Чёрная вьюга

— Не попадались вы под хорошую гномью секиру или боевой молот, — авторитетно заявил Бран, и разрывавшаяся между эльфкой и гоблинами Стелла мгновенно переметнулась мнением к нему.

В самом деле, если противник одет в хорошую броню, тут без чего-то подобного не обойтись... вроде бы мирно клонившийся ко сну (и вовсе не невинным развлечениям перед ним) вечер вдруг скатился к самому что ни есть откровенному милитаризму. Но тут своё веское слово сказал сэр рыцарь, а посему прочие мнения априори признавались неповиновением и даже бунтом.

— По поводу оружия посоветуетесь, выработаете общее мнение и представите мне свои рекомендации. Но занятия магией прежде всего. Есть тут у меня одна безумная идея...

Мордашки, физиономии и даже рожицы откровенно просияли. Уж если командир чего удумал, то скучать не придётся уж точно!

ЧАСТЬ ВТОРАЯ.

ГЛАВА ПЕРВАЯ. ТЕНИ И ПРИЗРАКИ

— Молчать, сучонка!

Голос этот прошипел с такой затаившейся в нём змеиной ненавистью, что робко вползающий в окно вечер шарахнулся и в полном смятении покорно убрался прочь. С мерцанием неохотно разворачивающегося заклятья засветились укреплённые в железных держаках неплохие подобия факелов, в канделябрах озарились сиянием разноцветные свечи — и даже стоящий на полке слегка человекообразный череп непонятно откуда и притащенной животины злорадно заиграл сполохами в бездонной черноте глазниц.

Сказать, чтобы в комнате, ограниченной грубыми каменными стенами, оттого стало особо светлее — вроде, нет. А вот что весь антураж стал несомненно более зловещим, это да. И вид недвижно стоящей посередине молодой женщины с закрытыми чёрной повязкой глазами мнение таковое старательно поддерживал...

— Молчать! Меня не интересует, насколько хорошо ты вызубрила учебники — отвечай своими словами, что такое магия? — устроившаяся в здоровенном камине старшая преподавательница непроизвольно облизнулась и втянула в себя язык скользнувшего по ней пламени.

Больше похожая на исполинскую змею, покрытую чешуёй цвета старого золота, в верхней части она переходила во вполне и очень даже женственный торс. И если бы не грубая безрукавка из кожи горного василиска да растрёпанные словно после взрыва огненно-алые патлы, на неё даже можно было бы посмотреть с любопытством...

Стоящая посередине не дрогнула даже кончиком пальца, а не то чтобы уголками губ — за иные проявления чувств в школе тайной магии можно схлопотать очень даже недурственно. Дать противнику информацию о себе — значит зачастую проиграть бой ещё до начала.

— Говорят, магия это сила и власть. Но по мне, глупости всё это, — ровный и безжизненный голос, по которому даже нежащаяся в пламени первая магиня школы не могла определить — радуется её ученица или грустит — этот голос постепенно окреп и разлился по комнате. — Я бы сформулировала так: магия это способ разумного существа взаимодействовать с окружающей средой без помощи посредников, как-то руки, всякие предметы или материальные органы чувств.

— Выходит, всё равно власть над окружающим? — уточнила преподавательница с какой-то замерцавшей во взгляде надеждой.

И всё же, это надежда сменилась досадой после ответа по-прежнему недвижно стоящей посреди комнаты девицы. А стало быть, вполне законный повод наказать эту мерзкую хомо пока не найден...

— Взаимо-действие, госпожа наставница, именно взаимо. Связь меж разумом и окружающим миром работает в обе стороны. Но поскольку окружение не обладает большей частью ни свободой воли, ни осознанными желаниями, то в большинстве случаев удаётся найти нужный вариант и пустить развитие событий по выбранному, желательному пути.

Да, всё так. В иное время и в ином мире сказали бы, что чересчур развитый и мощный мозг способен воспринимать мир напрямую, без органов чувств и прочих устройств — равно как и передавать обратно некие управляющие сигналы. А как оно будет проявляться, то уже зависит от воли волшебника и выбранного им пути. В любом случае, единство одиночки и окружения...

