New

На втором канале все обстояло еще примитивнее. Опять Гарцаян — этот кадр просто обожал светиться на всевозможных тусовках, мероприятиях и экранах телевизоров. Правда, на экраны его старались пускать исключительно в то время, когда большинство нормальных людей телевизор не смотрит, да и то лишь на этом канале. Были у него там какие-то подвязки, хотя, на взгляд Игоря, человека, который лучше смотрится в майке-"алкоголичке", чем в костюме, лишний раз наблюдать просто стремно. Тем не менее, пробивался, чем страшно гордился. Вот и сейчас он, сверкая лысиной, давал интервью, напыщенное и пустое, как и он сам. Стихи пытался читать, опять же пустые и напыщенные. Игорь прислушался. Ну да, поэт в своем репертуаре. Граненые штанги, надо же... А ведь благодаря этим перлам его и запоминают. В следующий раз, небось, будет какой-нибудь человек по имени Человек. Или дятел по имени Дятел. Или лось по кличке Лось... Ладно, плевать. А вот Гарцаян всерьез, наверное, считал свои вирши гениальными, вон как распинается, сверкая лысиной и наклейками из пластыря. По официальной версии, его в очередной раз отметелили злобные скинхеды-антисемиты, хотя злые языки утверждали, что регулярно появляющиеся на морде поэта царапины следствие разборки с любовником — у них, гомосеков, по слухам, страсти кипят еще те. Как только не противно...

С легким раздражением Игорь выключил телевизор. Плевать, что там творится, своих проблем валом, и непонятно, главное, из-за чего. Думай, голова, думай, шапку куплю...

Думы, что характерно, ни к чему не привели. Даже взбодренные кофе. Даже на утреннем морозце. И даже нештатная ситуация в конторе не вывела их из тупика. Хотя какая там штатная-нештатная, мелочь. Опять юродивые. Сам Игорь давно уже послал бы их куда подальше, но в данном конкретном вопросе его никто не слушал. А жаль.

Юродивыми у них в конторе называли местных коммунистов. То ли зюгановцев, то ли ампиловцев, то ли еще каких-то. Всяких течений у них там куча, и все твердят, что именно они несут истинную идею марксизма-ленинизма. Вообще, в годы активного попила собственности безвременно усопшей империи родилось и окрепло бесчисленное множество религиозных течений. Коммунистических, демократических, либерастических, монархических и еще много всяких -ических. Кроме них крутились секты поменьше — иеговисты там, баптисты, или еще какие-то на всю голову ушибленные. Это не говоря уже о вездесущей РПЦ, активно стригущей свою немалую денежку на беспошлинной торговле водкой, освящении мерседесов и публичных домов, а также похоронах и крещениях. Ну, всякий крутится, как может, аккуратно и практически законно опустошая карманы не в меру доверчивых бабок и излишне внушаемой молодежи. Игорю, честно говоря, было на них плевать с высокой колокольни, только вот в их небольшом городке как ни крутись, а все равно хоть с кем-нибудь да столкнешься.

Так вот, к их конторе присосались как раз коммунисты. Причем, как считал Игорь (про себя, тихонечко, но как он подозревал, большинство сослуживцев придерживалось такого же мнения), исключительно по дурости их шефа. Прикормил он их. Зачем? Да черт его знает. Игорь подозревал, что тут сыграла роль банальная ностальгия. Все же шеф вырос еще в те времена, когда коммунист — это звучало гордо. И вообще, считалось, что учение бородатых классиков непогрешимо, а в будущем все станут равными и насквозь героическими строителями нового общества. Бред, конечно, хотя многотысячные демонстрации, на которые его брали с собой родители, Игорь помнил. Причем только с хорошей стороны — на них было весело. И вообще, прошлое казалось каким-то двойственным — вроде в магазинах ничего не было, но при этом соседи тихонечко сидели под лавками, а чтобы какая-то вшивая Польша без спросу тявкнула — и думать не моги! Словом, времена бедствий и величия одновременно.

