Золотая Валюта

Что же делает Япония? После такого здравого рассуждения, она вдруг переходит к золотой валюте. Известие странно и неожиданно. Но как совершает Япония этот переход? — Она не делается монометаллистическою страною. Она только начинает признавать золото деньгами. Она начинает чеканить рядом с серебром и золотую монету, устанавливая при этом отношение ценности золота к серебру приблизительно = 31 : 1. Но, предвидя, что требование на золото со стороны Японии вызовет некоторое вздорожание золота, она дисконтирует заранее это возможное вздорожание и берет отношение ценности золота к ценности серебра, как 32 1/3 : 1. Значит, Япония остается при серебряных деньгах и тем самым имеет возможность успешно конкурировать с Францией на международном шелковом рынке, благодаря своим дешевым серебряным ценам. Вместе с тем Япония создает спрос на золото, чем увеличивает свои собственные выгоды.

Вот смысл перехода Японии к золотой валюте. Это даже не переход к золотой валюте, а лишь фактор для увеличения вздорожания золота в Европе, Япония действует совершенно сознательно и преследует собственные интересы1.

_______________

1) Как показали последствия, этот слишком остроумный план не удался: Япония стала заключать иностранные займы в золотой валюте, вследствие чего вздорожание золота стало пагубно отзываться и на экономическом положении Японии.

В этом отношении между денежной реформой в Японии и в России всё различно.

Во 1-х, Япония, до денежной своей реформы, исследовала этот вопрос вполне основательно.

Во 2-х, вводя у себя золотую монету, она не ошиблась в расчете, взяла не только сегодняшнее отношение золота к серебру, но и то, которое, вероятно, будет вызвано переходом её к золотой валюте.

Мы, напротив, вопроса не исследовали. Затем взяли отношение 23,25 : 1, каковое отношение было верно в 1887 году. Мы не только не приняли в соображение дальнейшего повышения золота вследствие нашего спроса на него, но, напротив, сразу обсчитали себя на 36%, забыв при перечислении, что отношение 1887 года необходимо заменить нынешним отношением ценности золота к серебру. Мы делаем шаг в неизвестное, не изучив дела. Начинаем реформу с того, что сразу в своих расчетах делаем крупную арифметическую ошибку к собственной невыгоде.

В 3-х, Япония — страна свободная в экономическом отношении, потому что никому ничего не должна. Сегодня созданный закон она завтра совершенно свободно может взять назад. Мы же, переходя от одной валюты к другой, в сущности, только переписываем свои обязательства с одной валюты на другую. Раз мы это сделаем, то отступиться от этого без банкротства мы уже не можем.

Что означает эта переписка обязательств на более дорогую валюту, это можно видеть из следующего примера. Наше государство имеет долгов по одним только внутренним обязательствам, находящимся в значительной части за границею, приблизительно на 3 миллиарда рублей, которые представляют из себя, при переводе на серебро, по весу в 1 рубль 4 з. 21 д. чистого серебра, 4 394 531 пуд. серебра (71 982 т).

Если же взять стоимость рубля, фиксированную в 2 2/3 фр. золотом, что составит по нынешней цене серебра не 4 з. 21 д. в одном рубле, а приблизительно 6 з. серебра, тогда окажется, что мы должны 5 976 000 пудов серебра (97 887 т), т. е. на 1 581 469 пудов (25 904 т) больше; другими словами, в этом случае мы выбросим в пользу государственных кредиторов около 1 600 000 пудов серебра или соответствующее количество золота, или товаров, или около 1,5 миллиарда рублей. Достаточно и на этом примере остановиться, чтобы сказать, что это такой громадный убыток, который не компенсируется никакими выгодами.

Другие государства не знают, как отделаться от золотой валюты; и в это самое время мы собираемся уплатить 1,5 миллиарда рублей за право войти в избранное общество цивилизованных народов и разделить плоды их ошибки. Я думаю, что повторять эту ошибку, да еще с убытком с места, нет расчета.

Кроме того, у нас свирепствует сельскохозяйственный кризис, порождающий в свою очередь кризис промышленный. Сельскохозяйственный кризис разоряет и крестьян, и частных землевладельцев — одних больше, других меньше. Но что же, спросят, он имеет общего с денежною реформою? А вот что: предположим, что землевладелец занял в1888 г. под десятину земли 100 р. (эта цифра несколько высока, но она берется для большего удобства расчетов). Он подписал обязательство на 100 р. сер., но ему не дали 100 р. сер., а только 100 р. кредитных. Кредитный рубль в 1888 г. = 55 к. зол. или 78 к. сер. Землевладелец получил всего 78 серебряных рублей. Получая такую сумму, он знал, что курс рубля неустойчив. Если курс повысится, то он понесет убыток. Но Россия — страна земледельческая. Курс рубля не может повыситься без одновременного повышения благосостояния страны вообще, а, следовательно, главным образом — земледелия; так что, если он, как заемщик, потеряет на повышении курса, то выиграет косвенно от роста общего благосостояния.

