Ангел Специального Назначения

— Слушай, Витек, да она сопротивление оказывает. — Сержант привычно ухватил рукоятку "демократизатора". — Сама снимешь или помочь? — Он замахнулся, норовя превентивно огреть несуразную бомжиху по спине.

Рука дернулась, ставя мягкий блок. Дубинка скользнула, уходя в сторону. Автоматически продолжив связку, колющим ударом сжатых в щепоть пальцев, достала Серегин висок.

Одновременно, другая кисть, ухватив палец мародера, стягивающего кольцо, легонько дернула, чуть повернув. Выскочив из сустава, указательный загнулся под прямым углом. И вот, страж закона, оставив глупые мысли о неправедном заработке, взвыл, согнувшись от боли. Сереге было совсем худо. Он плавно, как в замедленном кино, сполз на скамью и уткнулся носом в крашеную доску. Я обмерла и, не раздумывая, поковыляла прочь, торопясь скрыться в ближайшей подворотне.

"Рассуждать будем после. Гнал вперед Лехин опыт. Влево. Еще раз. Парадное, должен быть черный ход". — Миновала загаженный кошками подъезд и вынырнула на людный проспект. Смешавшись с толпой, двинулась вдоль проезжей части, фиксируя краем глаза проезжающие машины. Спасибо гаишникам, не удосужившимся запретить тонировку. В стеклах авто отчетливо видно, что творится сзади. Чисто. Витьке пока не до меня. Вставить палец на место самому, нужны умение и сноровка. А вид подельника заставит судорожно голосить в рацию, вызывая подмогу. Потом, конечно, разберутся, что сержант только слегка "притомился" и задремал, но это потом".

Только пройдя полквартала, заметила, что мертво сжимаю выхваченный у сержанта паспорт. Даже после, в спокойной обстановке, не смогла восстановить в памяти, когда успела забрать столь нужный в моей ситуации документ. А пока я просто запихала его глубже в карман необъятного малахая и продолжила движение. Глаз выхватил неприметную вывеску.— "Скупка золота, ломбард".

Плюнув на палец, стянула колечко. Оглянулась и шмыгнула в тамбур старого дома. Полуподвальное помещение, затертый линолеум, давно немытые стекла. Вид соответствовал содержанию. Плюгавого вида старик, в меховой безрукавке поверх клетчатой байковой рубахи вопросов не задавал. Осмотрел кольцо, задержал взгляд на камне.

— Сдаете, или в залог?

— Лучше продавайте,— посоветовал он.— Все говорят, что выкупят, но это бывает редко. Зачем терять деньги?

-Ну, в залог, так в залог. — Он заполнил квитанцию, взвесил изделие, вписал каратность камня. — Десять тысяч.

Я вновь молча кивнула головой, опасаясь нового приступа кашля: " Согласна".

-Девушка,— разглядев, что клиентка достаточно молода, повторил опытный ювелир. — Рекомендую продать, дам восемнадцать.

Я чуть было не согласилась, но, вспомнив, что это кольцо выбирал Алексей, передумала. Воспоминания понемногу слабели, а такое, материальное подтверждение реальности его присутствия, не давало списать все на обыденное сумасшествие.

Барыга тяжко вздохнул и отсчитал десять тысячных купюр.

Спрятав деньги в заветный паспорт выскочила на продуваемый свирепым ветродуем проспект. Вещи купила в стоковом магазине. Очень похожем на обычный секонд-хэнд.

Новые, но какие-то залежалые, пахнущие плесенью тряпки стоили копейки. Теплая спортивная куртка, шапочка, джинсы и сапожки. Весь наряд обошелся в четыре тысячи рублей.

Спортивный наряд сделал меня похожей на типичного подростка, узнать в котором полусумасшедшую бомжиху мог наверное только Шерлок Холмс.

Повторное возвращение в город Петра и трех революций прошло совсем обыденно. Билет в плацкарт стоил недорого, осталось и на такси, и на ужин. В гостиницу вернулась утром следующего дня. Вышколенный администратор проверил документы, но, не моргнув глазом, выдал ключ.

Словно возвращаясь в родной дом, зашла в свою одноместную комнатку. В глаза бросилась гитара, прислоненная к стене.

