Хуторянин. Часть 2

Шевели мозгами, женщина! Это у Грига они давно превратились в кусок промаринованного винным уксусом мяса. Бравый ополченец после переселения в Хуторской всего раз попытался поступить по-хозяйски—добыл Рьянгу. Да и то ему просто сказочно повезло, хотя баран сделал всё, чтобы облажаться. Кота в мешке покупал. Ещё и заплатил самым идиотским способом, а такое сокровище отхватил. Узнал бы заводчик, так сам себя бы загрыз от злости и зависти. Вот и не верь, после такого, что дуракам везёт. Удача прёт буром. По дурному, иначе не скажешь…

А хутор с самого начала его постройки тащили вы, бабоньки. Горбатились, да еще и козлов этих ублажали. Думай Лизка! Ты сейчас самая адекватная в вашей совсем не святой троице.

Зита лишний раз мне на глаза не лезет. Подгадил ей сынок, ой как подгадил…Да и слишком уж кручёная она баба. Шейн не только худосочные стати от мамки поимел. Умишко она же приправила, хоть и в полной мере. Но после всего Зита еще долго не сунется с советами. Не дура, понимает, что нет ей веры.

Я и не верю. Выверты крысёныша так, сбоку припёка, мелкий дополнительный повод для раздумий и подозрений. В крестьянской работе она больше на подхвате. Хозяйская жена, больше руками поводить, ежели что. Так что пусть Шейн зубками поскрипит под мамкиной юбкой, а я посмотрю так ли уж ее сильно от страха и переживаний корёжит, как она мне демонстрирует.

Жизнь странная штука. Всего несколько дней назад мама Зита ради своего недопёска на верную смерть перла не задумываясь. Скрутил её тогда материнский инстинкт. На нервной почве, видать, слабину дала. А сейчас, поди ж ты, уже и варианты просчитывает! Впрочем, сам виноват. Выказал слабость, вот и огребаю сложности. Вполне заслуженно, огребаю, сам себя испугался. Как допёр, что нужно было не брагу вонючую жрать, да домашний теянтер низкобюджетных ужасов устраивать, а тупо садить упрямую бабу вместе с пащенком на колья, так и потёк, что гнилой помидор. Сам для себя сказочку сочиняю о неимоверной незаменимости лучшего менеджера всея Аренга сочиняю.

Чего уж путного ждать от тупого попаданца. Я только тогда до самого донышка и прочувствовал, что другие они здесь. Руки, ноги, башка два уха—всё как у меня, а Sapience'ят иначе. Это как в матанализе—уравнение одно, но совершенно иные начальные условия и граничные значения. С ними по ихнему надо…

Гретта бедолага, до сих пор пытается себя в кучу собрать. Ну не оказалось в той амбразуре пулемета. Амбразуры и той, считай, не было. Но самый настоящий Стойкий Оловянный Солдатик той ночью был, хоть и корёжил его столь же настоящий огромный страх. По самому краю прошла. Выдержало маленькое сердечко, не взорвалось кровавыми брызгами. Жива, цела и почти что здорова… Ну, а что всё это её, словно, по земле размазало… бывает. Просто силы кончились… что ли.

Так, что твоя это амбразура, Лизка-скотница, только твоя…

Драконово средневековье. Ну почему нельзя созвать нормальное производственное совещание, назначить их директорами, себя генеральным, выдать направляющий пендаль и пусть рулят. Все же так просто. Эти бабы, по мозгам, не хутор, совхоз-миллиардер не запыхавшись вытянут, вон как гамадрилов с яйцами вместо мозгов в руках держали, те до сих пор не поняли, кто определял политику партии. Мужики, ить! Папашку их с мамашкой да по башке коромыслом. От души и со всего маху… Столбы да опоры. Пеньки трухлявые! Сплошной геморр, да морока с расстройством. Мозги если и были, в стручки стекли еще в ополчении. Братаны-акробатаны… Туды его в качель, три разá в перехлёст да чере задницу с присвистом!