Вместо того случилось нечто противоположное: земледелец терпит кризис, a курс кредитного рубля превышает серебряный паритет. Котировка рубля переносится из Берлина в Петербург. В Берлине в 1892 г. давали за 100 р. 216 марок, т. е. 1 рубль стоил около 66 к. золотых. Наше Министерство Финансов принимало меры, иногда дорого стоившие, к тому, чтобы этот курс не понижался. Цель — устойчивость курса. Цель хороша. Но при её осуществлении забыли, что наш рубль есть серебряная единица, а германская марка — золотая единица. Немцы-то это хорошо помнили. Когда в 1890 г. спекуляция подняла цену кредитного рубля до 328 сантимов, то немцы рассудили, что он этого не стоит, потому что он — не золотой, а серебряный рубль, 4 з. 21 д. серебра = 18 г серебра, которые стоили в то время 312 сантимов. Когда об этом вспомнили в Берлине, то наш рубль быстро упал до стоимости серебряного рубля, причем разорились многие крупные фирмы (напр. Рафалович). А мы, переводя спекуляцию с рублем, котировку рубля, с берлинской биржи на петербургскую, об этом забыли и всеми средствами удерживаем курс рубля на уровне 216 марок золотом или 66 золотых копеек, или 2 2/3 франков золотом, не понимая, что эта искусственная устойчивость рубля в золоте есть неустойчивость, ибо золото растет в цене.

Мы хотели оставаться в горизонтальной плоскости и для этого ухватились за гриву коня, бешено несущегося в гору. В результате 1 кред. рубль ныне равен 136 к. сер. Мы сами увеличили монетную свою единицу на 36% и удивляемся, что у нас кризис, что мы не можем платить по своим обязательствам. От нас требуют фиксации этого разорительного курса путем перехода к золотой валюте.

В виду того, что уже подготовительные меры к золотой реформе очевидно разоряют, путем понижения цен, русское земледелие и промышленность, разоряют Россию, я не знаю, зачем и кому нужно законодательное утверждение этих подготовительных мер.

Из сказанного вы видите, что не только узаконение нынешнего положения не желательно, но ясно, что только его устранением можно облегчить кризис.

Только возвращение к законному серебряному паритету освободит нас от кризиса подобно тому, как от него защищены все другие страны с серебряной валютой.

Нет сомнения, что от введения золотой валюты выиграют наши кредиторы, выиграют банкиры — собственники денег, выиграет интернациональный капитал.

В Германии и во Франции социалисты сознательно требуют сохранения золотой валюты. Они видят, что золотая валюта разоряет земледелие, промышленность и средние классы, средних собственников — главную опору порядка. Они говорят, что когда очередь дойдет до крупных капиталистов, они с ними справятся — их немного. Им трудно справиться со средним сословием, с богатым крестьянами — их миллионы. Если золотая валюта разоряет их, то это социализму на руку.

Когда международные банкиры требуют золотой валюты, которая разоряет народное благосостояние, я их понимаю. Им нет дела до народного благосостояния. Они хотят обогащаться. Они действуют сознательно. Когда социалисты требуют золотой валюты, которая разоряет средние классы, я их тоже понимаю. Им есть дело до средних классов: социалисты хотят их разорения. Они тоже действуют сознательно.

Но это мне не объясняет, почему наше Министерство Финансов так настойчиво хочет ввести в России золотую валюту к явному и великому ущербу русского земледелия, русской промышленности, русских производительных классов. Этого я не понимаю. Особенно непонятна мне крайняя настойчивость этого стремления к золотой валюте, во что бы то ни стало.

Так, наш закон с безусловной ясностью определяет (Манифесты 1810, 1839, 1841, 1843 гг., Выс. Ук. 1885 г. и Уст. Монетн. 1898 г.), что наш рубль, как монетная единица, есть серебряный рубль, содержащий в себе 4 з. 21 д. чистого серебра.

Манифест 1810 года гласит: "Два новых правила признали мы нужными поставить в основание монетного дела. 1) Чтобы внезапными переменами не навлечь подданным нашим какого-либо в пользах их ущерба, сколько бы впрочем, перемены сии ни казались для казны нашей выгодными..." — "Сколько бы ни казались выгодными"! А реформа, оказывается, даже не выгодна: не выгодна ни для частных лиц, ни для казны, которая при этом теряет до 1,5 миллиарда рублей. Между тем, желание провести эту реформу настолько велико, что, несмотря на ясный закон, устанавливающий серебряный рубль нашей государственной монетной единицей, находят юристов, которые толкуют этот ясный закон так, что, если серебро упало в цене, то Россия обязана расплачиваться золотом.

