Zemlya za okeanom (plus 13)

Он нашёл её в СШ. Чтобы обойти договор Клейтона — Булвера правительство Пилля негласно поддержало контракт Кастельона с неким Уильямом Уокером известным авантюристом. Обладатель медицинского и юридического дипломов полученных в университетах Гейдельберга, Геттингена, Парижа, Лондона и Эдинбурга оказался прирождённым авантюристом. В 1853г., вместе с группой сторонников из 49 человек, он захватил Ла-Пас и провозгласил независимую от Мексики Республику Нижней Калифорнии, объявив себя её президентом. Людей у него оказалось явно недостаточно, чтобы удерживать в своих руках обширную территорию. 8 мая 1854 Уокер перешел границу у Тихуаны и сдался властям СШ. За нарушения положения о нейтралитете он был отдан под суд, но оправдан.

Именно такой человек был нужен.

Для финансирования этой авантюры 2-й Национальный банк (в значительной степени контролировавшийся РАбанком) выделил Уокеру 62 000 долл. кредита и 16 ноября 1854г. шхуна "Веста" доставила в порт Сан-Хуан-дель-Сур 64 будущих "колонистов" и партию самых совершенных на то время винтовок и револьверов.

Примечательно, что первым документом, подписанным президентом Кастельоно после прибытия "Весты", было "принятие сеньора Выходова, русского дипломата, призовым агентом в порту города Эсмеральда". И пусть кроме самого самозванного президента и письмоводителя российского посольства в Вашингтоне Ивана Выходова никто этого документа не видел, законность была соблюдена.*(7)

Компания не зря потратила свои деньги. В никарагуанской глубинке трудно найти покупателя на 300 тонн чаю. Вот и приобретал недавно осевший в Эсмеральде компанейский приказчик Соченов 649 тыс.ф. чаю за 150 тыс. руб. или 2500 ф. опиума за 70, менее трети их реальной стоимости.

Затем груз, прямо на месте, вместе с судами перепродавался АРТК, уже за настоящую цену. Сделать это было тем проще, что Соченов состоял также агентом и этой компании. Очень удобно!

Командиры каперов и члены их команд получали с этих сделок щедрые комиссионные, выгодные ещё и потому, что деньги получались на месте и не приходилось дожидаться разрешения на выплату их из далёкого Санкт-Петербурга, как полагалось делать с призовыми деньгами.

Благодаря этому провинциальная и сонная Эсмеральда превратилась в некий аналог Порт-Рояла или Тортуги. Вернее не сам город, а раскинувшийся неподалёку Кампо де Эсмеральда — Лагерь Эсмеральда, как его тогда называли.

"Никогда не видел более прекрасного, дикого и романтического меcта. Kampo de Esmeralda утопал среди деревьев, а жилища были сделаны из парусины, бумажной ткани или веток. Все они украшались шелковыми драпировками ярких цветов, пестрым ситцем, флагами, всевозможными предметами, сверкающими и яркими. Повсюду были разбросаны разноцветные серапы, богатые манги (накидки — А.Б. ), расшитые золотом, самые дорогие китайские шарфы и шали, седла, уздечки, позолоченные и посеребренные шпоры. Эта картина напоминала описание колоритных восточных базаров. В лавках продавались самые роскошные вещи: кружевные мантильи, кашемировые шали, шелковые чулки, атласные туфли."

Моряки, несколько недель, или даже месяцев, проведшие в океане попадали с корабля на бесконечный карнавал.

"Мы пришли на обширную площадь покрытую сотней красавиц. Три оркестра музыки гремели по углам. Палатки были ярко освещены. Все было в движении... завидя нас оркестры дружно, горяче, но с испанскими переливами грянули "Гром победы раздавайся".

Пробывши в море в беспрестанной деятельности, можно ли, вступивши на столь гостеприимный берег, отказать себе в чем-нибудь, что доставляет удовольствие. Чарки мы не чурались. Ром или водка, малага иль мадера — без задержки идут, никто не поперхнется. Все громче голоса, все звонче смех. И вот уже уже кто-то отбирает у музыканта гитару и тронул струны в перебор. Грянем, что ли, братцы, "В темном лесе"?

Гуляют моряки. Кто их попрекнет? Какой ханжа? ...

Прав был Батюшков. "Нежные мысли, страстные мечтания и любовь как-то сливаются очень натурально с шумною, мятежною жизнью воина". Люди в большинстве молодые, в полном соку, мы знали, что со дня на день пойдем навстречу опасностям, может быть смерти. Стендаль писал — плох солдат, думающий о госпитале. То же можно сказать и про моряков, а в Есмеральде собрались не плохие моряки. Не о госпитальных, о других койках мы помышляли, и разве лишь траченная молью карга каркала б на нас за склонность к "уединению вдвоем"...

Многие прелестные синьориты утирали очи, провожая в поход наши корабли, среди офицеров чуть не половина была влюблена."

