Страж морского принца Кн. 1

— Резо-на-анс. Мы зеркала, — с трудом прошевелила губами Джиад.

— Да, — кивнул король, — ты понимаешь верно. Вы отразили друг друга, и это отражение усиливалось с каждым разом, как волна прибоя, попавшая между двух скал. Это не оправдывает Алестара, и это, конечно, не в осуждение тебе, Джиад. Я понимаю, что ты не могла иначе.

— Почему... я...

Говорить было больно, но не так больно, как она ожидала, только на вдохе резало под ребрами так, что слезы наворачивались, но их, хвала богам, в воде не видно.

— Ты жива, — понял с полуслова король, — потому что вы связаны. Острие дошло до сердца, но у вас теперь одна жизнь на двоих, и Алестар своим сердцем удержал вас обоих, пока подоспели целители. На счастье, я вскоре вернулся и смог помочь им. Королевской крови присуща божественная сила, она позволяет многое из того, что недоступно другим иреназе. Я залечил рану в сердце, а мастерство целителей сделало остальное, и теперь нужен лишь покой и лекарства. Ты жива, и я безмерно рад этому.

'А я не очень, — все так же отстраненно и равнодушно подумала Джиад. — Но это дело поправимое. Только вот что делать с рыжим, который теперь якорь?' Вслух она сказала:

— Все... по-прежнему?

— Нет, иначе, — ответил король, оглядываясь назад. — Алестар!

Рыжий одним взмахом хвоста подплыл к самому ложу, завис возле него, сцепив пальцы перед собой, нехотя взглянул на Джиад. Что-то новое металось у него в глазах: то ли неуверенность, то ли бессильная злость, то ли... Но думать о настроениях рыжего оказалось так же лень, как и обо всем остальном. Похоже, в питье было не только лекарство: Джиад уже давно не чувствовала себя такой спокойной и равнодушной.

— Алестар останется с тобой, как и целители. Только они сменяют друг друга, а моему сыну запрещено отлучаться из этой комнаты без моего дозволения. Он будет ухаживать за тобой и делать работу слуг. Целители говорят... — король снова запнулся, опустив глаза, — что истинная близость между вами будет возможна еще очень не скоро. Дней двадцать — самое меньшее...

'Опасаться нечего', — говорил виноватый взгляд короля, но Джиад поморщилась.

— Это вы... не его... наказали, — прошептала она, и седовласый целитель подплыл к ложу, взяв её запястье и склонив голову.

— Время, ваше величество, — сказал он тихо. — Больной пора спать.

— Да, сейчас, — кивнул король и неожиданно взял другую руку Джиад.

Заглянул в глаза, склонившись ниже, попросил:

— Обещай, что не попробуешь повторить сделанного.

Можно было солгать. Даже нужно было, тогда ей бы дали больше свободы, но лгать... Да и король не глупец — все равно велит присматривать.

— Джиад, — повторил повелитель иреназе. — Я прошу. Я прошу твоего терпения. Алестар больше не позволит себе ни словом, ни прикосновением обидеть тебя, но ему нужна эта близость. Раз соитие невозможно, вам следует находиться рядом как можно больше. Спать на одном ложе, разговаривать — все равно о чем, касаться друг друга... Я понимаю, что тебе больно и горько видеть его, но потерпи, прошу. Он сможет уходить, но ненадолго, а его сила позволит тебе быстрее поправиться. Джиад... Алестар попросит прощения.

— Не надо, — сквозь зубы проговорила Джиад, пытаясь не шевелиться и не стонать: крыса, наконец, догрызлась куда-то, где было очень больно, почти невыносимо. — Только не... это... Не... верю...

Она судорожно вздохнула, и целитель, все это время державший её запястье, коротко сказал что-то. Джиад не расслышала: в ушах бесился прибой, хлеставший через острые пики скал, и она была волной, разбивающейся на этих пиках. Король и рыжий куда-то подевались, целитель почти силой вливал в Джиад горькую воду, от которой боль отступала, сменяясь тупым забытьем, и хотелось просто лежать и качаться на смирившемся прибое. Мелькали чайки в ясной лазури, солнце грело нежно и ласково... Потом среди чаек сверху показалось знакомое лицо, и Джиад долго вспоминала, кто смотрит на неё обеспокоенными карими глазами. Вспомнив, сказала упрямо:

— Я... ничего... не обещаю...