Я тут бабам и нужен-то, чтоб гамадрилов дебильных гонять, на вышке бдить, да планты великих свершений измысливать. Чем бы дитя не тешилось, лишь бы мешалось не сильно. Скажи им такое в прямую, ни в жисть не поверят, зато перепугаются до донышка и в такую раковину залезут, что хрен доорёшься-достучишься. Устали бабы юлой крутится, детей прикрывать, спины под плеть подставлять, да под самцов своих недоделанных моститься. Им в мечтах стена каменная мститься, как чудо великое. Отдохнуть… пожить спокойно… а тут я с мечтой и верой в прекрасное далеко… Цирк им вместо стены и опоры устраиваю. Жизнь… мать ее.

Давай, Лизонька, давай, бабонька… собирай мозги в кучу.

И… раз!

Выход силой."[61]

На безжалостно вздернутом лице блеснули задавленными слезами бессмысленные, затуманенные страхом глаза.

"Ах ты ж сучка недотраханная! Лишка страху то, ай лишка! Ну как же, бабе мужика, тем более хозяина, бояться положено! Особливо если извечные женские штучки мимо кассы. Ишь как ресницами-то своим коровьими заслонилась. Перепуганная покорная рабыня безропотно ждет незаслуженного жестокого наказания. Станиславский бы удавился от зависти.

Война и немцы. Детский сад, штаны на лямках и галстук бабочкой на заднице. Одно слово—баба…"

Ещё удар сердца, веки с ресницами резко взлетели вверх и я напоролся на острый, внимательный взгляд.

Выход волей.

Сквозь страх и недоверие…

21.04.3003 год от Явления Богини.Хутор Овечий.Ночь

Нужно было бы Ринку будить—мыть любимого хозяина—ее прямая обязанность, но Алекс пожалел уставшую за долгий день соплюшку. Да и нужды особой не было, огромная бочка на крыше моечной, наверняка, полна хорошо прогревшейся к ночи воды. Хуторская молодь предпочитала уличные души. Без особых удобств, зато быстро и нет нужды драить потом моечную. Старшие, тем более на глаза не лезли. подальше от хозяйских глаз, поближе к кухне. Ежедневное мытьё местными пока воспринимали как излишнюю глупую роскошь. Огромная же деревянная купель, что Чужак приказал соорудить в моечной вызывала почти суеверный ужас. Хозяйская прихоть, привилегия-с, не для сирых лапотников. Посягательство на огромную лохань а ля Древняя Япония воспринималось хуторянами чуть ли не как святотатство.

Прохладная вода ласково приняла усталое тело, подарила приятную легкость. Тусклый свет масляных светильников не напрягал глаза и впервые за нереально длинный день Алекса наполнил покой бездумья. Тишина, полумрак, треск горящих в печи поленьев и отблески огненных сполохов по бревенчатым стенам… Колготня последних дней отдалилась и он оцепенел растворившись в неспешно потоке времени.

Из нирваны вытолкнуло неясное беспокойство, вслед за тем холод основательно остывшей воды рывком вернул все чувства. Дрова прогорели и печь рдела красными углями. Обострившийся слух уловил чуть слышный шорох в соседней комнате. Алекс насторожился, но тут же не услышал, а совершенно внятно, хоть и не понял каким образом, почуял, что грызущая во дворе очередной мосол Рьянга совершенно спокойна и вновь расслабился. Однако, в бочке уже было холодно, потому пришлось вылезать. Растёрся вместо махрового полотенца куском толстого грубого полотна и, как был, голышом, дошел до печки. Засунул в топку три больших полена, с непонятным интересом долго смотрел как их постепенно охватывает пламя и только потом соорудил подобие римской тоги из лежавшей на лавке у входа простыни. Еще раз оглянувшись на разгоревшиеся поленья, легко толкнул тяжелую дверь и перешел в предбанник, он же—раздевалка, он же—комната отдыха.

Полностью раздетая Гретта едва заметно покачиваясь сидела на коленях у входной двери. Прямая спина, расправленные, слегка напряжённые плечи. Самую малость великоватые ладони безжалостно вцепились короткими ногтями в великолепные бёдра. И совершенно пустой взгляд. Услышав шум открывшейся двери, женщина медленно повернула голову и Алекса заворожило нереальное зрелище широко раскрытых глаз на неподвижном лице. Оживающих, начинающих блестеть и светиться жизнью.