При этом уверенно утверждают, что реформа не разорит никого; что цены товаров не упадут; что торговля в новой валюте приобретет твердую основу; что широко развившаяся торговля повысит цены товаров. Между тем самая точная статистика, которая, вероятно, подтверждается и статистикою нашего Министерства Земледелия, доказывает нам, что все цены на все продукты — главным же образом на продукты земледелия — падают под влиянием даже одних подготовительных мер к золотой валюте, и все признаки указывают на вероятность дальнейшего падения цен от введения этой валюты.

Тогда находятся ученые, которые стремятся доказать, что, чем ниже цены на хлеб, тем это выгоднее для народа. Доказать, что Россия, вывозящая за границу ежегодно до 0,5 миллиарда пудов хлеба (8 190 000 т), при понижении хлебных цен выигрывает! Доказать, что ей выгодно вывезти, отнять у народа, большее количество хлеба, чтобы получить то же количество денег!

Несмотря на все такого рода доводы, реформа все-таки не проходит в Государственном Совете.

Тогда реформа фактически осуществляется. Во всеподданнейшем докладе Министра Финансов на 1897 год сказано, что денежная реформа исподволь проводится в жизнь, что фактически она почти осуществлена, и законодательной власти остается только закрепить то, что, в сущности, уже сделано.

Каковы же последствия такой реформы?

Наша законная, неотмененная монетная единица, есть серебряный рубль в 4 з. 21 д. чистого серебра.

Этот рубль блаженной памяти Императоров Александра I, Николая I, Александра II, Александра III, ныне равен 2 франкам.

Рядом с ним существует и, по воле Министра Финансов, во всех платежах обязателен для нас новый золотой рубль = 1/15 империала = 2/15 наполеондора = 2 2/3 франкам. Если биметаллизм в предстоящей борьбе одержит верх, на что есть все шансы, то наш старый серебряный рубль снова будет = 4 франкам, независимо от того, присоединимся ли мы к биметаллизму, или нет.

Новый же золотой рубль будет все-таки стоить 2 2/3 франка.

Сами собой возникают вопросы.

1) Который из этих двух рублей будет тогда для нас обязателен?

2) Кому будет предоставлено сделать выбор между этими двумя монетными единицами?

3) Где гарантии, что разрешение этого вопроса не станет снова предметом — фактического осуществления новой реформы?

4) Какая есть возможность правильно рассчитать какое бы то ни было предприятие, находясь в полной неизвестности, какою из двух монетных единиц придется расплачиваться по своим или получать по чужим обязательствам?

В Европе и в С-АСШ вопрос изучен сторонниками монометаллизма и биметаллизма. Они не могут сказать друг другу ничего нового.

Ведется не диспут, а борьба интересов. Борьба достигла крайнего напряжения. Взоры всего мира направлены на главных борцов.

Ученые, союзы, сановники, парламенты, министерства, с захватывающим интересом следят за ходом борьбы. Иные из них, даже сановники церкви и коронованные особы принимают личное участие в борьбе (Архиепископ Дублинскй, Король Бельгийский). Они выступают во всеоружии знания статистики и истории вопроса.

Мы не знаем ни статистики, ни истории вопроса, и он устарел для нас, не изученный, не понятой.

Немногие, понявшие всю важность вопроса, слагают оружие, в убеждении, что нет возможности честно бороться с реформой, так настойчиво, во что бы то ни стало, проводимой.

Зачем бороться, если поражение неизбежно, победа немыслима?

Но я не верю в поражение!

Обращая взоры вглубь веков, я убеждаюсь, что правда — математическая правда — всегда торжествует. Если мы убеждены в том, что эта денежная реформа — пагуба для России; что она разоряет наше земледелие и нашу промышленность; что она, принося с собою обеднение средних классов, вызовет пагубную агитацию среди нашего общества, — то интересы России и порядка должны быть для нас настолько важны, что мы должны вступить в борьбу против осуществления этой реформы. И если даже наша борьба будет безнадежна, если мы должны быть побеждены, то и тогда — stantem opportet mori! — мы не должны быть настигнуты нашими победителями в отступлении, не должны быть захвачены врасплох. Мы обязаны до конца стоять на бреши! На своем посту! На страже интересов России, порядка!

VIII. Положение вопроса о валюте в 1897 году (22 сент)

Из предшествующего изложения читатель мог убедиться в том, что лишь незначительная часть всемирных орудий обмена — денежных знаков — состоит из металлических денег; вся же остальная, громадная сумма денежных капиталов, составляющих собственность отдельных лиц и обращающихся на международном и внутренних рынках, состоит из кредитных суррогатов денег — векселей, кредитных билетов, акций, государственных процентных бумаг, обеспеченных имуществом отдельных лиц и достоянием народов.