Двуногая, распростертая на ложе, выглядела жутко. Губы распухли, налились сизым и грязно-лиловым, под глазами залегли темно-серые тени. Через плечо и грудь шла тугая повязка, из-под которой виднелись бурые листья каких-то водорослей. Еще одна полоса плотной белой ткани стягивала ребра, спускаясь ниже на живот, и на ней слева выделялось ярко-красное пятно размером с ноготь большого пальца. Там, значит, была рана...

Это же как надо ненавидеть себя, чтобы суметь ударить в сердце? Или не себя? Алестар поежился, вспоминая отчаяние, захлестнувшее его самого за мгновение перед тем ударом. И это была лишь тень, отражение? Двуногая дышала тяжело и неглубоко, но ровно. Целитель Невис, пользующий всю королевскую семью, склонился над ней с поильником, всунув длинный тонкий носик в рот, сжал мешок внизу, и двуногая принялась сосать, не открывая глаз. Алестар судорожно вдохнул, преодолевая боль в подреберье и борясь с желанием положить ладонь на собственный бок — просто проверить...

— Ваше величество, — все так же негромко и бесстрастно сказал Невис. — Я понимаю, что запечатление требует близости, но если больная будет тревожиться рядом с принцем, на пользу это не пойдет. Лечить того, кто не хочет исцеляться — трудно вдвойне. Лечить того, кто хочет умереть — пустая трата времени.

— Невис... Что я могу? Вы все видели сами.

В голосе отца была такая чудовищная усталость и боль, что Алестара, как ни сильна была обида, затопило раскаяние. Отец три дня усмирял вулкан, вкладывая всего себя в управление Сердцем Моря, а после этого еще лечил двуногую, отдавая последние силы. И теперь... он же извинялся за него, Алестара, которого считает любителем дурмана и последним негодяем. Просил прощения у двуногой, как у равной! А сыну не поверил!

Это было больно и обидно, так обидно, что горло перехватывало, а в жабрах что-то жгло и зудело. Алестар помотал головой, уже не понимая: его это чувства или двуногой. Вот она, лежит совсем близко, и ей больно тоже, но эта боль совсем другая, если прислушаться, можно отличить чужое от своего. В ней нет обиды, только тихая отчаянная безнадежность и упорство... А еще ей хочется пить, но жажда тоже странная, иная...

— Ничего я ей не сделаю, — с трудом разжав стиснутые зубы, глухо проговорил Алестар, отводя взгляд от лица в кровоподтеках. — Не сделаю, не скажу... Довольны? Лучше напоите её чем-нибудь.

— Вы чувствуете, ваше высочество? — вскинулся Невис, прищурив глаза и вглядываясь в Алестара. — Что, жажду?

— Да, — угрюмо ответил Алестар. — Она хочет пить. И что мне, так и плавать здесь днем и ночью, как салту в клетке?

— Именно, — тяжело уронил отец. — Можешь выходить на пару часов днем — помогать мне с делами. Под охраной и только до кабинета и обратно. Не пожелаешь — будь здесь. Что-то понадобится — посылай слуг, но все, что они тебе принесут, будет проверено.

— Вот, значит, как, — горько усмехнулся Алестар, опускаясь на край ложа подальше от двуногой. — Ты мне настолько не веришь? Даже выслушать не хочешь? Я не пил гарнату, сколько раз повторять? А-а-а-а-а, ладно...

Он потер лицо ладонями, снова потряс головой. За спиной Невис возился с двуногой. Как же её зовут-то? Что-то такое странное...

— Алестар...

Король помолчал, глядя мимо, потом все же перевел взгляд на него, повторил:

— Алестар, я хотел бы тебе верить. Но разве могу? Докажи, что ты достоин моего доверия.

— Я хочу поговорить с господином Ираталем, — снова опустив лицо в ладони, глухо сказал Алестар. — Это позволено?

— Можешь за ним послать. Алестар...