"Как мало человеку нужно, и как просто сгинуть в этом мире". Я сбросила куртку и, плеснув из стоящей на столике бутылки коньяка, уселась в кресло возле теплой батареи. Помедли я чуть в том продуваемом ветром парке, где меня прихватили обнаглевшие от вседозволенности патрульные, все могло сложиться гораздо хуже.

Запоздалый страх кольнул в желудок. Отогревшись, убрала бутылку и начала методичный обыск. В карманах, сумках нашлось около двадцати тысяч рублей.

"Совсем плохая? — тупо разглядывая документы на машину, изумилась я.— У тебя десять тысяч евро под окном стоит, а ты по карманам мелочь собираешь". Взглянув в заснеженное окно, разглядела серенький кузов мерзнущей на парковке "Реношки".

Однако с продажей спешить не стала.

Повинуясь безотчетному порыву, достала гитару и, тихонько перебирая струны, наиграла пришедший в голову мотив. Сами собой пришли слова. Куплет, второй. Негромко пропела.

Голос, слабый и хриплый, конечно, в подметки не годился прежнему, но все же сохранил какое-то подобие музыкальности. Телефон с функцией записи сошел за магнитофон. Я спела, исправила корявую рифму. Добавила припев.

Песенка вроде бы ни о чем.

Ни рифмы, ни размера. Но с эстрадой закончено, а для себя — нормально. И как-то сразу вдруг полегчало. — "Ну и что, что одна, никого родных, знакомых, никакой работы, специальности. Ну и что? У меня есть память, не пропадем".

День посвятила новому образу. Уже знакомая парикмахер, повинуясь указаниям, изменила прическу. Длинные волосы уступили место короткой стрижке. В зеркале на меня глядела уже и не девчонка. Глубокие тени вокруг глаз, осунувшиеся щеки, но, главное, изменился взгляд.

"Понимание и спокойствие. Интересно, чем еще должна меня стукнуть жизнь, чтобы я сломалась? Уверенность и готовность к испытаниям".

Новый образ завершил строгий костюм. Элегантный пиджак, юбка, сапоги на каблуке, не очень высоком, но и не кроссовки. Шубка из стриженого меха неизвестной породы, прикинувшегося норкой. Простенько и сдержанно. Главное, ни что не напоминало ту провинциалку с гитарой, приехавшую сюда всего несколько месяцев назад.

А вечером навалилась боль в груди. Набегавшись, растревожила не до конца залеченную рану. Швы уже сняли, и входное отверстие почти затянулось тонкой кожей. А вот выходное, неровное безобразное пятно, с рубцами от десятка швов и стянутых краев, никак не заживало. И, наконец, самое противное. Что там внутри? Легкий хрип временами сменялся свистом и лающим кашлем. Дыхания хватало только на короткие прогулки. "Здорово киношным героям, у которых раны заживают в три дня. Легкое недомогание, симпатичная повязка, и вот уже снова погони и драки. А по жизни, увы, гораздо противней. Тело почему-то крайне негативно относится к тому, что его протыкают железом. Казалось бы?"

Визит к продюсеру оставил тягостное впечатление. Радостно вскинувшийся при моем появлении Евгений Петрович, узнав, что ранение не позволяет продолжать карьеру, поскучнел. Взгляд затуманился, он начал поглядывать на часы, а на робкую просьбу вернуть часть средств тяжело вздохнул, порылся в документах и, отчеркнув пункт с форс-мажорными обстоятельствами, показал мне.

-Ну, и что? — Я глянула, пытаясь поймать ускользающий взгляд.— Вы на мне ничего не потеряли. Затраты составили максимум тысяч триста. Заработали четыре сотни. Верните хоть сто,— напрямик попросила я. — Неужели вам мало прибыли?

— Девочка, — после долгой паузы выдохнул продюсер, — за сотню, как ты сказала, пятерых, таких как ты, на кусочки разобрать и зарыть могут. Понимаешь?

Сегодня я верну твои деньги тебе, завтра придут и заберут мои. Нет, договор есть договор. Это бизнес.

