Адепт тьмы

Группа неопрятных больных, стоящих бесформенной толпой перед камерой, неожиданно выстроилась в три ровных ряда по пять человек, причём, строго по росту и начала выполнять приказы невидимого командира. Они, то поднимали одну ногу, потом дружно хлопали в ладоши, затем все вместе поворачивались на сто восемьдесят градусов.

Стас смотрел на это, скорчив гримасу ничего не понимающего человека.

— И к чему весь этот цирк? — наконец спросил он.

— Почти все участники этого, как ты выразился цирка, пациенты психиатрической больницы из самых буйных.

Лицо подполковника сразу посерьёзнело.

— Теперь рассказывай, — мрачно разрешил он Максиму.

— Место действия — город Подбережье. Крупный районный центр с населением около ста тысяч человек. Основное предприятие — металлургический комбинат, работавший на оборонку, одно время забытый, а сейчас получивший крупный госзаказ. Вот драчка и началась. Через девять дней выборы мера, они всё и решат.

— Так ты думаешь, физкультура эта, — Петелин кивнул в сторону экрана, — как-то с выборами связана?

— Ты дурочку из себя не строй, — разозлился Максим. — Это явно какой-то способ промывания мозгов. Почему его не попробовать на избирателях?

— Но это не наш профиль, — вмешался Никита, — Х-файлами ФБР..., тьфу, ФСБ должно заниматься.

— Они хотели, да наши на дыбошки встали, — вздохнув, пояснил Стас.

— Чего вдруг?

— В предчувствии драки поехал туда молоденький корреспондент по фамилии Дмитриев. Он-то и прислал это кино.

— Родня нашему? — Никита показал пальцем вверх туда, где по всем сведеньям находятся бог и самое высокое начальство.

— Сыночек его младшенький. А теперь пропали само чадо и главврач тамошней психбольницы.

— Вы ещё здесь?! — загремел с порога Прохоров, входя в комнату.

— А где мы должны быть? — спокойно пожал плечами Петелин.

— В самолёте.

— Время ещё есть, — утихомирил страсти Максим, — до вылета больше восьми часов. Билеты уже заказаны.

— Ладно, — полковник повернулся к Петелину. — Докладывать мне каждый день, — подумал и добавил строго. — А с источниками твоими позже разберёмся.

Начальник вышел, и в комнате повисла тишина, какая бывает в самом центре тайфуна.

— Всем, кроме Коли, — уточнил Стас, заметив, показавшегося из своей берлоги компьютерщика, — домой, собираться. Встречаемся здесь через четыре часа. Я в редакцию. После пожара, у меня тревожная сумка всё время в машине.

— Можно с вами? — спросил Макс. — Мне вещи Никита привезёт.

— Поехали, — согласно кивнул Петелин.

Максим пощёлкал на клавиатуре, распечатал то, что нашёл и, протянув листок начальнику, поднялся из-за стола.

— Это что? — Стас недоумённо разглядывал текст.

— Адрес, телефоны и основное начальство редакции газеты 'Российские новости', где работает Михаил Дмитриев.

— Удобная штука, — кивнул головой Петелин, одобряя этим скупым жестом достижения технического прогресса.

По дороге Стас устроил допрос своему не в меру ретивому подчинённому.

— Ну, и как ты умудрился в секретные базы залезть?

— Это не я, — со вздохом признался Максим, — после вашего ухода я Николая подбил назад вернуться. Вы не представляете, какая у него башка. Он мне такие вещи показал, что секретные базы — просто семечки.

— А с работы вы не вылетите за эти 'семечки'? Да, и я заодно с вами?

— Исключено, — решительно возразил Максим. — У Николая свои наработки. Комар носа не подточит.

— Так и просидели все выходные?

— Коля часа через два домой ушёл, а я оторвался по полной. Ездил, конечно, к маме перекусить, но ненадолго.

— Что-то ты немного нарыл для такого срока.

— Так мы это дело с Колей полчасика поковыряли, но ничего особенного не нашли. А потом я поглубже заглянул.... Ну, вы сами знаете.