— Я все понял, ваше величество, — ровно, как только мог, отозвался Алестар, не поднимая головы. — Не беспокойтесь, я буду вести себя согласно вашей воле. Если это все, не смею больше отвлекать вас от государственных дел.

— Алестар...

— Вам лучше уйти, мой повелитель, — прозвучал от изголовья голос Невиса. — Простите, но обоим моим пациентам не помешает успокоиться и поспать.

Не сказав ни слова, отец повернулся — до Алестара дошла волна от его хвоста — и выплыл из комнаты. Вторая едва заметная волна от двери, легкое колыханье от Невиса за спиной...

Алестар помолчал, собираясь с мыслями, стараясь дышать ровно и глубоко, чтобы успокоиться. Не время показывать характер, все и так убеждены, что он совершенно не владеет собой. Глубинные боги, неужели и правда все эти дни он был под гарнатой? Кто? Кто мог подливать ему эту мерзость в тинкалу? Больше, вроде, не во что было... Или это зелья, которыми его поили в беспамятстве, пока не появилась двуногая? Но тогда...

— Невис, — позвал он, поворачиваясь, — когда я был в лихорадке полдесятидневья назад, кто за мной ухаживал?

— Я, ваше высочество, — ответил целитель, аккуратно скручивая снятую с двуногой повязку и пряча ее в кожаный мешочек. — Иногда мои ученики, когда я был занят или отдыхал. Время от времени к вам заглядывал кто-то из наложниц или слуг.

Алестар нахмурился. Сам целитель, ученики, слуги, наложницы... Да там полдворца перебывало, похоже, как и в его комнате потом.

— А в то, чем меня лечили, можно добавить гарнату?

Перед ответом целитель помедлил, глядя на приподнявшегося на локте Алестара, медленно покачал головой:

— Боюсь, что нет. Это было бы очень опасно для вас, мой принц.

— Конечно, опасно, — зло отозвался Алестар. — Невис, вы мне тоже не верите?

— Я не имею права верить или не верить, ваше высочество, — отозвался Невис, возвращаясь к скатыванию второй повязки. — Я целитель и должен доверять только увиденному. Вчера я сам проверил вашу кровь, и в ней столько следов гарнаты, что любому понимающему ясно: вы принимали ее не меньше десятидневья, если не дольше. И принимали сильные дозы, опасные для душевного и телесного здоровья.

— А с чем — это вы можете определить? Невис, ради глубинных богов, я даже не знаю, какова она на вкус!

— Горчит, — скупо отозвался целитель, поправляя голову двуногой на подушке. — Но не слишком. Если предположить, что вы говорите правду, в зельях вкус гарнаты вы бы не почуяли. Еще ее мешают с вином, тинкалой или просто водой, но тут уже заметно, конечно.

— Невис, — безнадежно повторил Алестар, — вы же знаете меня с рождения. Я не сокровище, но ведь и не настолько глуп. Гарната сводит с ума, уж это мне известно. Да меня бы на Арену не допустили, попадись я с ней хоть раз!

— Это... звучит разумно, ваше высочество, — нехотя отозвался Невис. — Но после гибели каи-на Кассии, да примет её Море, вы были не в себе довольно долго.

— Не настолько же! Невис, прошу, поговорите с отцом! Пусть он хотя бы выслушает!

— Не кричите, мой принц, — со вздохом попросил Невис. — Хорошо, я поговорю с повелителем, только не тревожьте свою избранную. Поверьте, хоть ваш отец и сотворил почти невозможное, девушка все еще на краю Бездны. Случись это на суше, ей пришлось бы провести у целителей гораздо больше времени.

— Не пришлось...бы.

Алестар сел на ложе, уставившись на двуногую, которая, оказывается, не спала. Это что же, она все слышала?

— Там... не лечат... такое, — еле слышно сказала двуногая, глядя в потолок.

— Вам вредно говорить, госпожа избранная, — мягко сказал Невис, озабоченно вглядываясь в лицо двуногой. — Прошу, лежите тихо и не беспокойте рану.

— Мне... вредно... жить, — шевельнулись распухшие губы. — Но... приходится... Господин... Невис... вы готовите... зелья... сами?

— Разумеется, сам, — медленно сказал целитель. — А что?

— И приносите... сами?

