осматривая оставшиеся комнаты подземелья. — Кстати, у меня новая идея! Сейчас я им устрою небольшую заварушку! С песнями, плясками ну и дракой само собой...
Идейный организатор творческой самодеятельности сходил домой. Взял всё необходимое для осуществления своего плана.
Граффити на стене написал средними буквами:... Свободу Панкрату Черному! Берегитесь! Нас много! Затем подумал и крупным текстом вывел... Шуйские отомстят!!! Прошелся до двери и выбросил на улицу зажженный китайский фейерверк на восемь зарядов. Дождался громких хлопков и свиста вылетающих салютов. После этого открыл вход к себе в квартиру и спокойно пошел отдыхать.
Праздничный концерт на сегодня был закончен...
* * *
— Ну, и где ты был? — Прохор спросил грозно у вернувшегося к утру Рязанцева. Купец свел брови, сжал кулаки. Он сидел хмурый в горнице на лавке, и молча уставившись, "злым взглядом" осмотривал "ночного гуляку".
Окна комты были ещё плотно закрыты темными занавесями. В дальнем углу в тяжелом серебреном поставце догорала оплывшая восковая свеча. Спертый воздух с привкусам ладана полностью заполнил душную комнату.
— А в чем собственно дело? — Алексей изобразил саму невозмутимость вместе с покаянием. — Я, между прочим, торговые связи налаживаю. — Нужно было срочно что-то говорить — принял решение пришелец. Причем правдиво и достоверно.
Путешественник на всякий случай немного отошел от грозного нравоучителя.
— Я уже почти тысячу пудов... этой как её... — гуляка подбоченись, и гордо выпятив грудь начал авторитетно оправдываться. Он широко открыв глаза. Начал щелкать пальцами. Вздернул головой. И громко с достоинством произнес. — А, зьм — пеньку закупил! Кстати, желаю собственное пеньковое производство открыть! — Мега торговец для пущей правдоподобности и значимости важно почесал подбородок и напущено надул щеки.
— Не паясничай! — строгий родитель перебил "дитятю". Он глубоко вздохнул. Его щеки покраснели. На шее проступила синяя жилка. — Тебя где всю ночь носило? — Ещё более грозный вопрос. (Даже искры в глазах мелькнули.)
— Понимаешь,... встретил старых знакомых, — соловьем запел пришелец, рассказывая о своих ночных похождениях. — Зашли в кабак. Поговорили о серьезных делах. Обсудили опять же покупку большой партии пеньки. Чуть — чуть выпили за удачную сделку. Потом посидели на дорожку, и пошли всей кумпанией меня провожать до дома. Так, что все хорошо! Все живы, все здоровы — чего и нам желают!
— Тебе сколько лет? — взбешенный, угрюмый купец сделал шаг вперед. Он схватил странника за воротник и притянул к себе.
— А вот это... Прямо скажем — ненужный вопрос... И не по существу, — Алексей попытался освободиться от захвата. Тревожные мысли полезли в голову. — Как же скажу я тебе, сколько мне лет...
— У тебя молоко на губах — давно обсохло? — купец начал трясти странника со всей силы. — Забыл, когда охаживали дрыном по спине?
— Прохор, зачем про возраст напоминаешь? — Рязанцев с трудом освободился от захвата. — Силен чертяка. Держит как клещами.
— Нет, ты отвечай? — купец схватил ночного повесу за одежду снова.
— Я же не учу тебя торговать, — путешественник безуспешно пытался выбраться из тисков. — Так... тему про возраст нужно срочно закрывать. — Он с трудом разжал одну руку торговца. — И вообще! Я уже взрослый. Сам могу ответить за свои поступки, — совершеннолетний повеса произнес гордо как на митинге.
— Вот и я говорю! — Прохор отпустил взъерошенного юнца, после чего расстроено махнул рукой. — Скоро у тебя борода начнет расти! А ты ведешь себя — как последний недоросль или малолетка.
ПАУЗА...
— Так! Всё закончилась? Кто победил? А чего он кричал-то? — тревожные мысли не покидали головы Рязанцева.
Не тут-то было... Купец, набрал в легкие воздуха. Продолжил... — Эх, выдрал бы я тебя... — на месте твоих родителей! Ох, крепко бы розгами отхлестал. Нет, маловато будет! Надо чтобы на всю жизнь запомнил! Вожжами бы исполосовал всю задницу!
— Ну, знаете ли Прохор Куприянович, — возмутительно дернул головой взрослый повеса. Вы, мне, кстати, не отец! Да и сечь на конюшне — это сейчас не педагогично. Молодежи надо все объяснять словами, убеждениями. Приводить яркие жизненные иллюстрации на примерах из жизни известных личностей. Ну, там... — царей, королей, великих полководцев!
Рассуждая про высокие материи в воспитании детей с "нетрадиционным поведением", Рязанцев случайно посмотрел в глаза Прохора. Они излучали ледяное непонимание.
— Так, стоп! — скомандовал себе пришелец. — Надо успокоиться. Что-то сильно я вошел в роль. Могу переборщить... — Он опустил глаза. Посмотрел на землю и снисходительным голосом произнес. — В чем собственно дело? Я, между прочим, сказал Федору, где буду... И во сколько приду тоже сказал. — Скиталец ненавязчиво улыбнулся. После чего моргая ресницами, добродушно посмотрел на купца.