Наверное, по тем временам шеф все же реально тосковал, поскольку, когда к нему в первый раз пришли ходоки, он не приказал выставить их за порог, как на его месте поступил бы кто-нибудь помоложе, а напоил чаем, выслушал и отстегнул сколько-то денег, проведя их по статье благотворительность. Вряд ли дал много — идиотом шеф не был — но коммунисты, представленные, в основном, бодрыми старушками с фанатичным блеском в глазах, с тех пор относились к нему, как к родному. И не забывали регулярно, раз в месяц, заходить, чтобы получить очередную порцию финансовой помощи.

А возможно, шеф был не так уж и неправ. Иметь под рукой группу людей, способных, если что поднять бучу с визгами до небес, иногда небесполезно. Мало ли, как жизнь обернется. Так что к блажи шефа привыкли, на юродивых перестали обращать внимание, и единственное, что сейчас удивило Игоря, это время, когда они пришли. Обычно где-то в начале месяца появлялись, а в этот раз еще и в последней декаде решили прийти. Впрочем, может, просто хотят к праздникам чего-то выпросить, дело житейское, всем кушать хочется.

У входа Игорь едва не столкнулся с предводительницей боевых старушек. Дама сто двадцать на сто двадцать и на сто двадцать (не рост-возраст-вес, а грудь, живот и талия, при том, что ростом она была не намного выше Дины) решительно шагала по тщательно очищенной от снега дорожке. Вероятно, визит уже закончился, и боевая тумбочка в сопровождении группы поддержки отправлялась по своим делам. И чего они в такую рань приперлись, лениво подумал Игорь, поднимаясь в свой кабинет. И едва он успел повесить в шкаф куртку, как замурлыкал телефон. Приятный, намного более интересный, чем внешность, голос Владиславы, промурлыкал:

— Игорь Петрович. Вас просит Сам. Срочно.

Ну да, кто бы сомневался. Утро добрым не бывает... Надо было слышать, как она произносила это "сам", для нее шеф — безусловный авторитет. Но что ему, интересно, потребовалось с утра пораньше? С этими мыслями Игорь вошел в приемную, подмигнул в ответ на дежурную улыбку Владиславы и рассмотрел на ее шее небольшой синяк и изящную золотую цепочку. Он, конечно, не ценитель, но штучка не дешевая, особенно для секретарши, живущей на зарплату. Владислава махнула рукой — заходи, мол, ждут, и Игорь решительно шагнул навстречу неизвестности.

Шеф был не в духе. Не то чтобы совсем, но все же. Сидел и щелкал мышкой, раскладывая на экране какой-то экзотический пасьянс. Обычно он на дух это не переносил, всем еще была памятна история, когда, взяв за жабры сисадмина, он проверил все компьютеры и, по результатам проверки, уволил трех наиболее рьяных любителей посачковать на рабочем месте, причем критерием служил все тот же пасьянс. В общем, чемпионы отправились вон, и хорошо еще, что им дали уволиться по собственному желанию, а не выгнали по статье. И сам шеф пасьянсы раскладывал только чтобы успокоить нервы — должны же у него быть хоть какие-то привилегии. Так вот, сейчас он занимался именно пасьянсами, и это был не слишком хороший признак.

Петли кабинета всегда были хорошо смазаны, но шеф услышал. Поднял голову, кивнул:

— А, Игорь... Заходи, присаживайся.

Тон был спокойный, усталый, и это не сулило ничего хорошего. Однако и отступать было некуда, хоть позади и не Москва. Игорь осторожно присел на стул, выбрав тот, что подальше. Выглядело, как он сам понимал, чуточку наивно — баскетбольного роста орясине казаться неприметным довольно сложно. Шеф увидел, оценил и усмехнулся:

— Вот смотрю я на тебя и удивляюсь. Вроде бы взрослый человек... Или же нет?

Судя по паузе, ответ требовался обязательно. Игорь осторожно кивнул:

— Да вроде бы совершеннолетний. И уже давно.

— Во-от, — задумчиво протянул шеф. — Если совершеннолетний, значит, как минимум должен думать, что делаешь. Тогда почему ко мне из-за тебя приходит толпа народу с жалобами?