— Да. Госпожа избранная, я не знаю, что вас тревожит, но вы под надежным присмотром, как и его высочество.

— Тень... — прошептала двуногая. — Сказка... про тень колдуна. Вы... не знаете...

— Вообще-то, знаю, — тихо отозвался Невис, потирая виски пальцами. — Мне рассказывали сказки верхнего мира в детстве. Вы про ту, где убили тень?

— А мне не рассказывали, — вмешался Алестар, все сильнее злясь. — При чем тут сказки, Невис? Что она несет?

— О, это очень старая сказка, ваше высочество, — ответил как-то сразу подобравшийся Невис. — О злом колдуне, чья душа была спрятана в его тени. И убить его можно было, только поразив его тень...

— И что?

— Сле-ди-те... — прошептала двуногая, и Алестара окатило волной чужой боли, сразу, впрочем, отхлынувшей. — за... зельями. Цепь... Слишком... легко... теперь...

— Я понял, госпожа избранная, — очень ровно и спокойно сказал Невис. — Не беспокойтесь, я поговорю с его величеством сегодня же.

— О чем, Невис? — взвыл Алестар, отталкиваясь хвостом от ложа. — Можете вы мне объяснить, о чем толкуете? Тени, зелья, зеркала, сказки!

— Не кричите, ваше высочество, — ласково, как ребенку, сказал ему Невис. — Ваша избранная имела в виду, что теперь вы связаны еще теснее, чем раньше. Скованы запечатлением сильнее, чем цепью. И если кто-то пожелает причинить вред вам, это легко сделать через вашу избранную. Я правильно понял, моя госпожа? — обернулся он к двуногой.

Та опустила ресницы вместо кивка, тут же подняла их снова, в упор глядя на Алестара, тоже воззрившегося на неё в ответ.

— Все лекарства для вас и его высочества ни на мгновение не будут оставаться без присмотра, — прошелестел голос Невиса. — Я попрошу господина Ираталя проверять каждое блюдо и тинкалу, а у двери постоянно будет стража.

Двуногая закрыла глаза, видимо, удовлетворившись сказанным, и Алестар увидел, что пятно на повязке стало больше. Кольнула мысль: что, если она все же умрет? Вот просто — умрет... Алестар тогда умрет тоже? Но это же бред... Зачем кому-то подливать ему гарнату, сводя с ума? Зачем вообще кому-то желать ему смерти?

— Невис, — спросил он тихо, следя за ловкими движениями рук целителя, поправляющего повязку на плече двуногой. — Разве кто-то мог меня травить? А как же закон крови Акаланте? Я же... королевского рода. Никто не может причинить мне вред. Или... может? Есть исключения из закона?

— Исключения? — Невис поднял на него утомленный взгляд, глубоко и тяжело вздохнул. — Я не знаю, считать ли это исключением. Обойти закон крови возможно только ценой своей жизни. Если найдется кто-то, ненавидящий вас настолько сильно, чтобы сотворить зло, кровь его будет отравлена и обернется против него самого. Но это ведь может случиться не сразу.

— Как не сразу? — переспросил Алестар. — Я всегда думал...

— Все думают о немедленной каре, — пожал плечами Невис, — и это мудро. Но целители знают, что смерть можно оттянуть. Не спастись совсем, а лишь отсрочить. Но можно. Ваша избранная права, мой принц. Если кто-то хотел не просто убить вас, а причинить как можно больше страданий, гарната — неплохой выбор. Убей вы эту девушку, и все целители Акаланте не смогли бы вас спасти от мучительной смерти.

'Связаны, — понял Алестар с бессильной злостью глядя на мерно вздымающуюся грудь двуногой. — Действительно скованы одной цепью. И никуда теперь не деться? Нет же! Не может этого быть! Это неправильно! Несправедливо...'

— Думаю, мой принц, — добавил после долгого молчания Невис, — это вполне могло получиться. Только тот, кто подливал вам гарнату, не учел, что у цепи два конца. Вы спасли свою избранную, дав ей время и силы для исцеления. Но еще раньше она спасла вас, оттянув на себя часть вашей боли и ярости. И если бы не она, кто знает, не обратили бы вы тот лоур против себя?