На поле выехал длинный серебристый рыдван с четырьмя фарами и помпезной решеткой радиатора — Lincoln Town Car, очень полюбившийся Лу с первого знакомства с машиной.

Шесть миль по широченной I-65 на автомобиле с такой мягкой подвеской пролетают незаметно, и я даже не успел осмотреться, как мы выехали на мост посвященный памяти невинноубиенного Джона Кеннеди.

А сразу за мостом, по обе его стороны, высились грандиозные стройки, не виданные мною раньше. Луисвилл вообще город провинциальный и невысокий, редкие небоскребы таковыми могут посчитать только особенно упертые патриоты штата, но то, что возводилось, даже недостроенным выглядело достойным Чикаго и Нью-Йорка. Почти любой американский город может похвастать несколькими высокими или очень высокими зданиями, они есть в Далласе, Филадельфии, Сиэтле, Хьюстоне, Атланте, Лос-Анджелесе и Сан-Франциско, но только не в Луисвилле, где и до полутора сотен метров не дотянет ни одно строение. Да хорошо, если метров сто наберется.

— Справа строят здание Финансового Центра Кентукки, а слева — Snail Building, — прокомментировал Герхард наш с Луиджи интерес. — У Центра высота будет двести тридцать метров, а у здания Снайла — двести семьдесят.

— А почему строят не на West Market где-нибудь между первой и восьмой улицами?

— Не знаю, — безразлично ответил Герхард, выворачивая руль вправо, к съезду с I65 на Западную Джефферсона.

Я оглянулся в заднее стекло, провожая удаляющуюся исполинскую стройку, и пообещал себе, что непременно построю нечто подобное где-нибудь в Москве, Ленинграде или Киеве.

Серега здорово раздобрел — видимо, в отличие от меня со всей серьезностью отнесся к необходимости поменять внешний вид. Он прибавил фунтов пятьдесят, отрастил бородку, подобную тем, что так любят мексиканские сутенеры в голливудских фильмах, обрился наголо и, похоже, принимал постоянные солнечные ванны — чтобы лысина не выглядела белее лица. Он стал необъяснимо походить на громилу Уилкокса, вернее, на его несколько уменьшенную копию.

Фролов критически посмотрел на мои тонкие руки, болтающиеся в коротких рукавах сорочки, на обещанные очки с простыми стеклами, крепко сжал протянутую ладонь, хмыкнул осуждающе:

— Нужно тебе, братец, толстеть. Несолидно выглядеть в твоем возрасте и с твоим капиталом восемнадцатилетним заучкой. Лу, ты бы ему сказал, что ли? Бизнес такого уровня во многом вопрос респектабельности.

Лу что-то ответил длинной итальянской скороговоркой, в которой я точно идентифицировал несколько senza testa и пару раз nessuno ascolta. Понятия не имею, что это означает, но слышал, как своих подчиненных Луиджи распекает такими словами.

— Кино приехал смотреть? — по-деловому спросил Серый, тоже ни слова не разобравший в оправданиях Луиджи.

— Раз приглашал, я решил воспользоваться.

— Оссия с тобой прилетела?

— Да, ее машина Снайла забрала.

— Отлично. Тогда Лу можно отпустить, пусть отдохнет, да своих подчиненных проверит, а мы с тобой поговорим. Есть интересные новости и соображения. А все вместе соберемся вечером на премьеру первой картины Зельца.

Очень быстро выяснилось, что Фролов завел себе еще один кабинет, лишенный, по его утверждению, малейшей вероятности прослушивания. В нем не было окон, в нем постоянно работали глушилки и детекторы электронных устройств, дверь была металлической с толщиной более уместной в сейфе Wells Fargo, чем в офисе. В общем, примерно так я себе представлял рабочее место Уильяма Кейси или его преемника Флойда Кларка, которого Дукакис переместил из ФБР в ЦРУ нимало не заботясь о мнении сотрудников разведывательного ведомства. Разве только не просматривалось рабочего стола с обязательным в нынешние времена компьютером, но зато на журнальном столике вместо газет были свалены дискеты, а на тумбочке лежал Compaq LTE — симпатичный лэптоп. Я пользовался таким же.

