Орел

Глава 4

1363.05.01, Москва

Государь и Великий князь Московский, Владимирский и Суздальский сидел на своем любимом жеребце — 'Буцефале' словно на теплой, волосатой статуе. Крепкой такой и совершенно непоколебимой. С этим конем породы дестриэ он быстро нашел общий язык, как и с тем вороненком, что как к нему прибился в Суздале, так и жил рядом. А заодно и развлекал его разными забавными выходками.

Впрочем, речь не о том. Ибо Государь выехал понаблюдать за тем, как наконец-то начали строить его новую крепость вокруг старого московского Кремля. Время и обстоятельства потихоньку нарастающего противостояния с 'любимыми' соседями поджимали и требовали кардинальных решений. В один день потерять все 'нажитое непосильным трудом' не хотелось...

Старый древесно-земляной Кремль был мал и не позволял по-человечески защитить стремительно растущее население новой столицы. Поэтому Дмитрий сделал разбивку новой 'цитадели мировой демократии' в форме 'колбасы', занявшей все ближайшее к Москве-реке междуречье Неглинной и Яузы .

Новая крепость строилась по совершенно непривычной для региона землебитной технологии. Суть ее сводилась к тому, что брали обычную землю подходящей влажности и жирности. Укладывали в опалубку. Трамбовали. А потом знатно пропитывали известковым раствором. Получалась очень специфическая структура, набиравшая прочность с каждым новым годом. Этакий земляной бетон. И если поначалу такая стенка не могла соперничать даже с плохоньким кирпичом, то через два десятилетия уже легко переплевывала клинкер, а через столетие — била влет не самый плохой природный камень.

Важным преимуществом применяемой Дмитрием землебитной технологии была радикальная дешевизна и простота, даже по сравнению с привычными для Руси древесно-земляными укреплениями.

Другой, немаловажной особенностью нового укрепления была его высокая стойкость к обстрелам любой известной в XIV-XVIII веках артиллерии, что механической, что ранней пороховой. При должной толщине стен, разумеется. А потом, как руки доберутся, можно и камнем каким облицевать для пущей эстетики. Тем же гранитом или даже мрамором, чтобы ярким пламенем полыхало раздражение завистников, мешая им пить, есть и спать. Если денег, конечно, хватит. Не дикари же мы, в самом деле? Красоту тоже ценим, да и пыль пустить в глаза умеем. Хотя иногда и слишком уж на все это налегаем. Но кто без греха?

Собственно в мае начали возводить не всю крепость разом, а только первый форт — прямо рядом с крепостной стеной старого древесно-земляного Кремля, прикрывая ворота. Остальную же площадку только предстояло подготовить.

Почему форты, а не бастионы? Ведь Великий князь выстраивал концепцию оборонительного боя крепости от продольного прострела куртины с выступающих перед ней укреплений. Уже даже пушки лить стал учиться из бронзы да порох выделывать из привозной по волге серы и земляной соли. Классика же. А там бастионами как-то обходились.

Причин такого необычного решения было три.

Во-первых, это очень серьезно повышало оборонительные возможности крепости. Даже если стену где-то и прорвут — форты могут продолжать вести бой, имея полную автономность.

Во-вторых, данные форты позволяли прямо разместить в них гарнизоны города, арсеналы, продовольственные склады, колодцы и так далее. Да не в общем доступе, а закрыто. Это, с одной стороны, очень сильно экономило площадь внутри защищенного периода, а с другой — еще больше поднимало уровень защиты. Ведь теперь стало практически невозможно застать защитников врасплох. Выходило что-то вроде цепочки махоньких замков, объединенных общей стеной.