Петелин не ответил. Он остановился около машины ДПС и жестом подозвал к себе капитана.

— Я сейчас припаркуюсь на свободном месте, — попросил он вежливо козырнувшего, после предъявления удостоверения, офицера, — проследи, чтобы всё было в порядке. Мы небольшую операцию проводим.

Заручившись согласием гаишников, Петелин оставил свой вездеход прямо у знака 'Стоянка запрещена' и с усилием выбрался наружу.

— Не пьёшь и не пей, — тяжело вздохнув, сказал он Максиму и направился к зданию редакции.

Эдуард Давыдович Колотилин последними словами проклинал свою собачью жизнь, сидя за огромным письменным столом, в своём начальническом кабинете. Стол был завален бумагами, как и когда-то во времена шальной корреспондентской жизни, когда на голове главного редактора 'Российских новостей' ещё курчавилась буйная шевелюра, а в тумбочке шатающегося сооружения, называемого в ведомостях коменданта 'стол канцелярский', ждала вечера бутылка портвейна и пара яблок неопределимого сорта. Сейчас в любое время секретарша Верочка могла принести кофе к дорогущему коньяку, открыто стоящему на журнальном столике, но сердца это не согревало. Собственно и бумаги на столе были не так уж и нужны, любой документ можно было посмотреть на экране компьютера или попросить всё у той же Веры, но без них Эдуард Давыдович не представлял себе рабочего места.

Ужасно расстроило его исчезновение корреспондента Миши Дмитриева, и закружившаяся студёная начальническая вьюга вокруг присланных тем в редакцию материалов. Ох, не любил он брать на работу 'сынков', но делать нечего — выбора не оставляли. Вот и сейчас попал в непонятку из-за того, что Миша (хороший, в общем-то, парень), переслал, как выяснилось, секретные материалы не только в редакцию, но и своему папе — высокой шишке в прокуратуре. Пришли два строгих товарища из ФСБ, конфисковали всё, что прислал корреспондент Дмитриева, а когда Колотилин попытался что-то сказать насчёт свободы слова, только посмотрели на него, как родители на расшалившегося ребёнка. На этом неприятности как будто закончились, но тут Миша пропал, и нашла коса на камень: родитель добился, чтобы дело вела прокуратура, и Эдуарду Давыдовичу уже позвонили снизу насчёт двух представителей следственного управления, поднимающихся к нему.

— Где материалы? — сходу, после традиционного предъявления красных корочек, спросил здоровенный хамоватый малый.

— Ваши коллеги из ФСБ всё забрали, — запинаясь, ответил немного растерявшийся главный редактор.

— Фамилии, звания, — взгляд следователя не сулил ничего хорошего.

— Не помню я, не до того было.

— Выяснением этого займётся с вами сейчас мой коллега, — кивнул Петелин в сторону стажёра.

Макс прихватил стул, обошёл вокруг стола и уселся рядом с Колотилиным.

— Мы будем составлять сейчас словесный портрет фсбшников, — объяснил он редактору и развернул ноутбук так, чтобы свидетель тоже мог видеть экран.

Они возились минут двадцать. Портрет старшего кое-как состряпали, и тут Эдуард Давыдович взбунтовался: — Второго не помню — хоть убейте.

Стас дал редактору свою визитку со стандартным напутствием: — Если вдруг что-то вспомните..., — и они отбыли восвояси.

— Не за это ли дело мы с братом пострадали? — негромко спросил Макс, когда они с подполковником загрузились в лифт.

— Но Никите по голове дали, когда я о существовании Дмитриева — младшего даже не подозревал.

— А они уже знали. Два да два сложили и поняли, кому папочка поручит сынка искать.

— Если это так, они не угадали. Журналёнка этого теперь кровь с носу сыщу.

Далеко от Москвы

— Самый удобный рейс, — с гордостью заявил Максим, когда их бригада, загрузилась в огромный Боинг на Домодедовском аэродроме. — И самолётик тоже ничего.