Стряхнув оцепенение, сделал широкий шаг и опустился на одну из широких пристенных лавок накрытых вытертой от старости оленьей шкурой. Повозился пытаясь сесть поудобнее. Потом сполз на пол и откинувшись опёрся спиной о лавку. Совершенно неосознанно, Чужак устроился точно напротив огромных глаз. и негромко приказал:

—Рассказывай.

Гретта вздрогнула, медленно, словно в трансе повела головой. Склонилась, попытавшись привычно уткнуться лбом в хозяйские ноги, но полулежавший на полу мужчина чего-то такого ожидал и успел перехватить… Пальцы его правой руки жестко вцепились в короткие волосы, а левой он охватил женщину за талию.

"Да пошло оно всё! Хозяин я или где?! Рабовладелец или так, погулять вышел?!"

Алекс.21.04.3003 год от Явления Богини.Хутор Овечий.Ночь

Пару минут возни, несколько удивлённых полузадушенных писков… и небольшая комната с тёплым полом из широких хорошо выглаженных досок превратилась в весьма комфортное и уютное логово. Устроившись прямо на голых досках я полулежал опираясь на задвинутый в угол тяжеленный сундук прикрытый неплохо выделанной огромной мохнатой шкурой. Ещё одну такую же, но старую я сдёрнул с соседней лавки и затолкал под спину. Моя добыча столь же удобно пристроила свою упругую попу прямо на полу у меня между ногами, соорудила из моих бёдер неплохие подлокотники, а живот превратила в подголовник. То ли женщина окончательно успокоилась, то ли смятение перешло некий предел, но выглядела она спокойно и даже весьма активно повозилась устраиваясь поудобнее в импровизированном кресле.

Особой эротичностью наша обнаженка не шибала, хотя я с немалым удовольствием пристроил левую ладонь на приличных размеров мягкую грудь. К моему немалому удивлению, Гретта, несмотря на пятерых выкормленных собственным молоком детей и сорок с небольшим по земному счёту, ни заморенной непосильной работой и вечной беременностью крестьянской бабой, ни потасканной, вышедшей в тираж шлюхой женщина не выглядела. Впрочем, до своей погодки хозяйки "Домашней феи" хуторянка, не дотягивала. Уж больно живут бабы по разному… Или… нет?

Большая грудь давно потеряла и упругость, и форму. Крестьянская работа не пощадила руки и, особенно, кисти, а частое применение рабской плети вместо массажа и притираний катастрофически испортили кожу на спине, но фигура не расплылась, не одрябла, а непостижимым образом обрела и сохранила манящие пропорции. И в дополнение правильные тонкие черты и нежная, хоть и слегка суховатая после всех жизненных перипетий, кожа лица.

"Мдя-с. А приятная, позвольте заметить… тяжесть. На парочку дней пораньше и… А теперь вот, спасибо старательной девочке Рине, сохраняю индейскую невозмутимость а ля Гойко Митич[62]обратившись в Одно Большое Ухо. Уж больно интересные вещи мама Гретта рассказывает. Ещё и интересно рассказывает-то. Куда там косноязычному задаваке Шейну."

Разговорил бабу, хоть и не сразу. Она после моего доморощенного ужастика места всё себе не находила, ходила как пустым мешком из-за угла прибабахнутая. Еле-еле расшевелил. Строго по наставлениям вычитанным на досуге в научно-популярных книжонках по прикладной психологии начал с мелкого и маловажного. Вспомнил, как Ринка хвасталась, что тот красивый поводок сплетён по старинным канонам, потом то дурацкое дневное представление, ею же, вроде как, придуманное и выморщенное у меня, буквально, кровь из носу…

"Как инте-е-ере-е-есно! Ах как славненько легло в общую канву наивное, чуть театральное и трогательное до слёз материнское напутствие мамы Зиты. У меня все хитро-мудрые вопросики из башки словно мусор ветром вымело. Онемел аж. Ладно, Гретта спиной ко мне лежит, да и не до меня ей, совсем уж в себе потонула…