В-третьих, только такой способ позволял плавно наращивать укрепление города, вводя их в строй постепенно. Построили первый форт? Отлично. Ввели в строй. Все — он уже может держать оборону даже в полной изоляции и, в случае чего, прикрывать округу. Это было особенно актуально в том плане, что людей для решительного рывка и строительства крепости за один сезон у него не было. В какой-то мере острый недостаток людей компенсировался поголовным оснащением строителей стальным инструментом и толковыми приспособлениями, такими как колесные тачки да удобные носилки для грунта. Но все одно — чудес творить он не умел, а посему исходил из прагматичных побуждений, поедая мамонта маленькими кусочками.

— Сын мой, — осторожно обратился к нему митрополит, также прибывший посмотреть на работу строителей.

— Я тебя внимательно слушаю, Отче, — приветливо кивнув, ответил свежеиспеченный Государь.

— Мне бы хотелось поговорить с тобой по поводу книги...

— Отче, мы же уже это обсуждали и не раз. Ты сам не захотел, чтобы я печатал Святое Писание. Не верил в успех дела и считал, что все выйдет бестолково. Помнишь? И довольно громко ворчал, думая, будто я попусту изведу столько отменного пергамента. Под нос себе, но я все слышал, чего ты и добивался. Не так ли?

— Да, но... почему ты не настоял?

— Потому что у меня нет хороших художников. Или ты хочешь, чтобы большой тираж Святого Писания был недолжным образом украшен? Только представь себе несколько тысяч совершенно уродливых книг, а в них Благая Весть...

— Но у нас есть искусные мастера, малюющие добрые иконы.

— Видел я их работы, — нахмурился Дмитрий. — Я не хочу никого обидеть, но это совсем не тот уровень. Словно глухое село по сравнению с Царьградом. Для наших краев и эта мазня сойдет, ибо не избалованные мы. Но большой тираж пойдет по всему миру. Если повезет, то и в Индию попадет. А то и куда дальше. И ты хочешь, чтобы беря нашу книгу, образованные и искушенные люди кривились от ее убогости и ничтожества? Мне было бы стыдно. Посему я и издал первую, пробную партию книг без всякого украшения вовсе. Да и зачем рисковать Святым писанием в таком деле? Вот попробовали. Теперь будем готовить большое издание с умом, учитывая полученный опыт.

— Я понял тебя, — задумчиво произнес митрополит, согласно кивая. — Могу я как-нибудь помочь в этом деле?

— Конечно. Если бы ты отправил доверенных людей к Патриарху, дабы поискать мастеров, умеющих добро малевать не только иконы, но и вообще — это сильно бы продвинуло дело. А еще резчиков по дереву, кости и металлу, ювелиров добрых и прочего. Можно и в Италию отправиться, к папистам. Там поговаривают много больше почитателей этой забавы. Но не знаю, как к этому отнесется Патриарх....

— Почему ему противиться пущей славе православия? — Удивленно выгнув бровь, поинтересовался Алексий.

— Хорошо, — кивнул Государь. — Ты отправишь в Царьград своего человека?

— Разумеется. Не медля ни одного лишнего дня.

— Я хотел бы попросить Святую Церковь об одной просьбе...

— Слушаю тебя внимательно, сын мой.

— Мне хотелось бы получить списки хроник ромейских , дабы больше узнать о деяниях своих предков и родственников в былые дни.

— Зачем тебе это, сын мой? — Спросил, чуть нахмурившись, митрополит.

— В свое время мудрые люди говорили, что тот, кто не помнит прошлого, не имеет и будущего.

— Не знаю, что из этого выйдет, но я постараюсь поспособствовать разрешению твоей просьбы. А вообще... если ты подготовить должные дары, то я лично отправлюсь в Царьград и постараюсь все устроить в лучшем виде. Уверен, что Басилевс не откажет.

— И какие же подарки жаждет увидеть Басилевс?

— Поднеси ему добрую броню из стали. Я уверен, это не оставит его равнодушным.

— С этим есть определенная сложность... — неуверенно произнес Государь, потерев затылок. — Добрая броня делается под вполне определенные размеры. Как я угадаю в таком деле?