— А можно точнее? — Игорю внезапно надоел этот спектакль. Мало того, что с вечера мозг выносят, так с утра уже второй начинает загадки загадывать и Макаренко из себя строить. — А то, знаете ли, что я должен записано в налоговом кодексе, что не должен — в уголовном, а остальное — на мое усмотрение.

— Ты так считаешь? — в голосе шефа мелькнула смешинка. Похоже, неожиданно для себя Игорь случайно выбрал правильный тон. — Что же, точка зрения, имеющая право на существование, не спорю. Только вот почему-то большинство людей считает, что начальство просто обязано отвечать за действия подчиненных, даже если эти самые подчиненные находятся вдали от рабочего места. И, в результате, неприятно становится уже мне. И хотя свобода воли — это то, что считается нашим неотъемлемым правом, люди воспринимают ее адекватно лишь когда она направлена в нужном им направлении. Впрочем, в данном конкретном случае и я тебя не одобряю. Скорее, наоборот.

— И все же, может, поточнее? — Игорь усилием воли взял себя в руки. — А то сказали вы много, и не сказали... ничего.

— Посидишь с мое в таком кресле — тоже научишься, — шеф потер переносицу. — В общем, давай по порядку. Сегодня утром ко мне пришли наши героические борцуны со злом в лице президента, правительства, олигархов, и прочего, и прочего, и прочего... Кстати, в чем-то я их понимаю, хотя, на мой взгляд, это все больше попахивает старческим маразмом.

— Тогда какого ляда вы их привечаете? Лично по мне, так эти пролюбившие страну...

— Есть причины, — довольно резко оборвал его шеф. — Тебе их знать не требуется. Но ты не дослушал. Сегодня они пришли ни свет, ни заря, когда я приехал, уже сидели и ждали.

— И кто же их впустил?

— Охрана. Знали, что те периодически приходят, вот и пропустили в приемную. Конечно, сейчас они получат по шапке, но, может, оно и к лучшему. Неважно. Главное — причина, по которой они сюда заявились. Эти престарелые блюстители нравственности весьма обеспокоены облико моралле нашего коллектива вообще и тебя в частности. И, старые курицы, отказались сообщить, откуда у них на тебя наводка.

— На меня? Да они меня даже не узнали, когда я заходил.

— Вот как? Это уже интересно. Тем не менее, вопроса данное обстоятельство не снимает. Игорь, я все понимаю, конечно, но мне тоже скандалы не нужны, они портят репутацию, поэтому объясни, во-первых, какого хрена ты снимаешь малолеток? Тебе что, нормальных баб не хватает? Или забыл, что это — статья, причем серьезная? И, во-вторых, если уж с гормонами сладить не можешь, почему хотя бы не делаешь это так, чтобы об этом не судачил каждый встречный-поперечный?

— Какие малолетки?

— Это я у тебя хотел спросить. Как мне популярно объяснили, из нашего, ..., городского интерната. Там, как я слыхал, оторвы еще те, и кто кого снял еще посмотреть треба, но у тебя на плечах что, голова или кочан капусты?

— Смотри, какой прекраснейший кочан! Он славно подойдет к твоим плечам, когда, увидев пару стройных ног, ты потеряешь голову, сынок...

Честно говоря, этим слышанным в сопливом детстве стишком Игорь хотел разрядить атмосферу, но как оказалось, сделал это зря. Эффект получился, скорее, обратный. Шеф побагровел и, навалившись грудью на стол, бешено посмотрел на него:

— Так что, эти умники все же правы?

— И да, и нет, — Игорь пожал плечами. — Если уж вам так хочется, расскажу.

И рассказал. Все, от и до, что произошло с ним с того проклятого вечера. В конце концов, он никому не давал подписки о неразглашении. А шеф слушал, с интересом и скепсисом на лице, а когда Игорь закончил, уложившись в несчастные полчаса, он еще несколько секунд молча барабанил пальцами по полированной столешнице.

