Замена. Последнее.

Повисла тяжелая тишина, раздавалось лишь тяжелое сопение споривших.

— Победы, — вдруг произнес Хорст. — Победы отца и его преклонный возраст заставляют короля торопиться. Пока все вокруг боятся Бродерика — можно рассчитывать на удачу. Когда отца не станет... Второго такого маршала у Хильдерика нет. И неизвестно, появится ли он когда-нибудь? Но в одном ты прав, герцог. Мы действительно виделись и даже разговаривали с Гровелем. Он искренне считает, что это ты обманул его. А отцу незачем разбираться в ваших сделках. Нам нужны лошади. Гровель сказал нам, как совместить его обиды и наши желания с тугостью твоего кошеля. Ты делаешь, то, что нужно нам и твои сокровища остаются с тобой. Или ты не делаешь этого и тогда о твоих делишках узнаёт король, и ты очень быстро становишься новым украшением Аллеи Одиноких Голов. Твоё имущество опишут, а родню сошлют в такую даль, где солнце всходит два раза за год — и то не всегда.

Хорст замолчал и отошел к окну, как бы давая коннетаблю возможность хорошенько обдумать сказанное.

— Что придумал этот пройдоха? — Не отрываясь от игры в "гляделки" с Бродериком, хрипло спросил коннетабль.

Никто, кроме Хорста, не заметил, как по той же лестнице, с которой сошел Борне, теперь спустилась его дочь. Она теперь была мало похожа на ту смешливую и любопытную девчонку, что помнил бывший маршал. Нет, сейчас пред ним стояло ожившее воплощение красоты. Екатерина расширившимися глазами смотрела на вызревающий скандал и не решалась произнести ни слова. А Хорст смотрел на первую красавицу королевства и постепенно приходил к мысли, что никакой Гровель не достоин стать её опорой. Да и королю, известному вертопраху и ловеласу эта девочка тоже не нужна: всё равно очень скоро Хильдерик забудет о супружеских клятвах. Он не раз говорил, что ему всё равно, кто будет согревать ложе в его королевской спальне — королевское величие не позволит ему отдать свою любовь одной женщине, лишив остальных подданных этого счастья.

— Ты выдашь свою дочь замуж! — Жестко сказал маршал.

— За короля? Она и так...

— Нет, не за короля, — оборвал коннетабля Бродерик.

— А за кого? За Гровеля?! — Лицо герцога Борне налилось красным, он вскочил с места и навис над маршалом — страшный и злой. — Да никогда! Ты слышишь, старый пень?!! Никогда и никто из рода Борне не станет опускаться столь низко!

— Нет, — вмешался Хорст. — За меня.

— Чего-о-о?! — В один голос возопили маршал и коннетабль.

— Но, как же король? — Продолжил коннетабль. — И причем здесь ты?!

— А что ты скажешь Гровелю? — Вторил ему Бродерик. — И где мы возьмем лошадей для Великого похода?

— Поверь, отец, когда я поговорю с Гровелем, задача собрать лошадей отпадет сама собой — я умею быть убедительным. А про короля я вам вот что скажу, герцог: вы знаете его ничуть не хуже, чем я. Скорее, даже лучше. Разве будет ваша дочь счастлива с ним? Стать королевой — это высокая честь! Но стать несчастной королевой — это страшное наказание. Достойна ли его Екатерина?

— Они помолвлены уже десять лет! — Возразил Борне. — Что скажет король? Что скажут при дворе? Что я скажу королю?

— Королю мы... найдем, что сказать. Допустим, пусть он думает, что бедняжка бесплодна. Зачем стране бесплодная королева? Гораздо важнее — как к этому отнесется невеста?

— Да! Надо позвать Екатерину! — Всполошился коннетабль и принялся оглядываться в поисках слуг. — О! А вот и она! Екатерина, ты слышала наш разговор?

— Отец, я...

Что хотела сказать девушка — осталось неизвестным, потому что в этот самый миг снаружи донесся жуткий вой и в унисон завопили десяток испуганных людей из числа дворни.

— Свинячий колдун! — Выкрикнул Хорст и, едва протиснувшись в окно, ринулся на конюшню, где должны были находиться лошади с несчастным бароном Радульфом Бешенным.

От ворот конюшни в страхе разбегались слуги коннетабля. Заскочив внутрь, Хорст увидел, как освободившийся от веревок Радульф раскидывает в стороны оруженосцев маршала. Эмиль сидел возле ближайшего к месту стычки стойла и баюкал окровавленную правую руку. Сквозь прореху в рукаве виднелась торчащая из-под кожи молочно-белая кость. В зловещей полутьме Эмиль сверкнул белками глаз и упрямо поднялся, сжимая свой меч уже в левой ладони.

— Оставь, Эмиль! — Успел крикнуть Хорст перед тем, как Радульф, лениво отмахнувшись от падающего на его голову меча, растопыренной пятерней ударил Эмиля в грудь. Послышался треск ломающихся ребер, и телохранитель маршала отлетел к каменной стене, сметя по пути хлипкую перегородку между стойлами.

— Иди сюда, орочья мразь, — прошептал Хорст, срывая со стены багор.

Радульф, словно услышав это, развернулся к нему, глаза его блеснули желтым, рот исказился в зловещем оскале, явив миру кривой ряд треугольных зубов, и он прыгнул вперед, сразу шагов на восемь, возносясь над Хорстом под самую крышу. Хорст махнул багром, но каким-то чудом не задел тварь, в тот же миг обрушившуюся на него сверху. Было в этом существе весу не меньше десяти пудов — Хорсту показалось на мгновение, что на его плечи упала вся конюшня.