— Что ж, похоже, в том дерьме, которое плещется у кое-кого в голове вместо мозгов, что-то из моих уроков таки отложилось — и как ни удивительно, даже осмыслилось, — голос женщины-змеи, доселе тёкший сладчайшим мёдом, безо всякой подготовки хлестнул словно бичом. — Что с глазами?

Олеська не спешила отвечать, тонко и расчётливо выдерживая паузу. И лишь в тот момент, когда настырная гадина в камине готова была взорваться огнём и ядом, только тогда она удостоила ту ответа.

— Это сделано по приказу мастера-псионика, госпожа наставница.

Три года, три проклятых не раз года прошли здесь, в ставших почти ненавистными стенах. Со стороны вполне миленькое сооружение, больше похожее то ли на обнесённый высокой стеной старинный монастырь, то ли на аккуратный рыцарский замок, школа тайной магии стояла на вздыбившемся языке пламени, косо торчащем из тумана хаоса — и по мимолётной обмолвке этой змеюки, оказывалась выключена из основного потока времени. А сверху... как же Олеська соскучилась по родному небу — сверху над всем этим нежно и мягко сияла оранжево-золотистая дымка, так похожая на уже начавшие забываться рассказы Лёхи.

Три ненавистных года. О-о, теперь Олеська вполне понимала то откровение парней насчёт службы в армии — два года, вычеркнутых из жизни. Годы, посвящённые каждодневной, изощрённой борьбе не просто за выживание — за возможность, за шанс хотя бы не слишком уж сильно втаптывать в грязь твоё достоинство. А ещё ненависть — медленная, жгучая, взращённая и взлелеянная почти любовно. И вовсе не раз только лишь это чувство придавало если не сил, то хотя бы смысла этой изматывающей, изнурительной борьбе.

Да, поначалу новенькая шарахалась от всего и втайне даже пару раз плакала от всех этих непоняток вокруг, за что ей круто перепадало от этой змеиной не только внешностью старшей магички. К примеру, довольно миленький, небесно-голубой с золотом василиск оказался опаснейшей и мерзейшей тварью. Зато тошнотворного цвета и запаха летучий осьминог выяснился мастером-травником, причём умнейшим, интеллигентнейшим и дружелюбнейшим существом...

— Мастер-псионик обнаружил, что мне присущ так называемый дурной глаз, отчего у цели всё валится из рук и резко падает коэффициент удачливости. По его приказу мне сделали маг-операцию.

Первая магесса школы слушала с несомненным интересом, чуть склонив голову набок и беззаботно вплетая в свои волосы радостно пляшущие язычки пламени. Наверняка сама всё то прекрасно знает — но постоянно пытается на чём-то поймать эту наглую выскочку из сгинувшего в катастрофе мира...

— И зачем бы то ему понадобилось? — если бы Олеська чуть похуже знала свою мучительницу, то вполне могла бы и купиться на это задумчивое сочувствие.

— Чуть усилить дар, замаскировать от возможных соперников, попытаться развить его в обе стороны, — бесстрастно и чуть ли не с безразличием перечислила Олеська давно и на сто кругов обдуманные варианты.

Последним змеюка явно заинтересовалась. Пришлось с осторожно отмеренной ноткой снисходительности терпеливо объяснить, что у мастера-псионика возникла вполне напрашивающаяся мысль: а нельзя ли дурной глаз использовать не только ко злу на врагов, но и наоборот — к пользе для своих?

Но тварь в камине оказалась достойной соперницей, потому что вкрадчиво поинтересовалась: а кто же эти такие враги? Вроде бы, королевство Хаоса сейчас ни с кем официально не воюет. Высочайшая и славнейшая Королева произнесла слово мира — иначе скоро и воевать-то не с кем будет, пусть расплодятся и окрепнут чуток...