Это писалось об офицерах, но и нижним чинам было что потом вспомнить. Кстати о синьоритах. "Социальное положение прекрасных синьорит соответствовало цвету их кожи; на первом месте были бланкас и местисас кларас — белые и светлые метиски; местисас неграс — черные метиски и чисто индейские женщины считались "пролетарьятом"; но все они были грациозны и элегантны."

Интересно, что без малого год не утихал "бесконечный карнавал", но союзники так ничего о нём и не прознали. Городские священники, отстроившие за это время прекрасную церковь, сверкающую снаружи мрамором, а изнутри — серебром, заранее обещали доносчику анафему с гарантированным пребыванием в аду до страшного суда. А городской алькальд, дон Хуан Соноре, не собираясь дожидаться божественного вмешательства и при полной поддержке самых влиятельных семейств, пообещал все возможные кары, вплоть до летальных, как самому предателю, так и всей его семье.

Бывало, что переправляя из Эсмеральды в Сан-Франциско товары АРТК, русские моряки задерживались в этом городе. Калифорнийцы встречали их радушно, как союзников. "В припортовых питейных заведениях даже сложилась традиция русским морякам первую стопку наливать бесплатно, да и потом всегда находились доброжелатели мечтавшие угостить."

Адмирал Паж, начальник французской морской дивизии в китайских водах, писал, что "русские офицеры не отвечают на приветствия наших офицеров ... игнорируют даже меня, когда я появляюсь в полной адмиральской форме ... высказывания русских офицеров возмутительны... на законное требование сатисфакции отвечают отказом. Невозможно вести себя более вызывающе, чем подавляющая часть русских моряков." Однако, если встреча нижних чинов обычно заканчивались дракой, то дуэлей в среди офицеров не было ни одной.

Перед заходом в Сан-Франциско офицерам зачитывался приказ Завойко, согласно которому дуэли были запрещены самым строжайшим образом. "Все участники дуэли, как самый дуэлянт, так и секунданты его, вне зависимости от всех прочих условий, немедля подлежат разжалованию и отправлению в колонии, для несения там гарнизонной службы."

Хотя обещанное наказание было мягким, по сравнению с воинским уставом 1715 года, где только за вызов на дуэль лишали чинов, а за выход на поединок и обнажение оружия — смертная казнь с полной конфискацией имущества, моряки приказ адмирала исполняли и даже не особо роптали. Они понимали, что приказ вызван не желанием их унизить, а суровой необходимостью. На Тихоокеанском флоте катастрофически не хватало боевых офицеров. Их обязанности часто исполняли наскоро подготовленные шкипера китоловнык и рыбацких судов, гардемарины и даже унтер-офицеры.

Ситуация несколько улучшилась только когда удалось вывезти из Японии экипаж "Дианы".

Казалось бы, всё потеряно. Погиб корабль со всеми припасами. Нет связи. Экипаж и посольство беззащитны на чужом берегу. За ними охотится вражеская эскадра. Но уже через неделю после гибели "Дианы" в бухте Хэда началось строительство нового корабля, а сам Путятин, как будто ничего не произошло, продолжает свою дипломатическую деятельность в Симода.

Японцев восхищала такая "самурайская" целеустремлённость. Евфимий Васильевич покорил японских коллег по переговорам своим достоинством, сильным духом и джентльменским поведением. Кавадзи писал: "...на переговорах Путятину было в 10, в 100 раз сложнее, чем мне. Он — настоящий герой".

7 февраля, спустя месяц после гибели "Дианы", в храме Тёракудзи был подписан первый русско-японский договор о границах, торговле и дипломатических отношениях.

Все договоры, которые были заключены Японией с европейскими странами и СШ в начале второй половины XIXв., носили неравноправный характер. Только договор с Россией распространял все льготы, предоставляемые русским в Японии, и на японцев в России. "Другого такого примера обоюдного предоставления наибольшего благоприятствования и установления равенства сторон не имеется".

Симодский договор является редким в истории международных отношений договором тем, что он был заключен не для фиксирования последствий войны, а для территориального размежевания в чисто мирных условиях взаимоотношений при первоначальных контактах двух государств. Представители обоих государств достигли договоренности, преодолев последствия страшных природных бедствий.*(8)

Путятин, чтобы доказать дружественность своего отношения, приказал снят русский военный пост на юге Сахалина, основанный там Невельским, что было воспринято японской стороной с пониманием. В первом пункте договора обе стороны согласились записать важные и обязывающие ко многому слова: "Отныне да будет постоянный мир и искренняя дружба между Россией и Японией".

Ст. 1. Отныне да будет постоянный мир и искренняя дружба между Россией и Японией. Во владениях обоих государств русские и японцы да пользуются покровительством и защитою как относительно их личной безопасности, так и неприкосновенности их собственности.

Ст. 2. Отныне границы между Россией и Японией будут проходить между островами Итурупом и Урупом. Весь остров Итуруп принадлежит Японии, а весь остров Уруп и прочие Курильские острова к северу составляют владение России. Что касается острова Крафто (Сахалина), то он остается неразделенным между Россией и Японией, как было до сего времени.