А под ним виднелся сильно разрекламированный и совсем недавно выпущенный, буквально в конце сентября, Macintosh Portable от Apple — безумно дорогой лэптоп, собравший массу негативных отзывов от немногочисленных пока пользователей. Особенно раздражала людей система питания устройства, реализованная так криво, что полноценной работы гарантировать не могла. Сказать честно, я вообще не понимал, на что рассчитывали парни из Apple, устанавливая цену на свое изделие в шесть тысяч долларов? И почему Серый связывал с их конторой какие-то надежды? Десять лет назад они действительно были на переднем крае компьютеризации. Но теперь? Когда все старались сделать дешевле, эти "молодые гении" шли наперекор трэнду и лепили что-то запредельно дорогое при отнюдь не исключительных характеристиках. С таким "пониманием" рынка у них была, на мой взгляд, только одна дорога — в банкроты. Быстрая и бесповоротная. До каких-то пор им, конечно, будут помогать связи в правительстве и армии, согласные приобретать втридорога нечто непонятное, но даже эти "добрые феи" не вечны. Им следовало бы избавиться от нынешнего рулевого и всерьез задуматься о своем месте в бизнесе.

— Здесь можно говорить по-русски. И сюда никто не войдет без моего желания, — Серега расслабленно опустился в кресло. — Рассказывай, где был, что видел?

Мой монолог с обязательными подробностями о среднеазиатском золоте, о восточноазиатской и советской телефонии, об авиакомпаниях и энергетике затянулся на целый час. Когда я дошел до своей короны, Серый рассмеялся:

— Вот все-таки не переведутся никогда на этой земле Иосии Харланы! Когда ты начал эту авантюру, я думал, что скоро она тебе надоест и ты все бросишь. Но ты молодец, дожал тему. Андорра — отличная площадка для наших экспериментов. Я тебе аплодирую.

— Кто такой Иосия Харлан? — имя мне было незнакомым.

— Да такой же авантюрист как ты и твой предшественник Скосырев. Только тот себе корону то ли Афганистана, то ли Таджикистана добывал. Апологет просвещенного феодализма. Мутная история. Еще этот Иосия пытался пересадить американскую кавалерию на верблюдов. Мне про него Бригли рассказал — с ним был знаком его прадедушка и оставил семье записки. Думаю, если поищешь, то наверняка найдешь книги самого Харлана. Тебе полезно будет знать тонкости. Кстати, умер он, как и Скосырев, в безвестности. Так что, осторожнее.

— У меня есть ты и Луиджи.

— Да уж, таких козырей у Харлана не было, — ответил Серый.

А следующий час Серега рассказывал мне о том, в чем преуспел сам: о встрече Тома и Фрэнка с Президентом, о том, что Уилкокс получил место в энергетическом комитете Конгресса, а Ронни Маккой, наш первый консультант по банковскому делу, удостоился поста Управляющего Федерального Резервного банка Филадельфии.

Это были, безусловно, достижения, но акцентироваться на них Серый не стал, перейдя без перерыва к планам на будущее:

— Здесь одна идейка интересная нарисовалась. Подсмотренная в будущем, но мне почему-то даже не стыдно. Сулит очень неплохие перспективы.

— Выкладывай, — попросил я и огляделся вокруг в поисках спиртного, потому что новые идеи усваиваются лучше под градусом. По крайней мере не вызывают отторжения сразу.

Серый понятливо поднялся и достал из умело скрытого в стене бара бутылку бурбона:

— Ты же знаешь, что при большом желании всегда можно отследить того или иного приобретателя приличного пакета бумаг? Какими бы не были обезличенные счета и остальные уловки, но по брокеру всегда можно вычислить бенефициара.