— Послушай! Ляксей! В Москве-то, что твориться? — Прохор, приняв раскаяние глупого отрока, продолжал возмущаться. — Надысь тати половину города порезали... Сказывают, все улицы забрызганы были кровушкой. — Он испуганно посмотрел на скитальца. Затем внезапно по отечески погладил по плечу. — Потом ты со своим кладом всех взбунтовал. Заварил же ты, компаньон, кашу!
— А я-то здесь причем, — начал оправдываться Рязанцев.
— Знающие люди говорят, что сокровищ ты привез — невидимо! Так много, что за всю жизнь не истратишь. И большую часть — для потомков припрятал, — купец произнес фразу и заговорщицки, посмотрев по сторонам.
— Я же всё в приказ отнес, — Алексей ответил полушепотом, поддерживая Прохора. — До последнего грошика сдал. Грамоту получил об этом. Меня похвалил подьячий. Сам Степан Михайловский говорил чтобы нес ещё — рады будем... Он мне даже руку пожал. — Кладоискатель перечислял свои заслуги перед "законом".
— Ты постой, друг сердешный. Не торопись, — Прохор перебил вояжера, не слушая его оправданий. — Вчера вообще... Шуйские как с цепи сорвались. Боярина Якушева разорили. Его усадьбу взяли штурмом. Всю ночь шло смертоубийство. Говорят, даже пушки притащили. Народа полегло — неведомо сколько. Якушевы злые на всех. Обещали отомстить. Юрские с Милославскими собрались за них заступаться. Ой, что будет? Ужасно представить? — Купец затряс бородой. — Беда прямо с эти боярами. Чую кровушки людской прольется — немеряно. Теперяча, вообще выезжать с обозом за Москву — реку страшно.
— Да, дела... — Алексей поддержал Коробейникова и почесал затылок. — Кстати, Прохор... Ты говорил, что место тут у вас спокойное. Тишь да благодать. А тут... То одно, то другое! — Рязанцев взял концертную паузу. Досчитал до пяти. После чего выдал итог... — И как же вы здесь живете? Вот тебе и спокойный стольныйй град!
Странник посмотрел на купца с жалостью. Печально вздохнул и про себя добавил. — Ничего не меняется в этом городе... Ни в прошлом, ни в будущем!
Глава 9.
— Настенька, Солнышко... — тетка Матрена предложила уговоры, хотя давно не надеялась на положительный ответ. — Покушала бы... Оладушки испекли сегодня, такие вкусные — превкусные. Румяные, золотистые, прямо с пыла, с жару. Пальчики оближешь!
— Не буду!
— А хочешь, коврижечку принесу мягкую, медовую или яблочко румяное, наливное, аль сливу вареную, а могет орехов?
— Не хочется, — воспитанница надула губы и отвернулась в сторону от ароматных угощений.
— Голубушка, утешься — ну, хоть отвару клюквенного испей, — ещё одна попытка уговорить... А вдруг получиться? — Кисленький... Прохладный... Розовенький... Аппетиту придает.
— Не надо, — юная затворница громко шмыгнула носом, сдерживая слезы.
— А чаю со "свежай" смородой? От душистого чая душенька распарится, по косточкам сладость пойдет...
— Нет, — вредина надула щеки.
— Ох, что за наказание следить за тобой? — женщина тяжело вздохнула. — Чует мое сердце, что невесела ты стала в последние дни. Скажи мне, голубка, какая печаль гнетёт тебя?
Матрена привстала со скамьи укрытой небольшим расписным ковром. Чувственно заломила руки. — Золотце, посмотри на себя? Одни кости да кожа... Кто тебя такую замуж возьмет? Мужики ноне — они же, кабыляки такие, молодушек любят справных, да ладных. Чтобы кровь играла с молоком... Чтобы всего было в достатке у барышни. А у тебя, что? Совсем ведь извелась — одни глазища! Дикие — как у кошки! Чувствую, нормальный жених намучается с тобой. Она для убедительности и доходчивости своих слов развязала и снова завязала узел на платке. Поправила волосы на голове. Передвинула с места на место чашку.
— Ахти, мои батюшки! — воспитательница не прекращает попыток наставить на путь истины заблудшую молодую душу. — Ведь в гроб, краше кладут! Упадешь где-нибудь посередине дороги... И собаки стороной обходить будут! Да, что я тебе говорю? Сама понимать должна! Не маленькая, чай, уже?
— А я замуж и не собираюсь, — тяжелый вздох со стороны страдалицы и снова шмыганье носом. — И, вообще! — Настя прикусила губу и решительно заморгала длинными ресницами. — Я... Я в монастырь уйду.
— Как же? В монастырь она уйдет! — Матрена удивленно повысила голос. Да кто же тебя такую туда возьмет?
— Ещё как возьмут! — мученица сомкнула кисти. Прижала руки к груди. Засопела носом. — Туда, всех берут!
— Мати, пресвятая богородица! — наставница всплеснув руками, вновь поправила волосы под платком. Недовольно покачалась на стуле. Строго свела брови. Бросила взгляд на серебряную лампаду горевшую в углу, пред старинным образом Спаса Нерукотворенного.— Да вижу я, какой монастырь у тебя на уме! Третий день, сама не своя ходишь, из-за этого монастыря!
Напряженная чайная пауза с вздохами и хлюпаньем "смородового" чая с одной стороны и ответными вздохами и шмыганьем носом с другой. Где-то прожужжала муха, нарушая идиллию спокойной обстановки в горнице.
— Ладушка, пошла бы в саду погуляла... Итить, грусть, тоску бы развеяла... — новая попытка Матрены достучаться до сознания кручинницы. — С утра от Полины служанка прибегала. Про тебя спрашивала. В гости звала.