"Вот про лопату говорить не стоило".— Что-то в моем взгляде ему явно не понравилось. А мне до жути явственно почудилось. — Вошла в перекрестие прицела переносица холеного лица шоумена, замерла, расчерченная короткими линиями дистанции. Палец непроизвольно повел курок, выбирая слабину. По гладковыбритой щеке продюсера медленно сползла капля пота. Он вытянул из пачки длинную тонкую сигарету, и, начал закуривать, пряча взгляд.

-Все, сказал, ни копейки.— Отрезал деляга. По всему было видно, что он крепко струсил, но изо всех сил старается сохранить внешнее спокойствие.

-Ну, что ж. Вы свое решение приняли. — Я поднялась и, спиной ощущая его страх, вышла из кабинета.

Конечно, надежда была слабая, но мне он показался относительно порядочным человеком. Хотя порядочные в таком бизнесе долго не задерживаются. Всплеск раздражения быстро схлынул. Однако состояние выцеливания и спуска крючка показалось мне забавным. Вдруг дико захотелось испытать его вновь. И потому, набрав телефон справочной, в два счета выяснила, где находится ближайший тир.

В спорткомплексе было пусто. Многолюдные вечерами и в выходные, сейчас коридоры стрелкового клуба были пусты. Полутемный тир встретил запахом въевшихся в стены пороховых газов. Оплатив десять выстрелов, приняла у густо пробитого сединой инструктора спортивную ТОЗовку и три обоймы.

— Стреляли?— недовольный тем, что его оторвали от книги, угрюмо спросил тот.

— Ну... немного. — Ушла я от прямого ответа.

— Значит, так..., — он привычно собрался начать инструктаж. — Заряжается следующим образом...

— Простите, я знаю.

— Он пожал плечами: " Сама, так сама".

Но не удержался: Ружье-то хоть знаешь, как называется.

-Не ружье, а карабин. ТОЗ-18. Затвор продольно-скользящий, имеет предохранитель. Запирается поворотом рукоятки в поперечном пазу ствольной коробки. — Я передернула затвор, иллюстрируя его работу. — Магазин сменный, на 5 патронов. Детали ударного механизма смонтированы в затворе, спускового механизма — в коробке. Может хватит?

Инструктор откашлялся:— Ну, хорошо... прошу к стенду.

Встав в стойку, набросила петлю ремня и уперла локоть в бедро. Вщелкнула магазин, опустила флажок предохранителя. Замерла на огневом рубеже.

— К стрельбе готова. — Вырвались вдруг незнакомые слова.

Инструктор, отошел за ограждение, склонился к оптике: — Ваша крайняя слева. Пять пристрелочных, пять контрольных.

Я выровняла мушку, остановила дыхание, замерла. Фаланга пальца, словно ведомая извне, плавно спустила курок.

-Cемерка, на три часа. — Сообщил наблюдатель.

Взяла небольшую поправку, и вновь продолжила стрельбу, уже не обращая внимание на инструктора.

Итогом стали семерка, две восьмерки, остальные пришли точно в центр.

Закончив стрельбу, совершенно автоматически, не думая, вздернула руку, сообщая об окончании.

Инструктор внимательно посмотрел на меня.

— Разряд имеете?— В голосе прозвучало удивление, пополам с признанием класса.

— Да нет, так в детстве баловалась. У нас в парке тир был.— Резкий укол в груди не дал продолжить. Пороховая взвесь вызвала реакцию в простреленном легком. Я опустила винтовку, присела на стул. Медленно, сквозь зубы, втянула ставший вдруг тугим и плотным воздух. Наконец кое-как продышалась.

Тем временем пенсионер уже убрал оружие в металлический шкаф, и вернулся обратно.

-И где же ты, дочка, повоевать успела?

— Почему Вы решили? Не воевала я нигде...

Ты сначала выучку спрячь, и ранение, тоже. А то я не вижу. Эх, дочка, война — не игрушки. — Он вдруг поднял руку и осторожно погладил меня по голове. — Что совсем худо?

— Ничуть.— Хотела соврать я, однако только вздохнула.

Он помолчал: " Понимаю. Сам через это прошел.— Он легонько стукнул в грудь. — Думал совсем кранты. Без астмопена из дома не выходил. А сейчас, смотри. Весь день здесь гарью дышу, и хоть бы что. А еще полгода назад всего выворачивало.