— Смею вас заверить, госпожа наставница — когда я покину эти стены, я буду вспоминать их не иначе как в сопровождении самых гнусных ругательств и проклятий. А вы сама станете номером один в моём личном, пока ещё пустом списке, — голос Олеськи хоть и чуть осип от жара и сухости этого помещения, однако прозвучал всё так же ровно и невозмутимо.

— Вот как? Став полноправной магичкой, ты захочешь меня убить... интересно, и каким же способом? — в голосе наставницы прозвучала вялая заинтересованность.

Частенько Олеську доводила до мигрени вывернутая наизнанку логика мышления этих не имеющих ни малейшего отношения к homo sapiens разумных — но иногда и от души забавляла их невежественность в иных вопросах.

— Убить? О-о, ваше магичество — на такое снисхождение с моей стороны не рассчитывайте. Так легко вы не отделаетесь, даже не надейтесь. Вы от рождения привыкли к магии, она для вас естественна. Зато мне, вдруг выученной этим делам, видно многое из того, что вы попросту упускаете...

Да, она дерзила. Сознательно и нагло — при том совершенно ангельским голоском. Глаза уже почти не щипало и не дёргало после чудовищного заклятья, на троих придуманного и составленного мастером-псиоником, огненной саламандрой и самой Олеськой. Впрочем, для хорошего волшебника зрение не обязательно — сейчас она сама могла бы до подробностей узнать в этой комнате всё, что бы её ни заинтересовало. Разумеется, без помощи глаз, уж внутреннее зрение, когда голова напрямую подключается к потоку этого мира, куда мощнее и изощрённее.

И всё же, дерзость Олеськи держалась на одном лишь предчувствии. На том самом, неощутимом даре, которое доводило до меланхолии мастера-псионика и одновременно служило предметом чёрной зависти обеих пифий с кафедры предсказаний. А уж те своё дело знали туго... поговаривали, что сам великий Оракул в своё время как миленький оттарабанил три года в этих стенах, и своё повергающее ныне в изумление мастерство оттачивал именно у тех двух горгулий...

— И хотела бы я тебя наказать, однако не настолько уж плохо изучила, чтобы не понимать — на чём-то твоё нахальство держится, и держится весьма уверенно, — подавшаяся было вперёд магесса нехотя вернулась в камин. — Но твои слова насчёт вспоминать с проклятиями мне нравятся — значит, я ещё не настолько плоха...

Сейчас казалось, что ничто в мире не занимает её, кроме греющего и ласкающего естество зева камина. Плавно струился за окном точно такой же кусочек видимого отсюда пламени, неспешно словно чётки перебирала наставница свои локоны, а ловкие изящные пальцы, которые на самом деле весьма пребольно таскают за ухо, по-прежнему вплетали в лохматую пародию на причёску взрыв сверхновой язычки огня. Потрескивало пламя, сухим жаром струились по телу потоки мимолётных магических посылов — Олеська призадумалась и отметила, что к этому она уже не просто привыкла и притерпелась, но даже вполне возможно и будет скучать.

В принципе, учёба закончена. Базовый курс магических премудростей изучен вдоль и поперёк, даже кое-что опробовано на практике (крышу угловой башенки потом чинили ох с какими матюгами!) и теперь чутьё усердно и старательно нашёптывало Олеське, что долго она в этих стенах не задержится.

Не сговариваясь и даже не отдавая себе отчёта, обе женщины одновременно выставили в одну сторону открытую левую ладонь в извечном жесте защиты и готовности к атаке. Ибо сложенная из надёжных диабазовых глыб стена вдруг пошла рябью, словно взволнованная непоседливым ребёнком лужица...

Когда Олеська впервые увидала что-то подобное и после кратких разъяснений уразумела, что кажущаяся надёжность и незыблемость окружающего мира суть лишь иллюзия, то впала в мрачную задумчивость, из которой её сумела вышибить лишь мудрая (и мерзкая) госпожа магесса. В самом деле, принимать то, что услужливо тебе подсовывают зрение-осязание да нашёптывает здравый смысл, за истину — занятие в высшей степени самонадеянное и даже глупое. Мир не совсем то, чем он кажется — вернее, совсем не то. Почему? Да всё то же взаимо-действие. Насколько вселенная способна влиять на нас — настолько же и мы вправе проделывать с нею то же самое. Вопрос стоит лишь — как?