— Сын мой, — многозначительно улыбнулся митрополит, — пусть тебя не волнуют такие вопросы. Святая Церковь просто обязана знать размеры Басилевса, дабы не случалось неожиданностей.

— Вот как... — выразительно хмыкнул Дмитрий. — Тогда я не вижу препятствий к подобному подарку. И да, отче, не думаю, что тебе стоит о том напоминать, но раз уж я возьмусь на издание большого тиража Святого Писания, то было бы неплохо иметь его правильный вариант. А то ведь наверняка за столько лет переписывания ошибок накопилось изрядно.

— Что конкретно ты хочешь? — Прищурился митрополит, не совсем понимая главу своей паствы.

— Чтобы авторитетные богословы прибыли в Москву и приняли участие в подготовке правильного текста. Сам понимаешь — если после издания большого тиража к нему возникнут вопросы, получиться очень непростая ситуация. А так — мудрые старцы утвердят и согласуют, да проследят, чтобы готовые книги не отличались от задуманного образца. С ними уже не поспоришь. Их авторитет нам жизненно необходим.

Митрополит с Государем немного помолчали, пристально смотря друг другу в глаза, а потом, улыбнувшись, засмеялись. Идея Дмитрия нашла самое полное понимание у Алексия. Возможность быстрого издания нескольких тысяч книги, совершенно сходных между собой как текстом, так и картинками, должна была вызвать безумный интерес со стороны не только Патриарха и Басилевса, но всех иерархов Православия. И приезд массы влиятельных богословов в глухую провинцию Золотой Орды для столь богоугодного дела, без сомнения поднимало статус Москвы до небес. По меркам региона, разумеется. Кто сейчас знал об этих краях в мире? Да считай, что никто. И это не говоря о том, какие это принесет преференции...

— И да, отче, ты уж не серчай, но своим родичам из Венеции я тоже сделаю такое предложение.

— С папистами связаться хочешь? — Нахмурил брови Алексий, но больше в шутку, чем всерьез.

— Почему бы и не связаться для пущей славы православия? Отпечатаем и их богомерзкие книги за звонкую монету. Нам-то что с того? А на вырученные средства часовенку лишнюю поставим или храм возведем, — подмигнул Дмитрий. — Чай не с язычниками дело иметь будем. Да и с теми, если для прославления имени Господня связываться, то какая в том беда?

— И то верно, — довольно кивнул митрополит, огладив свою бороду.

Глава 5

1363.08.13, Окрестности Москвы

Дмитрий спал.

Ну как спал? Мерно дремал, покачивался на спине своего Буцефала в глубоком ясельном седле.

Работы было столько, что он искренне радовался даже таким приятным путешествиям. Уже привык и освоился. Скажи ему кто в далеком XXI веке, что будет спать в седле, ни в жизнь бы не поверил. Сейчас же мечтал об этом. В те моменты, когда было на это время. Даже жене и сыну Петеньке свежеиспеченный Государь мог выделять не больше нескольких часов в неделю....

Государственные дела практически не отвлекали, благо, что держава его была мала и малолюдна. Не каждый день даже приходилось их касаться. А вот 'литература', промышленность и ремесло с учительством просто выматывали.

Литература? Ну, как сказать? Дмитрий, где своей рукой, а где с пятеркой расторопных писцов, занимался постоянным сочинительством различных текстов. Ради чего спускал немалые средства на пергаменты, да и с металлическим пером повозился изрядно, не желая возиться с бесконечной заточкой, отнимающей так много драгоценного времени. Ему приходилось работать над учебниками, наставлениями, уставами, приказами, законопроектами и многим иным. Даже классических художественных поделок в какой-то мере касался, вроде стихов, песен и небольших заметок-рассказов. В переработке, разумеется.

С промышленностью все было несколько проще. Фактически приходилось заниматься стартапом, а потом передавать в заботливые руки подходящего приближенного. Ну и контролировать потом, отсыпая от щедрот своих массу полезных советов. Главное — действовать последовательно, чтобы одновременно не разворачивать больше двух-трех серьезных дел.

