| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Генрих, бесшумно переместившись через двор к входной двери, стал неслышим и невидим. Тени и куски почти осязаемой темноты во дворе, приняли в свои ласковые объятья своего друга и надежно укрыли его от чужих и недобрых глаз. Самое паскудное — ждать. На часах стрелки перевалили за полночь. Гуляки в доме и не думали успокаиваться. Глухо слышались крики, смех, женские взвизги... веселье в доме шло полным ходом. Наконец дверь распахнулась и слепо пяля в темноту глаза со света, на пороге появился какой-то шрих. Все-таки правильно мы рассчитали. Кто-то, да пойдет в туалет. Пьяно мыча какую-то песню, заплетающимися шагами и покачиваясь, мужик в распахнутой рубахе дошел только до угла. До дощатого туалета в десятке шагов, ему было идти лень...
Тьма за его спиной на секунду материализовалась... и коротко всхлипнув — он обмяк. И бесформенный ком абсолютно бесшумно стал перемещаться в сторону будки с удобствами. Продолжая держать вход на прицеле, я, молча про себя, подивился чужим умениям. Разного мусора — веток там, сена какого-то во дворе хватало. А, поди ж ты... — он и с 'грузом' не шумнул. Опыт — великое дело. Со стороны работающего разведчика не доносилось ни звука. А я мало того, что был метрах в двадцати-тридцати, так еще и специально прислушивался. А то, что он наскоро там потрошит пленника — я знал. Вот же умелец — я коротко позавидовал ему. Мое 'тело' видимо это тоже умело, но я об этом не очень помнил. А лежание и ожидание — пока никаких эмоций не вызывало. Я сторожил вход и изредка кидал взгляд в сторону 'беседующих'.
Пара минут и в мертвом свете луны от туалета бесшумно отделилась фигура.
Причем двигалась она в каком-то слегка рваном ритме. Вроде даже покачиваясь. Приблизившись в двери, он махнул мне рукой. Прихватив гранаты, я переместился к нему и положил их рядом со входом.
— Коридор прямо, — начал он шепотом доклад. — Дверь сразу слева, примерно три шага. В доме шестеро. Хозяйка и вся банда Февраля. Празднуют. Они вчера взяли лавку на Майском. Я иду первым.
— Как и договаривались — твоя дверь, мои гранаты.
Шац достал еще один нож из-за голенища и ухватил палку — сломанный черенок от чего-то. Я тут же сунул ствол за ремень.
— Пошли!
Шац встал слева от двери — ближе к входу, ухватившись за ручку. А я — справа. Ухватив поудобнее гранату, я надел кольцо на большой палец. Бандиты в доме пока не хватились отошедшего по нужде товарища. Гулянка продолжалась в полный рост. — Давай!
Генрих распахнул дверь. Мне в уши ударил шум, до этого сильно приглушаемый дверью — оббитой изнутри тканью, а глаза резанул свет. Народ во всю, что-то отмечал. Распахнувшаяся дверь только у двоих сидящих с краю привлекла внимание. Не особо разглядывая картинку, я дернул кольцо. Терочный запал прошипел и я швырнул 'разделочную доску' в дальний угол. И следом под стол вторую. — Закрывай!
Генрих захлопнул дверь и тут же заботливо подпер ее колом. Мы подхватились и моментально выскочили на улицу, тут же упав на землю, прямо за порогом. В доме знатно грохнуло. Почти слитно. С неслышным звоном вынесло окна со ставнями. Ёпть!
Перед моей головой воткнулась здоровенная щепка. Почти полено. Я оторвал ладони от ушей. Мельком успев, подивится тому, что тело умнее меня — и успело само зажать уши и открыть рот. Я мог в горячке и не сообразить. Плохо, что не просчитал деревяшки! С некоторым опасением я даже потратил секунду на разглядывание едва не прилетевшего мне 'подарочка'. Могло бы и пришибить. Я подскочил и с удивлением обнаружил, что Генриха нет. Где-то вдалеке уже заполошным лаем заливалась несколько удивительно уцелевших собак, было слышно свистки ночных сторожей. В окнах дома метались отблески начинающегося пожара. Кто-то внутри с подвывом стонал...