Ст. 8. Как русский в Японии, так и японец в России всегда свободны и не подвергаются никаким стеснениям. Учинивший преступление может быть арестован, но судится не иначе как по законам своей страны.

Ст. 9. В уважение соседства обоих государств, все права и преимущества, какие Япония предоставила ныне или даст впоследствии другом нациям, в то же самое время распространяются и на русских подданных...

Некоторые историки утверждают, что Путятин неправомочно уступил в вопросе территорий. Но известный исследователь русско-японских отношений Н.Д. Богуславский писал по этому поводу в 1904 году: "Но есть климат и есть погода, есть политика коренная и есть политика текущая и и обе они понуждали к дружбе с японцами... Такое положение с Сахалином создалось в силу того, что остров, хотя посещался как японскими, так иногда и русскими промышленниками не имел никаких административных органов, которые доказывали бы принадлежность его той или иной стране. Практической настоятельной необходимости в разграничении еще не было."

Действительно, влияние Японии на эти территории отмечалось раньше русского. Не даром указом императора Александра I от 4 сентября 1821г. российские владения по восточной границе Азии определяются "по островам Курильским, то есть начиная от того же Берингова пролива до Южного мыса острова Урупа, и именно до 45о 50' Северной широты". А в утвержденной императором Николаем I инструкции МИД России о переговорах с японцами от 27 февраля 1853г. не двусмысленно заявляется. "По сему предмету о границах наше желание быть по возможности снисходительными (не проронивая однако же наших интересов)... Из островов Курильских южнейший, России принадлежащий, есть остров Уруп, которым мы и могли бы ограничиться, назначив его последним пунктом Российских владений, к югу, — так, чтобы с нашей стороны южная оконечность сего острова была (как и ныне она в сущности есть) границею с Японией, а чтобы с Японской стороны границею считалась северная оконечность острова Итурупа."

Для Японии же не было никакой необходимости открывать эти острова, находящиеся на кратчайшем расстоянии от неё и видимые с Хоккайдо невооружённым глазом. Итуруп и Кунашир присутствуют уже на карте Сехо, нарпечатанной в 1644г. Был правда период в 50-70 гг., когда влияние России на Южных Курилах (по крайней мере на Итурупе) было преобладающим. Но в эти же годы создавалась японская сеть торговых точек — басе. Первую басе на Курилах, в Томари на южной оконечности Кунашира, в 1754г. основал по лицензии князя Мацумаэ купец Худая Кюбэй. А уже в 11-м году эпохи Кансэй (1799г.) воины кланов Цугару и Намбу основали военные лагеря на Кунашире и на Итурупе для охраны упомянутых территорий.

Одновременно продолжались географические исследования и в 1808г. чиновник Маамия Риндзо прошёл вдоль западного побережья Сахалина до устья Амура. Спустя год Такахаси Кагэясу, опираясь на работы Маамия Риндзо, начертил "Нихон хэнкай рякудзу" (Краткая карта прибрежных морских земель Японии). Это была первая в мире карта, на которой, за 40 лет до "открытия" Невельского, Сахалин изображён в виде острова.

После дипломатических переговоров главной головной болью Путятина была связь. Правитель генерал-губернаторства, размером в пол Европы, оказался отрезаным от своего удела. Отправить весточку в Рус-Ам можно было только через бостонцев, а сделать это можно исключительно с помощью Японии. Первый разговор по теме состоялся 14 января, после обеда, данного в честь адмирала.

"... Посьет, со вкусом пыхнул ароматным японским табаком, спросил сидящего рядом Кичибе (переводчик — А.Б.)

— Верно ли, что коммодор Перри вновь пришел в Нагасаки? Этот достойный моряк был как-то в Петербурге с посольством Соединенных Штатов и с тех пор относится к России очень дружественно. Думаю он не будет против оказать нам небольшую услугу.*(9)

— Его Высокопревосходительство господин адмирал желает с помощью коммодора Перри отправить послание в свое княжество?

— Да.

— Можно ли быть настолько неосторожным? Ведь коммодор ничем не обязан Его Высокопревосходительству Адмиталу.

— Россия и Американские Соединенные Штаты связаны давней дружбой. Наши государства никогда не воевали меж собой, а Российская империя не раз оказывала Соединенным Штатам покровительство."

Корабли Перри давно уже ушли, но в порт Нагасаки очень удачно зашёл бриг "Изабелла". Шкипером и владельцем судна был Питер Стильман из Нью-Йорка. Командированный в Нагасаки капитан-лейтенант Посьет быстро нашёл с оказавшимся не в самой выгодной ситуации м-ром Стилманом общий язык.

Как это часто бывает у бостонских купцов вместе со Стилманом в долгий вояж отправилась и его семья. В Японии же ещё не был отменён закон, запрещавший "варварским" женщинам сходить на берег. Таким образом очаровательная миссис Стилман и двое детей вынуждены были томиться на борту тесного судна в виду прекрасного берега. Да и торговля у бостонца шла не лучшим образом.