А вот ремесло изрядно досаждало. Приходилось лично возиться. Кроме тяжкого труда по изготовлению латных доспехов, которые только-только пара кузнецов освоило с горем пополам, приходилось уделять внимание станкам и разным приспособлениям. Сделали один станок, с его помощью второй, и так далее. Конца края пока не было видно, но уровень совершенства оборудования на производстве неуклонно повышался. Больше всего, конечно, Дмитрий трудился над нормальным токарным станком с развитым суппортом. Ведь впереди были пушки, винтовки и паровые двигатели...

С учебно-методическими делами выходило еще хуже. Урывками, да чуть ли не на бегу. Однако считали его подопечные уже бегло, таблицу периодических элементов знали в урезанном виде, как и механику с рядом других дисциплин. Во все свои переходы он прихватывал не только пару писцов, но и нескольких учеников. Ведь езда верхом — штука долгая. Тут и десять километров занимает многие часы. Так, например, перед тем как заснуть в седле он рассказывал будущим управляющим, что такое человеко-час, чем он отличается от нормо-часа и для чего все это нужно . Дмитрий говорил, они слушали, а писец, работавший с палочкой по восковым табличкам — записывал скорописью с массой сокращений. По приезду в Москву ему предстояло все это привести в порядок, переписать начисто, опять-таки на восковые таблички. И после прочтения и утвердительной визы самого Государя, переписать на пергамент в качестве небольшой статьи-заметки.

Как несложно догадаться, жизнь Дмитрия совсем не была похожа на сказку. Шутка ли? Шел четвертый год его правления, а он ни разу на охоту не выбрался. Кошмар! Если бы не привычка так жить в далеком будущем, он бы свалился, что, собственно, регулярно и делали окружающие, не поспевая за его темпом, ритмом и напором. Поэтому писцов рядом с ним всегда было двое, чтобы пока один выключался по той или иной причине, всегда был активен второй.

И вот в такой ситуации ему пришлось включиться в еще одно большое, и очень непростое дело. Его можно было бы отнести к промышленному блоку, наверное. Если бы оно не было связано с сельским хозяйством.

Вы спросите, зачем? Ведь сеют и пашут же. Пусть и с горем пополам. На кой бес ему в эти дела лезть, тем более что и знал Дмитрий о них понаслышке?

Чтобы объяснить остроту ситуации, нужно сделать небольшое отступление.

В тенистой дали XXI века проживало немало поборников старины далекой, которые очень любили выдумывать невероятные сказки о том, как чудесно жилось в прошлом. Все что угодно, любой бред, лишь бы в нем пульсировал назойливый контекст — 'раньше было лучше'. Надо признаться, что в свое время и Дмитрия не минула чаша сия....

Но все изменилось после того, как он попал на Русь XIV века. Вот тут-то он проникся той глубиной своих старых заблуждений, по сравнению с которой Марианская впадина выглядела жалкой канавкой. Проникся до ужаса, до содрогания всего своего естества от той беспросветной нищеты и постоянного голода, который висел Дамокловым мечом над практически всем населением Руси. Постоянно. Из года в год.

В чем была причина столь печального положения дел? Все просто. Совершенно отсталый метод ведения хозяйства, не менявшийся со времен неолита. 'На местах' очень хорошо чувствовалась истинная причина отставания Руси от ее западных соседей в те времена. Людям кушать было банально нечего. И жили они впроголодь, временами перемежая этот незатейливый процесс 'чудными, освежающими разум' голодовками. И, как следствие, почти все население занималось тем, что пыталось хоть как-то прокормиться. А ведь любая экономика всегда упирается в кормовую базу, которая диктует численность населения, то есть, количество рабочих рук, а также то, сколько из этих 'рук' займется чем-нибудь отличным от производства еды.