Мдя-с. Дурачок ты, однако, Твоё Оборочество. Сколь уже на хуторе торчишь. Баньку с туалетами да жрачку от пуза замутить хватило мозгов, а вот просветить тех, кому ты поперёк привычной жизни ни с того, ни с сего плюхнулся… Одно слово, попадун-попаданец! Ринку в постельке попытал слегонца словесно, а как поведала дева невинная, что свет впервые увидела на этом самом хуторе и дальше ближнего городка нигде не была, так и…

Порасспросить старших баб, да с самого начала, да с пристрастием, карма, видать, воспротивилась. Оно и понятно, воротá новые сгородить енто да, енто сразу кормильца-поильца, да работника справного видать. "Весомо, грубо, зримо". Прям дежавю какое-то. Сколько лет с Оленькой кувыркался всяко и разно со всем усердием, да с полным удовольствием, пока девка не вывалила на тебя же свою ну совсем не простую историю?! Туды её в качель, трижды в перехлёст через плечо, да коромыслом!

А Гретта уже и без моих вопросов рассказывала"

Я с отвращением пережёвывал осознание собственной тупости и не сразу услышал, что Гретта продолжает рассказывать уже без моих туповатых вопросов. У неё внутри словно плотину прорвало…

Аренг.Пятнадцать лет назад.На пути в Пограничье

Спускать шлюхе трактирную подставу Григ не собирался, за этакие подвиги беспутной лиходейке самое место в безымянной могилке чуть в стороне от проезжего тракта, но больно уж не хотелось терять жалованные королём земли. Да и обошлось всё… Ещё и прибыток. Братку, олять же, без бабы оставлять не стоило. Во избежание, так сказать… Вечером у костра приговорив кувшинчик затрофееного вина братья решили обойтись поркой, а для острастки припугнуть рабским ошейником.

Целых две седмицы небольшой караван из четырёх добротных купеческих фургонов ехал с немалой опаской. Первой повозкой правила Гретта. Ещё два шли без возниц, один за другим на чомбурах. На козлах последнего ехала Зита. Братья же лёжа в обнимку с арбалетами на крышах первой и последней повозок старательно бдили опасаясь погони.

За недолгое но весьма насыщенное пребывание в трактире Зита уяснила, что уготовила ей судьба. А сейчас Великая Богиня подкинула непонятное пока что-то. Неудавшейся трактирной подавальщице широкого профиля хотелось не просто покрепче приткнуться к компашке переселенцев, она была готова на всё, чтоб врасти в маленькую, но далеко не бедную семейку. Тем более, оба мужика явно холостяковали.

От принудительного общения с мерзким купчиком и его наёмными охранниками девку избавили столь радикально, что перепугали чуть ли не до усёру. Однако Старшинá не спешил надевать на неё рабский ошейник, хотя в сундучке под козлами самого большого фургона Зита усмотрела их не меньше десятка, да и по ухваткам чувствовалось привычное умение управляться с рабами. И ещё. За целую седмицу Григ порол всего два раза да и то розгами.

Едва встали на первую после трактира ночёвку, новый хозяин нетерпеливо затащил Зиту под высокий фургон ещё на ходу задирая на ней подол сарафана. Навалился лишая дыхания и одним грубым рывком насадил на свою окаменевшую от желания плоть. От страшной боли ржавой пилой резанувшей между ног едва не погасло сознание, но Зита всё же барахталась изо всех сил пытаясь сдёрнуть с лица плотную грязную тряпку. Для перевозбуждённого от пережитого во время кровавой бойни ужаса и злости на сестру Грига ощущение трепещущей от страха беспомощной добычи оказалось той соломинкой, что переломило спину верблюду. Он разрядился сразу, одним выстрелом и нелепо обмяк на распяленной бабе. Уже не надеясь, она ещё раз рванулась, пытаясь освободить из капкана в который превратился подол сарафана хотя бы руки и… из последних сил выдернула запрятанный глубоко в заднице Богини ДжекПот!