Ролевик: Ловчий (общий файл)

— Ник, Ник... Я искатель, а не командир, и предпочла бы самостоятельно изучать руины или же работать наравне со всеми, но никак не отдавать приказы и думать за всю группу.

— Тогда почему сейчас выступаешь в роли командира?

Эльфийка вздохнула:

— Регламент храма Разума по проведению изыскательных, археологических и поисковых экспедиций обязывает в акцентных группах старшее должностное лицо брать управление на себя, за исключением случаев, когда это лицо непосредственно занято обеспечением защиты, охраны и сохранности, а так же безопасности базы, транспортного звена, пункта оказания неотложной медицинской помощи или лиц, входящих в список высшего командного состава. А из таких старших лиц в пределах корпуса галеона — только я.

Встав, поправил перевязь с топором, переместив его так, чтобы ударная часть не блокировалась рюкзаком.

— Понял, как говорится у нас — не в жилу работёнка. Но других-то кандидатур нет, дивная, так что придётся тебе сегодня ещё немного покомандовать. А если по завершении экспедиции меня пустят на камбуз, обещаю подлечить тебе нервы порцией отличного глинтвейна.

— Договорились, — храмовница плавным, единым движением поднялась на ноги. — И, всё же, извини, что позволила себе считать свои знания о Слиянии абсолютными и подвергла твои слова сомнению.

— Фигня-война, — я махнул рукой, предлагая продолжить путь. — И сам бы не поверил, если бы не со мной это происходило.

— Логично...

Шанти достала из пояса отполированный до матового блеска тёмный камушек и, замерев с ним в зажатых ладонях на несколько секунд, бросила его вперёд. Вопреки законам физики, камень падать отказался, по его поверхности коротким золотым росчерком разбежалась сложная вязь незнакомых символов и геометрических фигур, так же быстро исчезла, а всю проекцию коридора заполнила едва заметная глазу пелена.

— Артефакт эльнаров, — пояснила Сеяшантери, не дожидаясь моего вопроса. — Генерирует поле, выполняющее роль универсального ключа в большинстве типичных ловушек, дополнительно поддерживает слабенький щит немагической полевой природы, способный приглушить взрыв или пару-тройку выстрелов из автоном-турели С-системы. Ник, на всякий случай держи оружие наготове.

— А тебя не оглушит, если стрелять начну?

— Нет, — эльфийка пробежалась пальцами по маске и... из-под хитина и металла очень быстро стали выползать тонкие серые ростки, формируя вокруг ушек храмовницы полусферы наушников. — Если над самым плечом стрелять не начнёшь, как-нибудь переживу.

Достав револьвер, выщелкнул барабан и ещё раз убедился, что все патроны на месте. Спидлодер бы ещё оснастить, но, похоже, в этом мире до него ещё не додумались. Зато кобуру догадались улучшить магнитами — можно и без застёжки ходить, и даже кувыркаться — оружие не выпадет, что, впрочем, не мешает ему без усилия извлекаться из контейнера.

— Готов.

— Тогда — идём. И да, Ник, а что такое "глинтвейн"?..

Ни ловушек, ни автономов С-системы, к счастью, на всём пути не попалось. Коридор ровный и прямой, как мысли военного. Местами попадались выкрошившиеся слои стен и потолка, наталкивая на мысль, что несущие и укрепляющие конструкции в основе своей имеют принцип луковицы: слой на слое и так далее до энного значения. Материал твёрдый, чертовски прочный, процарапать его — задача не в пример более сложная, чем наскальная живопись наверху.

По идее, ощущение глубины должно вызывать психологический дискомфорт — над головой столько тысяч кубометров камня, породы и воды, что если рухнет, то раздавит в молекулярную лепёшку. Но — не ощущается. Даже давление не чувствуется, хотя оно тут должно быть гораздо выше, чем на уровне моря.

Может, это эмпатия успокоившейся Шанти ненавязчиво влияет на психологическое здоровье, а может, мне просто пофиг на глубину. В принципе, природа пофигизма ясна и понятна: случишь что, всё равно не спасёшься и не выберешься, а значит, и дёргаться смысла нет никакого.

