Фэнтези 2016 Кинопольский Волк

— То есть ты хорошо знал своего деда?

— Нет, совсем нет. Это был как раз тот редкий случай, когда мама к нему приезжала. Мне было лет шесть или семь, я в школу пошёл следующей осенью.

— Повезло. У меня отец ты сам видел кто — военный психолог. Так он уже пятнадцать лет никак не выучит, что я не младший по званию и даже не пациент. Так заботится о моей психике, что скоро крыша отвалится.

— Да, не повезло. Мама с дедом тоже не выдержала. Я думаю, с ним тяжело было жить, но интересно общаться.

— Вы с ним далеко ходили. Там места довольно дикие, возле обелиска. Этот завод так и стоит заброшенный, за него даже Кинель браться не хочет.

— Мы с дачи ходили.

— Подожди, с какой такой дачи?

— С той, на которую мы сейчас идём.

Копи остановилась и посмотрела на него так, словно увидела в первый раз.

— То есть, ты там уже был?

— Да, был.

— Тогда зачем все эти прикидки о том, в какую сторону махнул лапой Бирюкевич?

— Я помнил дачу, но не помнил, как её найти. Идём, не задерживайся.

Дорогу пересекла ещё одна просека. На ней стояли опоры ЛЭП, похожие на железных журавлёв.

Копи смотрела на своего спутника с подозрением.

— Слушай, — сказала она, — ты точно на биолога, а не на математика поступаешь?

— На биолога. Математику не понимал никогда.

— Не верю. Ты как математик рассуждаешь. Эти круги, которые пересекаются...

— Математика тут не при чём. Я просто подумал, что раз у волчьих стай есть свои территории, то они должны быть и у людских союзов. А там, где они пересекаются, начинаются войны.

— У животных территории тоже круглые?

— Нет. У них они любой формы. Как и у людей.

— И они тоже воюют и убивают из-за угла?

— Нет, не из-за угла. Волки не такие жестокие, как человек. Кстати, о человеке. Мне кажется, или тут кто-то был?

Копи втянула воздух, задумалась, потом опустилась на четвереньки и обнюхала обе колеи — сперва левую, потом правую.

— Конечно, надо перекинуться, чтобы сказать точно. Но мне кажется, запах остался. Выхлопные газы.

Короткий порыв холодного ветра растрепал волосы Копи. Она убрала их с глаз и посмотрела на друга с таким видом, будто на нём было написано правильное решение.

— Я думаю, нам это просто мерещится. Сама знаешь, что пуганая ворона куста боится. Сейчас лето, дождя в последние дни не было. Для нас здесь будет пахнуть машиной, даже если она проехала позавчера и на ней сам дядя и ехал!

— ...Или сегодня, а ехали на ней его убийцы.

— Копи, мы идём по этой дороге уже минут двадцать, а запах учуяли только сейчас. Почему мы до сих пор не заметили ничего странного? Я точно помню, что когда мы только на неё вышли, никаких запахов не было. Получается, машина появилась только здесь. Откуда она могла появиться, подумай! Других дорог здесь нет, а телепортироваться люди пока не умеют.

— Может, по просеке?

— На внедорожнике, ага! Сшибая ЛЭП по дороге. А потом пришли монтёры и новые поставили.

— На мотоцикле можно.

— По этому бездорожью? Не верю! И зачем ехать по бездорожью, когда есть нормальная колея?

— Ладно, выиграл. А теперь объясни, почему там я не чувствовала запах, а тут чую?

— Всё просто. Ты боишься.

— Великолепно! А почему его чуешь ты?

— Потому что я тоже боюсь.

Копи почесала макушку, а потом отошла на обочину и прислонилась спиной к дереву.

— Не знаю, как ты, а я туда не пойду.

— Копи, пойми, даже если они туда приезжали, они должны были сразу уехать. Потому что рано или поздно здесь будет следователь или даже кто-то из подчинённых твоего отца. А ждать здесь, как в засаде — некого! Они ведь не знают, куда нас увезли и тем более не знают, что мы сюда полезем.