— Ты знаешь, — наконец нарушил он повисшее в воздухе тягостное молчание, — будь на твоем месте кто другой, не поверил бы. Но есть у тебя одно ценное качество, точнее, даже пара. Цинизма у тебя хватает, правда, цинизма не врожденного, а благоприобретенного. Потому ты в ситуацию с девкой и влез, кстати. Алкоголь тормоза снял — и вылез наружу не наигравшийся в солдатиков мальчишка. Так вот, первое ценное качество — цинизм, с ним жить легче. А второе — ты фантазию без нужды включать не привык, и в результате врать складно не умеешь. Поэтому верю. Владислава, — он щелкнул клавишей старомодного селектора, — Принца мне позови. И побыстрее, пожалуйста, ногти потом докрасишь.

Угадал он с ногтями или нет, осталось тайной, но уже спустя пару минут дверь приоткрылась, и в нее просунулась любопытная физиономия мулата:

— Вызывали?

— Вызывал, вызывал. Ну-ка, друг сердечный, таракан запечный, проходи. Садись-ка на во-он тот стул и рассказывай, как вы дошли до жизни такой.

— А что рассказывать-то? — поинтересовался Принц, усаживаясь на указанное место.

— А все рассказывай. Для начала, что у вас за похождения со стрельбой. Игорь мне свою версию уже рассказал, вот, сравнить теперь хочу.

Николай пожал плечами и рассказал. Естественно, то, что он говорил, несколько отличалось от рассказанного Игорем, но не столь уж и сильно. Так, в меру разности восприятия. Ну и в меру представления рассказчика о собственной значимости и роли в событиях. И шеф, помрачневший еще больше, опять барабанил пальцами по столу и, казалось, отрешился от всего происходящего.

— Да уж, братцы-кролики, влипли вы, — поморщился он, когда Принц закончил свой рассказ. — Кто-то решил с вами поиграть очень серьезно. Одно радует, хотели бы убить — уже хлопнули бы.

— Мы об этом как-то уже сами догадались, — съязвил Принц.

— Значит, еще не совсем конченые дураки, — парировал шеф. — Ладно, во всей этой истории есть несколько интересных моментов, которые прошли мимо вас. А мне они как-то сразу в глаза бросились. Наверное, потому, что со стороны наблюдаю. Вот смотрите, Забелину хотелось, чтобы ты, Игорь, на некоторое время убрался из города. Так?

— Ну... да.

— А тот, кто звонил тебе и, с большой долей вероятности, хлопнул Павла и, скорее всего, его жену... Кстати, не факт, что именно он, просто кто-то мог здорово воспользоваться ситуацией, но это, на мой дилетантский взгляд, маловероятно. Так вот, он как раз посоветовал тебе не дергаться. То есть его интерес выглядит прямо противоположным. Логично? И задергался он снова только сегодня, причем очень резко. Настолько резко, что не только наехал на тебя, но и подключил к этому наших бабулек, причем втемную. Такое впечатление, что занервничал и теперь не знает, за что хвататься. И в свете этого возникает логичный вопрос: кто мог знать, что у тебя живет... ну, скажем так, гостья?

— Гм... — вопрос был из разряда, надо сказать, интересных. — Что у меня кто-то обитается, могли знать или догадываться многие. Я ведь и не скрывал особо... Но нюансы знали двое. Сергей и ты, Коля.

— Сергей — это дядя той девушки? — уточнил шеф.

— Ну да... Правда, когда мы стрелять ездили, Николай языком молол с чувством, но о конкретном возрасте Дины речь не заходила ни разу. Самое, пожалуй, близкое, что он сказал — молоденькая. Но это понятие растяжимое, его к делу не пришьешь.

— Интересно. А ты, Николай, никому не рассказывал?

— Э-э-э...

Принц стал красным настолько, что, казалось, поднеси спичку — и она вспыхнет ярким пламенем. Шеф мрачно посмотрел на него. Удивительно, даже когда они сидели, он был заметно ниже подчиненных, но смотреть при этом ухитрялся сверху вниз.