— Потрёпанный он какой-то, — сказала Надя, критически оглядев потёртые кресла и замызганную дорожку в проходе.

— А на ТУ-124 прокатиться не хотела? — с обидой в голосе спросил Макс.

— Да они, наверное, только в музеях остались, — подзадорил его Стас.

— Хорошо, — стажёр сжал от обиды губы, — назад полетите в музейном экспонате.

— Не заводись братишка, — рассмеялся Никита, — шутят дяди и тёти.

— Ну, уж нет, — не унимался Максим, — мы с тобой на Аэробусе, а они на ТУ.

— Сколько лёту — спросила Фомина, переводя разговор на другую тему.

— Три с половиной часа.

— Ни хрена себе удобство — среди ночи прилететь, — присвистнул Стас.

— Довожу до сведенья малообразованной части нашей группы, что существует такое понятие, как часовые пояса, — издевательским тоном объявил Максим. — По этой причине в Омске мы будем в шесть часов утра.

— А дальше как? — спросил Никита. — Мне дружок рассказывал: там такие расстояния, а дорог практически нет.

— На вертолёте, — успокоил народ Петелин. — Саныч себе это в заслугу поставил, но, думаю, не иначе Дмитриев свою начальственную руку приложил.

Полёт протекал нормально. Когда самолёт набрал высоту, и механический голос отпустил животы пассажиров на свободу, народ зашевелился и начал устраиваться. Кто смотрел по телевизору боевик, уже виденный в детстве, несколько человек вспомнили: существуют книги, и купили в аэропорту дешёвые детективы в мягкой обложке. Некоторые, в том числе и Фомина уже поняли, читать это нельзя, но жалко денег, да и делать нечего, но были такие, что даже Донцову читали с интересом. Никита обратил на это внимание своих друзей.

— Недостаток всеобщей грамотности, — пробурчал Петелин, уставившийся на экран, где Терминатор-Шварцнегер лез напролом, чтобы добиться своей цели.

— Кого это мне этот киборг напоминает? — задумчиво спросила Надя, бросив взгляд на экран.

Все грохнули, глядя на Петелина. Он лихорадочно соображал, как ответить, но ничего на ум не приходило. Спасла его стюардесса, раздающая напитки. Редко кто из пассажиров не возьмёт стаканчик с минералкой, если и не очень хочет пить. Стас осушил три стакана и, наконец, нашёлся.

— Я собственно жду третью серию, в которой снималась ты, — отпарировал он с довольным видом.

— Французы называют это: юмор на лестнице, — раздался голос прямо за спиной у Петелина.

— Вам мама не говорила, что встревать в чужие разговоры не хорошо? — Стас был рад, что нашлось на ком отыграться.

— Да, я вроде и не чужой, — не смутился незнакомец, — вас Прохоров обо мне предупреждал. Панин Леонид Карлович.

Надя, сидевшая у окна, и Никита — у прохода, как по команде, глянули на говорившего и перевели взгляд на Стаса. Петелину, чтобы посмотреть на Панина, пришлось встать на кресло коленками.

— Так это вы, — подполковник по очереди глянул на своих сотрудников и добавил. — Прошу любить и жаловать — психиатр, которого нас попросили прихватить до Подбережья. Совсем вылетело из головы, потому не сообщил.

— Я не психиатр, а психолог, — мужчина неожиданно улыбнулся и, как ни странно, этой улыбкой сумел расположить к себе умудрённых опытом следаков, давно не клюющих на подобные вещи. — Если быть точным моя специальность — социальная психология, изучающая поведение людей в группах.

Петелин тут же подсуетился и пересадил, очень недовольную шумным разговором, дамочку на место Максима, сидевшего через проход. Потом путём недолгих переговоров со стюардессами перевёл последнего пассажира на другое место, и устроил психологу допрос по всей форме.