— Во-первых, здесь не все такие умные, как ты. И мы не знаем, что успели сказать те двое, которые нас обыскивали. Возможно, что они знают, чей ты родственник. Во-вторых, если они там действительно побывали, то ни микстуры, ни лаборатории мы там уже не найдём. Они же ненормальные, неужели не ясно? Они могли её даже сжечь, чтобы ничего не осталось.

— Ну, во-первых, она кирпичная и поджечь её не так просто, — Лакс приподнялся и очень глубоко и медленно вдохнул, — Дальше. Ветер с той стороны, а гарью не тянет. Значит, ничего не сжигали. И насчёт ненормальности я не уверен. Конечно, все исполнители, вроде тех, что за нами гонялись, — фанатики. Но те, кто их послал, если и фанатики, то очень умные и умелые. Они разработали тактику, купили оружие, научили своих солдат с ним обращаться и так умело замели следы, что мы не можем их не то что найти — мы не можем даже понять, где они от нас прячутся!

— Подожди, ты на первое не ответил. Зачем тебе идти на дачу, где может ничего и не быть?

— Для начала — там сейчас сравнительно безопасно. Я думаю, что -даже у Бирюкевича проще нарваться на неприятности, чем там.

— Это ещё почему?

— Он один из основателей Коалиции. И не кто-то рядовой, а почти правая рука генерал-майора в отставке Триколича. Того самого, — если ты не забыла — чей сын был убит вчера.

— Мальчик, не мели ерунды! Это была Первая Коалиция, а сейчас у нас уже Третья. Эта свара была девять лет назад! Нам тогда лет шесть было! Ты бы ещё Первую Мировую вспомнил.

Лакс прикинул время и неожиданно понял, что то лето, когда они гуляли за городом, было для старого Триколича последним. Уже осенью маленький Волченя — или Триколич, если по матери — пойдёт в школу, а зимой шкуру старого Триколича изрешетят колючие пули и он повалится на бок, глядя остекленевшими глазами в серое морозное небо. Это выглядело жутко и очень естественно. Лакс зажмурился, но видение стало только чётче.

— Великая Отечественная была шестьдесят лет назад, — заговорил он, стараясь прогнать неприятную картину, — а аукается до сих пор. Про революцию и Гражданскую лучше даже не начинать говорить — сразу начнётся спор, а может быть и драка. Так что девять лет не срок для такого дела. Бывает, что у мёртвых больше силы, чем у живых.

— Ты уверен, что те, кто за нами охотится, знают про Бирюкевича?

— Они знают главных людей Третьей Коалиции. Не вижу проблемы, чтобы узнать и про Бирюкевича.

— Зачем им узнавать про Бирюкевича?

— Чтобы убить.

Ветер усилился. Лакс жадно принюхивался, словно надеялся найти разгадку по запаху.

— Я иду дальше, — произнёс он, — Попытаюсь перекинуться и пройти через лес. Чтобы принюхаться и в случае чего уйти. Сделаем вид, что мы обычные волки.

— Если они охотятся на оборотней, то будут стрелять по всем волкам, и обычным и не обычным. А ещё по лисицам, на всякий случай.

— Не обязательно подходить близко. Зрение у волка острое.

— У них могут быть собаки. Эти учуют нас раньше.

— У них нет собак.

— Откуда уверенность.

— Мы бы их учуяли.

Лакс тоже отошёл на обочину и принялся раздеваться. Копи смотрела на него, но не трогалась с места.

— О, ещё вопрос, чуть не забыл, — Волченя уже опять нырнул в свои мысли.

— Только не по биологии.

— Нет, тут антропология. Вопрос такой: раз есть оборотни, бывают ли вампиры?

— В Кинополе нет, а так — бывают. Мой отец как-то сталкивался.

— Они бессмертные?

— Нет. Просто живучие. Они вроде диабетиков, только вместо инсулина нужен гемоглобин. И живут совсем не долго, лет десять. Все эти истории — из-за изменений в их мозгу. Они начинают немного по-другому воспринимать время. И кое-что ещё отнимается.

— Это хорошо. А то я уже испугался за биологию. А скажи, Копи, чего не бывает?