Он налил в стаканы янтарную жидкость и накидал в них льда — он совсем становился американцем.

— Я сам так делал несколько раз, — согласился я. — И что?

— Вот что. У меня есть некоторое количество инвестиционных фондов, у тебя, у Снайла и Ландри. Каждый из них владеет какими-то бумагами. Наверняка часть этих бумаг пересекается. То есть, совокупно мы можем формировать достаточно увесистые пакеты. И продавать их с премией совершенно анонимному покупателю. Хоть монгольскому хурултаю. Мимо бирж, мимо банков. Мимо надзорных органов отдельных стран. При желании можно хоть послезавтра сделать Совмин СССР собственником GM. Если, конечно, у него найдутся для этого деньги.

— А если придет анонимный заказ на подобный пакет, мы можем собрать его по мелким частям и удовлетворить запрос? Без большой волны на рынке. Так, что никто не поймет, кому ушли активы? Мне нравится, — я едва не поперхнулся льдом от прилива энтузиазма. — Что от меня нужно?

— Мне тоже нравится схема, не дураки ее изобрели. Потребуется иметь десятки, лучше сотни небольших брокерских контор по всей Европе, и на Востоке. В Америке я сам этим займусь.

За успех начинания мы выпили еще по чуть-чуть.

— Ну и вот что еще скажу, — задумчиво проронил Фролов. — В Председателях ФРС нынче сидит господин Гринспен, имеющий задание всеми силами бороться с инфляцией. И, поверь мне, хоть и выглядит этот дядька сущим уродом, он ее победит. И Рони Маккой считает так же, потому что немного знаком с мистером Гринспеном.

— Избиратели Дукакиса должны быть довольны.

— Избиратели любят стабильность, это верно и ради стабильности пойдут на многие уступки власти. Но ты подумай, что придет в финансовый мир вместе с низкой инфляцией?

Я привычно сложил два и два и пришел к неутешительному выводу:

— Банковский кризис?

— Скорее, кризис банковской деятельности, — поправил Серый. — Грубо посчитаем. С высокой инфляцией мы имеем высокую учетную ставку ФРС — высокую оптовую цену денег для банков. Но с десятикратной нормой резервирования при учетной ставке в десять процентов банки зарабатывают на раздаче этих денег в розничные кредиты... теоретически до сотни процентов. Минус восемь-девять процентов на инфляцию (а учетная ставка всегда близка к показателю инфляции — чуть выше), на невозвраты и усушку-утряску, итого в сухом остатке при таком положении вещей — теоретически восемьдесят-девяносто процентов прибыли. При инфляции и учетной ставке в два процента доход банка будет не больше восемнадцати процентов. Опять же теоретически. Теперь понимаешь, кому прежде всего выгодна инфляция?

— Да в общем-то и раньше иллюзий не было. Низкая инфляция — плохо для банков, очень высокая не годится для производства. Непросто выдержать золотую середину, находящуюся, как мне кажется, в районе пяти-шести процентов в год. Да и нужна ли она? Если все будет развиваться равномерно, то, скорее всего, расти экономика будет черепашьими темпами. Гораздо удобнее манипулировать учетной ставкой, вызывая приливы ликвидности то в финансовый, то в производственный сектора. И поскольку инерционность систем никто не отменял, то в среднем эффект будет выше, чем при поддержании оптимальной инфляции.

— Хорошо, что ты это понимаешь. Но продолжим. Получается, что при низкой инфляции банкам просто не выгодно заниматься своей основной деятельностью — раздавать кредиты реальному сектору экономики. Эта деятельность не покрывает даже содержания самих банков. Приносит убытки. И значит...

Серый изобразил бровями ожидание ответа на свой незаданный вопрос. И я его не подвел:

— И значит, что банки договорятся с правительствами и начнут заниматься всем подряд: торговать сырьем, лезть в прямое владение активами, расширять биржевой спекуляционный инструментарий, придумывать все новые деривативы и прочая, прочая, прочая.