'Во, бля — разворошили муравейник! Счас начнется...!' — Геня, твою мать! Ты где? — вполголоса выругался я оглядываясь. Ну никак он не мог успеть добежать до забора. Шебуршание в доме подтвердило, что я ошибаюсь. Стоны затихли, сменившись хриплым бульканьем. Я вытащил 'Вальтер' и потряс головой — вытряхивая из ушей последние куски ваты — набившиеся туда. Сделал шаг назад в кромешную темь тени от дома. Я сторожил.
Странное состояние, мельком опять подивился я, стоя там. У меня сейчас как будто несколько потоков сознания. Один — сидит такой спокойный внутри и неторопливо думает и оценивание все происходящее, еще и пытаясь думать, о разном. А второй, как чуткий зверь — смотрит и слушает по сторонам, готовый в любую секунду среагировать на возможную опасность. Из дверей выскочил Генрих. Его руки на секунду влажно блеснули.
— Всё, — хрипло выдохнул он. — Живых нет.
Развернув тряпку с завернутой в нее дохлой гранатой, я аккуратно кинул 'мозголомный девайс' неподалеку от угла дома. Здесь ее точно огонь не достанет. Домик скоро сгорит, а изделие неведомого умельца — останется. Пусть пока думают на местных казаков или военных, только у них могла остаться такая штука со времен Гражданской войны. В ответ на несколько недоуменный взгляд Генриха, я несколько паскудно ухмыльнулся и ответил:
— Ну нельзя же оставлять 'нас — милиционеров', совсем уж без улик. Тряпку оставшуюся бесхозной, я сунул в какой-то тазик с протухшей водой стоящий рядом с крыльцом, смочил и кинул Генриху:
— На... Лицо вытри и руки. Только тряпку не выкидывай, — отчего-то сначала подумав про тест на ДНК, а уж потом про сокрытие явных улик. Достав из кармана мелок, я приготовился быстренько нарисовать еще одну улику — белую кошку.
— Командир, а можно я? — с какой-то непонятной надеждой спросил меня Шац.
— Да без проблем... Рисуй!
Генрих моментально сунул руку в карман, достал свой кусочек мела и метнулся к дверям туалета. Больше рисовать негде. Он начал рисовать — аккуратно придерживая дверь ногой. Он чуть развернул ее — так, чтобы 'холст' освещала Луна. Рисование заняло еще десяток секунд, в плюс к тем тридцати-сорока, что прошли от первого взрыва. Какой-то кусок в моем мозгу, бесстрастно отсчитывал секунды безопасности.
Пока 'неофит' изгалялся в наскальном творчестве, я посмотрел на 'натюрморт' оставленный им до этого. Его наполовину освещала Луна. На очке мирно сидел незадачливый ссыкун. Мирно щерясь миру второй улыбкой, распластанного от уха и до уха, горла. Выкаченные в безумном ужасе глаза, распахнутый до отказа рот набитый скомканными купюрами... 'Ну надо же... А парень-то, не чужд театральности...', — несколько отстраненно подумал я. 'И когда только успел? Импрессионист, блин. Овеществил, можно сказать слова нашего премьер-министра — 'Мочить в сортире!'*. Шац закончив — отошел, любуясь делом рук своих, и оглянулся на меня. Я только молча кивнул, даже не улыбнувшись, чтоб не расстраивать несостоявшегося художника. Он — рисовал еще хуже меня! Только при большом воображении можно было узнать в 'этом' — кошку. Больше всего 'оно' напоминало бесхоботного мамонта с толстыми ногами. О том, что это не он — свидетельствовали вставшие дыбом здоровенные остроконечные уши и длиннющие усы.
'Ну да ладно. Кому надо тот поймет'.
— Всё. Уходим...
С начала операции прошло меньше минуты. Вот что значит — опыт. И даже не сфальшивили. Перепрыгнув через забор, мы бодро рванули в степь, чтобы не торопясь уйти через неё на соседнюю улицу.
*"Прыщ" — характеристика зловредного человека.
*"Февраль", 'Февральский' — психически больной. Аналог — "отмороженный" или "ломом опоясанный".
*Скокарь — вор взломщик, работающий с ключами.
*Сотка — название зоны в Твери.