Всё рано или поздно заканчивается, закончился и коридор, ознаменовав финишную прямую арочным порталом, перекрытым лёгким маревом ограждающего поля.

Песнь Следа Создателя усилилась, заставляя уже физически ощущать переливы и переходы мелодии, словно огромный невидимый оркестр играет пробирающий до самых глубин души марш, а ты стоишь посреди амфитеатра, в точке фокуса звука, и, сминаемый и выворачиваемый наизнанку мощными волнами Зова, понимаешь, что вся эта красота, сила, могущество — для одного тебя.

Проняло даже Шанти — эльфийка на некоторое время вообще выпала из реальности, только плавно, в такт мелодии, мерцала зрачками, да подрагивали прикрытые растительными наушниками ушки, вслушиваясь в беззвучную музыку Песни.

Я уже подумывал нести девушку на руках, но Сеяшантери очнулась чуть раньше, чем я приступил к реализации плана.

— Сколько мощи в этой мелодии... — вздрогнула, оттаяв, храмовница. — Чудовищная сила, перед которой почти невозможно устоять... Ник, как ты можешь всё время её слышать и при этом не срываться очертя голову за артефактом?

— Я же говорил, что толстошкурый, — пожав плечами, медленно двинулся к арке.

— Это не толстошкурым надо быть, — посетовала эльфийка, столько же заторможено вышагивая рядом, — это вообще совершенно глухим надо уродиться, чтобы противостоять столь могущественному Зову!

— Щито поделаешь, — полушёпотом сказал я, остановившись в нескольких сантиметрах от портала.

Поле, синеватое, едва уловимо мерцающее, наглухо перекрывало арку, а вблизи ещё и заставляло шевелиться волоски на скальпе, бровях, бороде и в иных, менее примечательных, местах. Осторожно поднеся открытую ладонь к пологу, замер в считанных миллиметрах от него. Руку слегка покалывает, но покалывание это не похоже на электрическое, равно как и разрядов между перчаткой и защитной поверхностью не наблюдается.

— Чего боишься? Поле не кусается, — бросила Шанти, встав рядом.

Достав мачете, эльфийка, вопреки недавнему своему заявлению, аккуратно вдавила лезвие в полог. Как только остриё ушло внутрь, храмовница остановилась, подождала десяток секунд и вернула клинок по эту сторону портала. Придирчиво осмотрев клинок, уже смело вогнала его в поле по самую рукоять и, вновь выдержав паузу, извлекла обратно.

— Лезвие чистое, сухое, маркеры окисления, разрушения, иных алхимических процессов не выявлены, — тихо произнесла девушка, возвращая мачете в ножны. — По ту сторону поля как минимум нет воды, высокого или низкого давления, непригодных для дыхания смесей либо несовместимых с жизнью температур. Идём?

— Идём, — и я смело шагнул вперёд.

На миг тело охватила волна покалываний, не столько снаружи, но и изнутри, а потом движение закончилось по ту сторону арки.

Рядом замерла эльфийка, мерцающими глазами осматривая помещение.

Ну что сказать? Скромно и со вкусом. Круглый зал, по периметру арочные портики, уходящие почти под самый потолок, конусом сходящийся в центре. Визуально декоративные балки, украшенные невычурной резьбой, вырываются из маковок ниш, чтобы, немного не дойдя до центра, упереться в кольцо, аналогичное балкам по фактуре и материалу. В центре — пьедестал, на нём, полуприжав сложенные лодочкой ладони к груди, стоит статуя закованной в непривычную броню женщины, воздевшей литое, монолитное забрало к потолку. И в её руках — источник Песни, ровно сияющий рассеянным светом тёплых оттенков.

— Шанти, статуя или голем?

Эльфийка, вздрогнув от моего голоса, чуть ли не села.

— Такая мощь... Сложно ей сопротивляться, — прерывисто выдавила храмовница, безуспешно пытаясь занять устойчивую вертикальную позицию. — Что ты спросил?

— Броня с грудью на пьедестале — это статуя или голем?