— Что значит "чего не бывает"?

— Каких мифологических существ не бывает. Я вот уверен, что не бывает единорогов. А кого ещё не бывает?

— Не бывает конца дурацким вопросам. Отвернись!

— Э...

— Ты меня уговорил, я иду с тобой. Сейчас перекидываться буду. Давай, отворачивайся, мне надо раздеться.

— Копи, ты ведь опытная. Попробуй как в тот раз, возле домика...

— Сначала отвернись, а потом советуй.

XVI. Тайна дачи Триколича

Волчий нос разбирался в запахах куда лучше, чем человеческий. Уже через пару десятков шагов Лакс понял, что смутивший их запах не был вонью автомобильного выхлопа. Чем он был, оставалось неясным, но носу волка он напоминал скорее машинное масло, а потом обозначилась отчётливая, но тонкая нотка, которую Волченя где-то уже встречал — давным-давно, ещё человеком.

Наконец, запах стал отчётливым и сложным. Волков ысловно накрыло большое пахучее облако. Было понятно, что это какой-то природный аромат, естественный, но настолько необычный для этих мест, что казался чем-то искусственным.

Волченя бежал среди деревьев, даже не обращая внимания на пропавшую из поля зрения колею. Запах был надёжней, он вёл прямо к своему источнику.

Впереди показался просвет. Лакс перешёл на шаг, осторожно подкрался к краю зарослей и выглянул из кустов. Прямо напротив поднимался бетонный забор. Дальше деревьев не было.

Лакс побежал вдоль забора и обнаружил лаз — неудобный для человека, но вполне подходящий для собаки или волка. Пробираясь и прислушиваясь к сопению Копи у себя за спиной, он не переставал ловить запах. Наконец, выпрыгнул с той стороны и увидел то, что искал.

Запах шёл из большого белого сооружения, и похожего, и в то же время непохожего на человеческий дом. Деревянные рейки каркаса обтянул тонким белым полиэтиленом. Один из полиэтиленовых прямоугольников был разрезан крест-накрест, а дверца, сделанная из точь-в-точь таких же реек и полиэтилена, оставлена распахнутой настежь. Внутри были видны грядки с подвязанными к ним синими цветками, похожими на раздавленные звёзды. Лакс присмотрелся повнимательней, и вдруг вспомнил, что уже видел такие сооружения и даже знал их названия. Люди называли их по-русски теплицами, а по-английски — greenhouse или, если дословно, "зелёный дом". Он заметил, что слова человеческих языков казались ему теперь одинаково незнакомыми.

Дальше, за теплицами, виднелась дача. Она была почти знакомой — крупный двухэтажный дом из белого кирпича с узкими окошками, немного похожий на разросшийся военный дот. Ненамного крупнее обиталища Бирюкевича, но при этом цельный и законченный. Ни в металлических рамах, ни в чистеньких стёклах, ни во флюгере на крыше в виде жестяной овечки не было ни малейшего упущения.

Со времён последнего визита Лакса изменилась только задняя часть — вместо кирпичей и недостроенных комнат там появилась небольшая пристройка на пару комнат.

Теперь надо было разобраться, как туда проникнуть. Если вокруг дома забор, с задней стороны оставался лаз, проделанный, должно быть, ещё Триколичем старшим, а теперь можно увидеть, что и ворота здесь скорее декоративны. Достаточно жадный вор вполне мог бы протиснуться внутрь периметра, и тогда вся защита была бы ни к чему. Разумеется, и старший, и младший Триколич понимали это даже лучше, чем их невольный наследник. Поэтому Лаксу стало немного страшно — дача могла быть просто заперта, на окна опущены решётки, подвал недоступен, а ключа, разумеется, не было.

Лакс обежал дом с фасада, уже готовый к тому, что хода не будет. Но то, что он увидел, испугало его намного больше, чем даже десять самых лучших замков.

Входная дверь распахнута настежь. Точь-в-точь как та, что была в теплице.

И обрадованный, и не обрадованный, он взбежал на ступеньки, заглянул внутрь и убедился в том, о чём догадался несколько секунд назад.