*Маруха — 1) сожительница, любовница,
2) воpовка, завлекающая к себе мужчин, где ее сообщник их обносит (обворовывает).
*Тубик — туберкулез.
— 'Мочить в сортире' — выражение, высказанное публично премьер-министром России В. В. Путиным 24 сентября 1999 года во время пресс-конференции в Астане во время комментирования событий 23 сентября 1999 года...
Глава 5.
По Указу Президиума ВС СССР от 07.07.1945 'Об амнистии в связи с Победой над гитлеровской Германией', было амнистировано гигантское количество заключенных — 40 000 человек.
Статистика.
Обогнув край города по степи, мы тихо втекли в соседнюю улицу. Как не странно, но никто не бежал с телефонами — снять местное историческое событие, чтобы по-быстрому выложить его на Ютьюб и прославится. Наверное то, что не было еще этих телефонов — была не основная причина. Основной — было то, что у народа пока было повыбито такого рода любопытство. 'Меньше знаешь — крепче спишь!', — как-то так, наверное.
У нас в отделе дела были в основном — бытовуха да уголовщина. К уголовщине — я как-то быстро привык. Воспринимать ее стал... безэмоционально. А вот с бытовухой, никак смириться не мог. Хотя и сталкивался с ней не постольку поскольку, а постоянно.
Воровали тут не все, но всё. Всё, что не приколочено. И это не фигура речи, а жестокая правда — нынешней голодной жизни. Мне — недовольному, вроде бы паршивой карьерой, чуть спустя стало ясно, как БЕСПРИМЕРНО мне ПОВЕЗЛО. Фарт — просто сказочный. Устроиться сейчас на ЛЮБУЮ работу — было огромной проблемой. А уж каким-никаким — начальником, и вовсе из разряда фантастики. Честно. По городу ходят буквально толпы демобилизованных ЗДОРОВЫХ солдат и офицеров, которые на хрен никому не нужны. Не говоря уже про самую обиженную часть населения — инвалидов. Инвалидность скрывали, всячески. Как раньше скрывали проказу. Было негласное указание — 'Не брать их на работу'. Вот это взбесило меня в первую очередь.
"Подвиг ваш не забыт!'... 'Вы навсегда в памяти народной!'... Вот эту заботу и память я видел каждый день. Идя на работу, во время работы, идя с работы... — постоянно. Господи, сколько у нас на войне покалеченных... их сейчас не меньше, чем здоровых. А иногда мне кажется, что и больше. Инвалидность, если она не выпирала, как скажем отсутствие руки или ноги скрывали, чтоб взяли на любую работу. Только вот даже любой — нет. Нет и всё! Хотя даже у нас в милиции не хватает людей. Парадокс. А ответ на этот вопрос парадоксально-чиновничье: 'Нет штатов!'. Вот как так? Я поначалу было задавался этим вопросом. Потом плюнул. Странная тут система. Даже мне воспитаннику развитого, в общем, социализма этого не понять.
Сленг, а попросту феня — на работе усвоилась как-то сама собой. Как и нынешняя речь. Я вовсю стал чо-кать. Как на Украине шокают. Да и речь у меня быстро адаптировалась. Ухватил я потихоньку местный говор. Разные слова паразиты у меня Питерца и теперь уже в далеком прошлом — этнического белоруса, никакого напряга не вызывали. Я ведь всегда именно так и представлялся — белорусом, когда спрашивали. Но спрашивали отчего-то очень редко. Это ведь Серега был детдомовский. Хотя вроде и фамилия белорусская. Но я так и не смог ничего узнать о его корнях. Тут мля, полстраны — 'Иванов — родства непомнящих". Раба выдавили, да пока не воспитали... человека нового общества. Здесь столько народу отчего-то местами лозунгами думают — жуть. Идиотизм ситуации еще и в том, что множество особенно молодежь попросту идейные. А мне на работе 'бытовиков' было жаль. Искренне... чуть не до слез. Привезут парикмахера — и знаю я, что года полтора у него железно уже есть. А парикмахер — это не тот, который стрижет,... хотя и этот стрижет. Только всем знакомый — волосы, а здешний — колоски на поле обстригает. НОЖНИЦАМИ... — КОЛОСКИ. Ипануться! Два кило — два года. Шучу. На самом деле пять колосков — два года. И никая не фигура речи, а горькая правда. А что делать — ГОЛОД. Было в колхозе два брата. Младший — председатель, старший — колхозник. Вот старшего за колосками и прихватили. В итоге — один труп, у другого — срок. И что характерно труп — председатель. А у второго — пятьдесят восьмая. К нам его привезли. И у обоих — куча детей. Вот они — реальные колоски. В мое время было полно тех, кто гнусил: 'Что всё, мол, не так...!'. А ведь кругом у нас там — изобилие, о котором здесь только могут мечтать. А тут, в эти времена всеобщей нищеты ничего нет и все — просто верят. Верят и надеются на лучшее. Совершенно искренне почти все уверены в том, что еще немного... просто чуть поработать, поднапрячься и скоро будет лучше. Голод, разруха, дефицит всего и при этом все совершено искренне любят Сталина. И нисколько они не оболваненные. Уж я-то точно знаю. Они просто — верят. Совершенно искренне верят в лучшее и готовы еще немножко потерпеть — потом-то совершенно точно будет счастье...