— Не могу сказать, Ник, — тяжело выдохнула Сеяшантери, — Слеза Творца забивает все доступные мне диапазоны сканирования. Но... таких големов не видела... Они обычно на трёх или шести ногах...

Едва договорив, девушка всё же не выдержала напора Силы Следа и грузно осела на пол, сжав виски.

— Шанти! Что я могу сделать?

Застонав, эльфийка сложилась пополам, уткнувшись лбом в землю. В другом месте и при других обстоятельствах не удержался бы от возможности полюбоваться открывшимся великолепным видом, но сейчас — сейчас вообще не до эстетики. Шанти с такой силой сжимает голову, что по хитину маски разбегаются трещины, а ушки вот-вот обзаведутся раздавленными хрящами. Из-под личины на пол уже успела натечь лужица почти чёрной в местном освещении крови.

Аккуратно подхватив храмовницу под мышки, вытащил её из зала, прислонив к стене в коридоре. Маску — долой, руки зафиксировать локтями и хоть немного отвести от головы.

Ёпт...

Белка нет от слова совсем, вместо него сплошная красная поверхность, по кольцу радужки бегут символы, не неся в себе ни каплю упорядоченности и завершённости. Узкий зрачок, кровавые слёзы, струйки юшки из ушей, носа и рта — последние — из прокушенных губ. Свинтив крышку с фляги, разжал челюсти эльфийки и силой влил четыре глотка. Чтобы Шанти проглотила тонизирующий настой, пришлось зажать ей нос и запрокинуть немного назад голову.

Закашлявшись, эльфийка несколько раз с силой ударила кулаками в пол и, завалившись на бок, затихла, изредка вздрагивая.

— Если не можешь говорить, но понимаешь меня, дважды моргни, — опасно это, охитиненными перчатками держать голову дивной в ладонях, одно неверное движение, и нежную кожу рассечёт до костей, но — пока справляюсь.

Глаза Сеяшантери то и дело порывались закатиться под лоб, и чуйка просто орала, что если позволю ей потерять сознание — потеряю единственного друга навсегда.

Время шло, тянулось тягучими соплями-секундами, размазывалось в вечность... пока веки Шанти не дрогнули. Раз, два. Зрачки немного расширились. Веки едва-едва шевелились, но взгляд вернул осмысленность, понимание. Плеснув несколько капель настойки в колпачок, вновь влил жидкость в рот эльфийки. Выпила, умничка моя. Всё, с тоником хватит, насколько бы ни был могучим метаболизм дивных, но ещё одного глотка хватит, чтобы и храмовницу с ног свалить.

— Что могу сделать для тебя?

Эльфа чуть качнула головой. Понятно — ничего.

Глаза указывают на маску. Чертыхнувшись, сунулся в рюкзак, ага, есть! Оторвав кусок ткани от рубашки, вытер кровь с лица девушки и надел маску обратно. Пожалуй, всё, что сейчас могу — это отнести эльфийку как можно дальше от источника Песни.

Метров триста оттопать пришлось, пока Шанти легонько не стукнула в нагрудную пластину. Ага, хватит.

— Может, позвать Карину? Ты выглядишь очень плохо.

— Сойдёт, — храмовница вяло шевельнула кистью. — Восстановлюсь быстро... Пара минут и всё.

С каждым словом голос её становился крепче, а движения теряли эффект полного раздрая моторики. Глубоко продышавшись, эльфийка аккуратно сняла маску, обнажив лицо, густо покрытое сетью корешков, тянущихся из-под воротника. Вытащив из поясного пенала огромную пилюлю, с выражением вселенского омерзения на уставшей мордашке разгрызла её и попыталась проглотить, явно прикладывая титанические усилия на подавление рвотного рефлекса. Закашлялась, выплёвывая крошки таблетки, но большую часть всё же удержала в себе. Упёршись подбородком в воротник, поднесла маску к лицу, поймав зубами ранее незаметную трубку, и присосалась к ней. Десяток глотков потребовался, чтобы вымученная гримаса покинула лицо дивной.