Внутри дома, ещё сохранившего черты прежней обстановки, царил умеренный разгром.

Здесь что-то искали, долго и старательно, причём даже не пытаясь запугать этим обыском. Книги и бумаги пролистаны и валяются на полу, вся одежда снята с вешалок, обшарена и брошена вдогонку, за полуоткрытой дверью кухни можно разглядеть брошенные на пол кастрюли. Выключатель возле туалета вывернут, и висит на проводах — под ним, похоже, надеялись обнаружить тайник.

Лакс осторожно прошёл по коридору, заглядывая в комнаты. Разгром был тщательным и аккуратным, ничего не сломано и не разбито. Словно кто-то решил превратить обстановку дома в огромный конструктор, который, попотев, можно собрать заново за несколько часов.

Голые полки и засыпанный пол очень быстро утомляли воображение. Пришлось размышалять.

Люди живущие в больших домах, всегда представлялись Лаксу какими-то чужаками. Иногда ему казалось, что большой дом и большая машина означают большие (и утомительные) дела, а иногда он соглашался с матерью, что они живут точно так же, как все остальные люди, только жизнь дороже и тревожней. Что до собственных желаний, то его всегда пугала перспектива жить в доме, где есть комнаты, куда не заходишь годами, а убирать там нужно каждый день.

Нашлась лаборатория — именно в неё и превратилась недостроенная половина дома. Она была очень похожа на лаборантскую в его школе — такая же неправильной формы комната с огромным окном и настольной лампой, шкафчики с колбочками, штативы и загадочный графики на стенах.

Не хватало только наглядных пособий, зато был большой белый пластиковый бак, немного похожий на стиральную машину, из которого тянулись провода и трубки.

Здесь ничего не разбили. Не было даже осколков на полу. Видимо, те, кто здесь был, опасались трогать ядовитые реактивы.

Рядом с баком стояла трёхлитровая банка, наполненная высохшими и почерневшими цветками, издававшими уже знакомый ему запах. Лакс подошёл поближе и посмотрел сквозь стекло. Да, это были те самые "звёзды", которые он видел в теплице.

Вид незнаком. Лакс решил, что это "памирские ландыши", про которые говорил Бирюкевич.

Потом осмотрел бак. Это было что-то наподобие перегонного куба, а может какое-то другое загадочное устройство — в химии Волченя не разбирался. Трубки тоже пахли цветками. Похоже, именно в этой машине "памирские ландыши" — или то, во что они прекращались — становились микстурой. А значит, где-то здесь хранилась свежая партия — если её не унесли.

Сейфа в лаборатории не нашлось. Волченя уже собирался уходить, но вспомнив свой недавний побег из домика Копи, решил поискать какой-нибудь чёрный ход. Конечно, Триколич-младший убрал прежние руины, но едва ли отказался от возможности уйти через заднюю дверь.

Догадка была верной — прямо под столом скрывалась небольшая замаскированная дверка, какие, судя по фильмам, впускают собак и котов зажиточные американцы.

Обеспечив отступление, Лакс вернулся обратно в коридорчик (прежде недостроенный) и побежал на второй этаж. Копи, похоже, обследовала кухню — было слышно, как она там что-то вынюхивает, осторожно передвигая кастрюли.

Волченя свернул налево, толкнул дверь кабинета и замер на пороге. Ему показалось, что сам воздух стал колючим и горьким.

Кабинет Триколича-старшего за десять лет совершенно не изменился. Стол возле окна с доисторической лампой в зелёном абажуре, два шкафа, забитых папками и книгами, и полка, на который выстроились связанные в стопки ученические серые тетради — Лакс таких уже не застал. А на стене как и раньше висела огромная, подробнейшая политическая карта Балканского полуострова, где было отмечено сразу всё — и границы, и дороги, и деревеньки , и горные хребты, и пунктирные линии основных морских путей. Все надписи были кириллицей, но довольно странной: некоторые буквы слипались вместе, а вместо "й" везде стояло латинское "j". А под картой прямо на полу стоял громадный телевизор ещё советского производства.