— Сечешь, — похвалил меня Фролов. — И в этом деле лучше быть первым. Кроме того, как ты верно решил, помимо биржи многие банки станут искать выходы на зарубежные рынки кредитования, где сравнительно высокая инфляция позволит им иметь достаточно высокие прибыли в практически безрисковом традиционном секторе кредитования. Но основные деньги, конечно, поначалу хлынут на биржи. Я не призываю уже завтра выпускать на рынок тонны CDS, CDO, ADR, ABS и прочего хлама, мы еще недостаточно сильны для этого, но будь готов к подобному повороту.

— Всегда готов! — я дурашливо вскинул руку в пионерском приветствии.

— А поскольку банки со скрипом кредитуют клиентов, то клиенты вынуждены будут сами искать деньги помимо банков. Где?

— Невеликая загадка. Во-первых — за границей. Но всех заграничных свободных денег не хватит на то, чтобы прокормить американские аппетиты. Значит, понадобятся еще деньги. Тогда друг у друга. Покупать стороннюю свободную ликвидность под залог своих бумаг. Потом выкупать бумаги. Опционы-шмапционы. Рынки попрут вверх, банки с удовольствием присоединятся к движению. В итоге — никто ничего не выпускает, производство в упадке, но все купаются в деньгах.

— До поры, — согласился Серый. — Теперь вернемся к зарубежным вложениям: коли ФРС начнет раздавать дешевые деньги, а вкладывать их внутри страны будет особенно не во что, то корпорации начнут искать точки роста за рубежом. Тем более, что американское налогообложение практически беспомощно перед теми, кто проводит операции за границей. Итак, имеем две, нет, пожалуй, три точки приложения больших и дешевых американских денег — фондовый рынок внутри страны, сверхприбыльные, политические, социальные и военные проекты здесь же и кредитование зарубежного производства.

В последние годы у него появилась такая манера — не говорить, что будущее будет таким-то или эдаким, потому что таким оно ему привиделось, но логически подводить меня к неизбежности события. И я был благодарен ему за это, потому что только поначалу его способность прозревать мнилась настолько полезной, что обойтись без нее казалось немыслимым. Но постепенно я пришел к пониманию того, что его постоянные указания без объяснений рождают во мне тихий протест, вынуждающий идти наперекор. Это как с гороскопом, публикуемым в ежедневных газетках. Если написано "львам сегодня лучше заняться собой" — на весь день особо впечатлительным читателям задается установка, которой они слепо следуют и постепенно становятся зависимыми от нее, лишаются воли сделать что-либо отличное от рекомендаций гороскопа. В первое время это забавно, особенно когда предсказания в какой-то форме сбываются, но потом эта зависимость становится невыносимой. Теряется ощущения самостоятельности в принятии решений, а смириться с таким положением вещей выйдет не у каждого. У меня не вышло бы. Становиться винтиком в какой-то машине с неведомыми целями — не мое.

Кто-то скажет: подумаешь, гороскоп! Наплюй и забудь! Но как на него наплевать, если его предсказания сбываются всегда? Поэтому какое-то время после осознания его точности человек им будет пользоваться ежеминутно, но очень скоро любому надоест его безальтернативность. Уж лучше вообще ничего не знать о предстоящем, чем знать все. Поэтому мое решение вопроса — вообще не заглядывать в гороскоп!

Но Серый не был бы Серым, если бы сам не догадался об этом. Или увидел. Неважно. Но теперь свои пророчества он озвучивал только тогда, когда ситуация по его мнению становилась критической. В любом ином случае он предпочитал подводить меня к очевидному путем прозрачного анализа обстановки. Правда и поныне иногда срывался на фразы вроде "... и поверь мне, инфляцию он победит...", но это уже можно было терпеть.