Тяжело дыша сквозь плотно сжатые зубы, Шанти характерно подрагивала грудной клеткой, борясь с неудержимой рвотой. В своё время прошёл через похожую пытку — однажды крепко получил по почкам, на МРТ ни денег, ни свободных мест в очереди не было, и вся процедура выполнялась дедовскими методами: касторка и постный бульон. Чтобы рентгеном просветить брюшную полость и сделать снимки почек и окружающего их ливера, обычно хватает пары-тройки дней такой диеты: кишки должны быть пусты, как разум монаха, познавшего дзен. Мне пришлось терпеть неделю. На второй день желудок чётко ассоциировал вкус бульона и касторки, на то и другое отвечая бунтом, бессмысленным и беспощадным, уходя в отказ от принуждения к перевариванию лекарской мерзости. И именно такими же движениями сопровождался каждый глоток касторки, каждая ложка бульона.

Теперь вот эльфийка так же подрагивает, а память воскрешает ни с чем не спутываемый запах и вкус касторки, эту мерзостно-липкую субстанцию, обволакивающую язык, гортань, оседающую на нёбе, и пусть это тело с методами земных коновалов не знакомо — разум сильнее плоти, и оборотная сторона эффекта плацебо предстаёт во всей красе.

Сорвав маску, с облегчением выплёвываю тягучую, густую, едкую слюну. Лечебный глоток настойки всё же перебивает мягким травяным вкусом послевкусие, воскрешённое и воплощённое в памяти, тёплый огонёк в желудке успокаивает готовый взбунтоваться орган, ласково касается его стенок.

Эльфийка с шумом сплёвывает, слюна густая, белая, плотная — тонкая ниточка повисает на губах девушки, но ей всё равно — из глаз льются огромные прозрачные капли слёз, домывая кровавые дорожки, оставленные предшественницами.

Взгляд Шанти понимающий, сочувствующий.

— Ты ведь... не ел пилюли Гаррса...

Голос сиплый, говорит с надрывом, перемежая слова покашливанием.

— Вспомнил нечто схожее... У хумансовских коновалов зовётся касторкой. Её пьют, чтобы, значитца, кишки со свистом чистились. Судя по твоей мимике — этот кругляш имеет аналогично мерзкий вкус.

— И то правда... — подавив очередной рвотный позыв, эльфийка вновь избавилась от крупного комка слюны. — Как будто протухшим тролльим дерьмом накормили...

— Может, всё же позвать Карину? Или тебя к ней отнести?

— Не надо... Если меня так Зовом накрыло... то её из комы вытащить... даже лич-биомант не возьмётся...

Я почесал в затылке:

— Слушай, а защиты от такой глушилки совсем нет? Амулет какой-нибудь или особое состояние транса?

Муть в глазах храмовницы постепенно прояснялась, даже кашель почти завершился, только грудь иногда вздрагивала.

— Дело не столько в Зове и подавленном магическом и ментальном фоне... Это борьба с собой...

— То есть?

Шанти, вздохнув, попыталась сесть. Руки разъезжались, тело отказывалось держать равновесие. Сев рядом, притянул девушку к себе, позволив упереться в плечо.

— Благодарю, Ник, — эльфийка едва-едва улыбнулась. Не знаю, как там ауры и прочие поля, но картинка на визуальном уровне весьма печальная. Не знаю, что именно Песнь Следа сотворила с девушкой, но результаты удручающие. Кожа мёртвенно-бледная даже в тёплом освещении, на дневном свету, наверняка, вообще с прозеленью или синевой окажется; глаза залиты кровью из разорвавшихся сосудов; лицо, обрамлённое жутковатой сетью корешков костюма, заострилось и осунулось.

Не удержавшись, дотянулся до Шанти и пальцем стёр с губ девушки нитку слюны.

— Что же намешано в эти проклятые пилюли? — густая биологическая жидкость оказалась на редкость липкой и приставучей, не рискнув размахивать конечностью рядом с лицом храмовницы, просто вытер слюну о пол.

— И не говори, — с кислой миной согласилась Сеяшантери. — Выглядит, как будто... Ой!..