Я ведь все деньги свои, что были — проел. В степь за мясом — никак. Поймают — срок. И ловят через день, да каждый день. Даже забив свинью или корову. СВОЮ!!! Мало того, что мясо нужно сдать — нужно сдать даже копыта. Вот так. Реалии. В газетах пишут про подвиг и клеймят расхитителей. Газета 'Трибуна ударника' сообщила: '...Работая учетчиком тракторной бригады в колхозе 'Ударник полей', Афанасенко К.Д. расхищал семенное зерно.
Сообщницей в кражах была его теща Соколова А.Г., которая недавно возвратилась из тюрьмы после пятилетнего заключения. При задержании у Афанасенко отобрано 15 кг семенного ячменя, а у Соколовой — 12 кг. За кражу семян Афанасенко приговорен к полутора годам тюремного заключения, Соколова — к 2 годам'. '...В период сева Булгакова Агрипина Матвеевна, колхозница колхоза 'Борьба за урожай' (с. Елизаветинское), подвозила зерно к месту сева. Она похитила 15 кг семенной пшеницы. Приговором народного суда Булгакова А.М. осуждена к полутора годам лишения свободы'.
А воруют в основном от голода. У многих пацанов и девчонок — нет отцов. А здоровому мужику — просто не устроиться на работу. И главное — кругом контроль. За недонесение — до ВОСЬМИ! Расхитителю — ДВА, а не стуканувшему — восемь! Нормально?! И главное статью вовсю применяют, а не пугают как у нас. Другие тут частенько реалии — как на чужую планету попал. Вот как оно, человеку знающему что-то — жить? С одной стороны стучать западло — это вроде как вбито намертво. А с другой? Дети. Его дети сидят дома и, если не скажет — сядет сам, и кто их будет кормить? Не стал бы я в такой иезуитской ситуации судить никого. Просто паршиво все.
Бензин, например, только по великому блату. Или за очень большие деньги — которые проще потратить на еду или что-то более нужное. Толку-то от того, что привез ты трофейную технику. Пыль вытер, полюбовался... и закатил в гараж. У велосипеда, если сильно порвал покрышку или тебе ее из зависти порезали, так что не восстановить — путь сразу в сарай. Камер и шин нет. Ну не передать этого, что тут ни хрена нет. С одной стороны... Вернее есть, но это — стоит...??? Ну вот простой пример. Порвал ты у нас на машине колесо — пошел, купил. Стоит оно сто долларов. Нет такого — на 'барахолке' купил. Или там в интернете. Такое если позарез нужно... — за триста. А когда тебе предложат это колесо за тысячу триста? Долларов? Да на хрен такая машина нужна. Если у тебя действительно средняя зарплата.
А вот те, кого мы кончили сегодня — ворье. Профессиональное. И неисправимое. Можете мне поверить... Они суки, убежденные враги. И на зоне они работать не будут. На черной. А красных сейчас почти и нет. На красной — либо смерть примут, либо попытаются зарезать кого-то, чтоб срок добавили и отправили на другую зону.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