— Понятно, меня послали из-за известного вам кино, — подтвердил он предположение Стаса, — вот только то, что вы обозвали физзарядкой, в случае с пациентами психиатрического отделения на самом деле серия упражнений ушу. Движения, из которых складывается комплекс этих упражнений, называются 'тао' Все движения в 'тао' повторяют геометрические символы, считающиеся священными, это круг, квадрат и спираль. Причём каждое 'тао' должно закончиться в той точке, где началось.

— И чем это ушу так сильно отличается от физзарядки? — не выдержал Петелин.

— Такой правильности и точности движений, причём у всех участников, достигнуть просто невозможно. Добавьте сюда, что в группе были больные, причём из наиболее тяжёлых, — Панин внимательно посмотрел на подполковника и добавил. — Неладно что-то в Датском королевстве.

Из отделения бизнес — класса, которое находилось тут же за перегородкой, вышел перекаченный пельмень в костюме и, сотворив презрительную гримасу на лице, промямлил: 'Шеф хочет отдохнуть, а вы ему мешаете'.

— Не говори, что мне делать, и я не скажу, куда тебе идти, — ответил ему Стас, ещё стоявший коленками на кресле напротив Паниным.

— Я сказал, заткнуться, — до телохранителя неведомого шефа, явно не дошла немудрёная шутка Петелина.

Сцену эту наблюдала одна из стюардесс, при первых же грозовых раскатах проскользнувшая мимо парня за занавеску. Она уже знала, что компания, которую пытался прессовать пельмень, из Генеральной прокуратуры, и решила погасить конфликт. Это ей удалось.

— Извините моего подчинённого, — с улыбкой проговорил, появившийся в проходе, седой начинающий полнеть мужчина лет пятидесяти — плюс, оттесняя покрасневшего от злости здоровяка назад за занавеску, — он слегка перестарался.

— Мы так и поняли, — ответил за всех Стас.

— А это прошу принять в качестве извинения, — шеф показал на возникшую в проходе стюардессу с бутылкой шампанского и подносом, уставленным бокалами.

— Вот этого не надо, извинения ваши и так приняты, — сказал Петелин и снова повернулся к психологу, давая понять, что разговор с внешним миром закончен.

Улыбка седого стала похожа на оскал, но спорить он не стал, и вместе с бортпроводницей удалился в отделение для избранных.

— Зачем вы на ровном месте нажили себе врага? — спросил Панин, с укоризной глядя на Стаса.

— Не люблю я таких. И дружбу водить с ним не хочется. А врагов у меня столько, что одним больше, одним меньше не имеет значения.

— Вот тут вы не правы, — не согласился с ним психолог, — кроме вражды и дружбы есть ещё нейтральная позиция, и благодаря ей человечество существует, как общество.

— Меня уже не переделать, — махнул рукой Стас. — Давайте лучше о деле.

— Собственно, фактический материал весь известен.

— Но зачем-то вы летите.

— Там, — Панин ткнул пальцем вверх, — хотят проверить, не используется ли эта технология при избрании местного мера. Скоро большие выборы, надо быть начеку.

— Так я и думал, — задумчиво произнёс Петелин. — Вляпались в политику. И чем бы это не кончилось, чистенькими из дерьма не вынырнуть.

— У нас конкретная задача, — возразила Надя, — найти журналиста и по возможности доктора.

— Они не в лесу заблудились, — со злостью в голосе проговорил Стас.

— Вы не переживайте, — улыбнулся психолог. — Я с вами только до города, а дальше у меня свои задачи.

Из-за очевидного разнобоя мнений разговор смялся и угас. Дальнейший полёт протекал, как ему и положено, с маятой и дремотой.

Москвичей встречали прямо на лётном поле. Стандартный аэропортовский автобус отвёз их в дальний конец аэродрома, где следователей уже поджидал тёмно-зелёный военный вертолёт. Даже коротких перебежек от самолёта к автобусу и потом к вертолёту было достаточно, чтобы понять, что тут лето кончилось. Порывы резкого холодного ветра и чуть посеревшее затянутое чёрными облаками небо обещали скорый дождь.