Как и каким образом — а для того нужно знать и уметь. Вот как сейчас, когда в стене кто-то определённо шалил...

Мало того, в правой руке наставницы оказался ослепительно-яркий клубок пламени — зато в отведённой пока за спину ладони Олеськи уже покоился пока что тускло блистающий огненный меч, которым сама ученица легко разрубала надвое замшелые гранитные валуны. Но вот то, что эта малолетка спрятала клинок за спину этаким весьма неприятным сюрпризом, магессе откровенно не понравилось.

Впрочем, тревога оказалась ложной. Уж проникнуть в обитель смог бы далеко не каждый желающий (а таковых идиотов, заверяю вас, очень немного). А уж куда как трудно прорваться сквозь пелену темпорального поля вским-разным недоброжелателям, и каковые прилежно заготовленные сюрпризы таких ожидают, объяснять не надо?

Вот и сейчас, колышащаяся стена вспучилась, вспухла кляксой. Миг-другой, и из опухоли проклюнулась радужно мерцающая птица-посланник.

Свои. Всесжигающее пламя погасло в ладони магессы, словно его никогда там и не было. Но мимолётный взгляд той подтвердил, что и ничуть не худшей зловредности огненный меч в руке ученицы погас как бы не одновременно — проклятая гордячка упрямо не давала повода устроить ей хорошенький нагоняй. Пока первая преподавательница школы магии размышляла над этим и прочими весьма для неё животрепещущими вопросами, прибывший сердито отряхнул с топорщащихся перьев искорки остаточных заклятий и встрепенулся. Усевшись на край захламлённого всякой магической дребеденью стола, посланец кое-как поклонился могучей преподавательнице. Ученицу же удостоил лишь мимолётного кивка.

— Вам послание, госпожа Нейзерим, — бесстрастно и как-то важно объявил он.

Очень кстати на лапке птаха, больше смахивающего на сокола с радужной чешуёй вместо перьев, обнаружился и перевязанный золотой ниткой свиток. "Золотая, это уже интересно", — подумалось с интересом присматривающейся внутренним зрением Олеське. Ведь алый цвет означал неминуемое если не кровопролитие, то хорошую потасовку точно. Зелёный или синий применялся, если от школы срочно нужна была помощь или консультация в некоем важном деле. Ну, а что означал для кого-то прогневавшего Королеву чёрный цвет, думаю, никому объяснять не надо?

— Спасибо, сэр Иттрикс, можете отдохнуть, — выбравшаяся из камина наставница хоть и сияла раскалённой добела живой статуей, однако крупной домашней вязки половичок под нею ничуть не затлел и даже не обуглился, когда та ловко переползла к столу и недрогнувшей рукой приняла послание.

Птах сиганул со стола — да так, что казалось, будто вознамерился расшибить себе дурную головёнку о пол. Однако в самый момент удара из колыхнувшейся дымки нереальности шагнул и сам сэр Иттрикс, перелившийся из курьерской формы в более ему по рангу полагающуюся. Более всего он походил на худощавого и чуть горбоносого человека вполне приемлемой наружности и среднего возраста. И если бы не исключительно чёрные цвета одежды и даже широкополая шляпа с траурным плюмажем, то вполне бы мог походить на весельчака и даже балагура. Он с улыбкой кивнул и не мешкая убрался подальше от этих сумасбродок — в комнате от жары ну просто нечем было дышать...

Даже если бы Олеська и не подсматривала в послание через плечо магессы (нет-нет, не подумайте ничего такого — масенькое заклятье на вон той бутыли отражалось в полированном преегонном кубе, ни в коем разе не напрямую), то и без того по чуть воспарившей брови наставницы не составляло труда догадаться, что озадачена она, и весьма.