Он порылся в заваленном бумагами столе: — Вот, держи. Китаец один. Лечит иголками, травами. Гимнастика еще. Сходи, дочка. Советую.

Поблагодарив, забрала карточку с телефоном и адресом и отправилась на выход.

Звонить китайцу надумала только через несколько дней. Дел особых не было, просто мешала слабость. Ничего не хотелось. Лежала в постели, спала, смотрела в окно на засыпанный снегом парк. Метель шла два дня, навалило целые сугробы. Наконец стихло, и я насмелилась позвонить.

-Слушаю. — Отозвался голос.

-Посоветовали к Вам обратиться. У меня проблема с... со здоровьем. Сказали, что Вы можете помочь.

— Тогда плиезжай, смотреть будем. — Смешно закончил он.

Таксист долго плутал в поисках адреса, костеря градостроителей, наконец, остановил машину возле типовой девятиэтажки.

Квартира целителя оказалась на третьем этаже. Простая металлическая дверь, истертый коврик у входа. На мой звонок вышел маленький, непонятного возраста, азиат.

Жиденькая бородка, перекошенные в разные стороны зубы, шапочка, кургузый кафтанчик с палочками вместо пуговиц, тапочки с войлочными подошвами.

-Чжан Сю Вин?— прочитала я с визитки, вопросительно глядя на азиата.

— Моя есть Цзян. Заходи.— Человечек посторонился, впуская меня в прихожую.

Осмотр он начал странно. Усадил на низенькую скамейку, и, положив сухую горячую ладошку мне на голову, замолчал. Постояв так секунд десять, поднес пальцы к груди. Точно к месту ранения, вновь замер. На лице, однако, не отразилось никаких эмоций.

-Лечить надо.— Он умывающим жестом потер руки.— Иголка надо. Трава пить надо.

-Хорошо. Давайте попробуем. — Уныло согласилась я, разочарованно думая о зря потраченных на поездку к шарлатану деньгах.

В соседней комнате, где кроме массажного стола не было ничего, он приказал снять кофту, лечь на живот, и истыкал всю спину тонкими позолоченными иголками. Последнюю вкрутил где-то за ухом.

Остановился и буднично произнес:— Спать пока.

Плавный шум, словно океанский прибой, зазвучал в ушах. Тепло и покой обволакивали тело. Неожиданно я задремала. Проснулась от негромкого хлопка.

Китаец стоял в той же позе.

— Вставай. Дыши, глубоко дыши.— Приказал он.

Осторожно вдохнув, впервые за последний месяц не почувствовала боли в груди.

— "Здорово". — Охнула я.

— Не совсем,— остановил лекарь мои готовые сорваться слова благодарности.— Завтра опять плохо будет. — Лечить надо.

— Твоя истинная Ци сильна,— вдруг произнес он. — Ты могла бы справиться с болезнью сама, но твой разум слаб. Я не знаю, почему так. — Он, словно извиняясь, развел руки.— Я скажу много непонятного, для западного человека. Но с помощью привычных образов невозможно до конца постичь мир древних знаний.

Удивили не сами слова, а то, каким точным и четким языком они были сказаны. Куда делся полуграмотный старик? Передо мной стоял философ, знающий такие тайны мироздания, что становилось не по себе.

— Ладно,— он вновь умыл ладони.— Хорошо. Давай денег, приходи завтра. Будем лечить и учить.

С этого дня я начала ежедневно приезжать к мастеру Чжану. Иголки и настойка помогали. Дыхание выровнялось и стало глубже. Слабость иногда накатывала, но гораздо реже.

Но главное— старик научил медитации.

— Главное правило. — Начал он. — Спокойствие.

Прикрыл глаза и прочел несколько напевных китайских фраз. Потом перевел:

"Вокруг в смятенье все, спокоен я,

Страстями их сердца полны, спокоен я,

Внимая мудрости святых — в покое нахожусь,

Cвоим путем иду по миру"...

— Это сказал Лу — Ю, поэт южной династии Сун, он жил почти две тысячи лет назад. — Закончил учитель.