Мерзкая тварь, в которую превратился барон, радостно заверещала, её ноги тисками сжали грудь Хорста, а когтистые лапы вцепились в голову, норовя выдавить глаза. Отбросив ненужный теперь багор, Хорст схватился за узловатые пальцы существа и, не мудрствуя долго, стал их выламывать. Такой оборот не понравился бывшему барону, после второго сломанного пальца он ослабил хватку, оттолкнулся от Хорста и приземлился на четвереньки на другом конце конюшни. Хорст огляделся вокруг, разыскивая багор.

В проеме ворот мелькнули лица Борне, Бродерика и ... Екатерины! Тварь тоже увидела их и, не глядя, что между ней и людьми всё еще стоит Хорст, бросилась на любопытных! Она оттолкнулась от пола, оказалась под потолком на стене и, живо перебирая всеми конечностями, понеслась прямо на людей!

Багор Хорста настиг чудовище, когда оно уже было готово прыгнуть со стены на голову Борне. Удар был такой силы, что крепкое древко лопнуло посередине, разлетаясь брызгами щепы в строны! Но та часть, что пронзила тело твари, уже надежно пришпилила её к стене. Для верности Хорст проткнул её ещё одним багром, закрепляя достигнутый успех. Он навалился на второй багор всем телом, всё глубже вгоняя его в щель между камнями кладки. Мерзкое существо извивалось подобно червяку на крючке, но освободиться теперь не могло. Оно было живо, и подыхать вроде бы ещё не собиралось.

— Уходите в дом, — яростно крикнул Хорст семейству Борне. — Бродерик, посмотри, что там с Эмилем и остальными! И, ради всего святого, дайте мне ещё что-нибудь!

О чем он просит первым догадался старый Сальвадор, во все глаза наблюдавший за развернувшейся в конюшне битвой. Он ужом протиснулся между стеной конюшни и замершим на пороге Гийомом Борне, подскочил к стонавшему Эмилю, подобрал выпавший из ладони телохранителя меч и бросил его Хорсту.

Двумя точными ударами, высекшими из камней искры, Хорст отрубил твари ноги, ещё три удара ушло на руки, после чего он устало оттолкнулся от багра и упал спиной в кучу соломы. Бывший барон рычал и подвывал, но все ещё был жив — пришпиленный к стене, лишенный конечностей, он уже не мог никому навредить, а боль и злобу свою выплескивал в змеином шипении. Кровь из ужасных ран пролилась на пол и образовала несколько черных луж, между островками соломы.

— Как ты? — Раздался над головой Хорста встревоженный голос Бродерика.

— Ребра болят, — сквозь зубы пожаловался Хорст. — Силен колдун. Зачем мы его сюда притащили?

— Было бы лучше, если бы он обратился в доме Гровеля? Или в тюрьме короля? — Бродерик опустился рядом, наблюдая за пришпиленной к стене тварью.

— Пожалуй, хуже, — согласился Хорст.

— Ты на него надел эту проклятую корону, тебе за него и отвечать. И, знаешь, я вот смотрел на то, что здесь происходило, и радовался как ребенок.

— Чему? — От удивления Хорст даже привстал на локтях.

— Что обратился не ты, а всего лишь этот бедняга Радульф. С тобой не справилась бы и сотня бойцов.

— Хм, я как-то об этом не думал, — Хорст снова растянулся на сене и счастливо улыбнулся. — Но ты прав. Сотня точно не справилась бы!

— Сальвадор! — От ворот раздался вопль Борне. — Ради всего святого — она ещё жива?

— Жива, господин, — отозвался слуга, с безопасного расстояния наблюдавший за тем, что осталось от Радульфа.

— Катерина! Быстро в дом! Сальвадор вылезай оттуда немедленно! Жан, Пьер, закрывайте ворота и сожгите к бесам эту конюшню вместе с поганой тварью!

— Я тебе сожгу! — Одним движением Хорст оказался на ногах и бросился наружу, спеша предупредить раздачу глупых распоряжений. — Я тебе сейчас и конюшню, и дом и еще полгорода сожгу! Так-то ты о будущем зяте заботишься?

— Я не..., я... мне показалось, — мямлил коннетабль. — Тварь не опасна?

— Нет, — Хорст на мгновение задумался: — Только для трусов.

— Слава Всеблагому!

— Что мы не они?

— Что тварь неопасна, — поджав губы, объяснил свои слова герцог. — Что думаете с ней делать?

— Пригодится ещё.

Хорст не нашел нужным объяснять, для чего может понадобиться ему оборотень, а Борне посчитал ниже своего достоинства ещё раз задавать вопрос. Некоторое время они пристально смотрели друг другу в глаза — герцог негодующе, а Хорст насмешливо. Потом коннетабль развернулся на каблуках и, привычно задрав голову и выпрямив спину насколько мог, гордо прошествовал через двор, подобный великим триумфаторам древности. Хорст осмотрел свое потрепанное в схватке платье, смахнул на землю несколько соломинок, прилипших к ткани, очистил подвернувшейся под руку щепкой левый сапог от раздавленного подошвой навоза, и таким образом приведя себя в порядок, прошел через разоренную конюшню — посмотреть, что там с охраной маршала.

Эмилю было совсем плохо. Каждый вдох, казалось, причиняет ему невыносимую боль. Сломанная рука при падении оказалась под ним и, похоже, теперь была сломана в двух местах. Он был в сознании, но глаза его бессмысленно вращались, не останавливаясь ни на чем, а изо рта стекала тонкая струйка розоватой слюны. Хорсту случалось видеть ранения и пострашней, но Эмиля было особенно жалко — все-таки уже десять лет вместе. Он присел перед Эмилем и, взяв его левую ладонь в обе руки, замер.

К телу телохранителя постепенно собирались разбросанные чудовищем по конюшне оруженосцы. Некоторые хромали, другие скрипели зубами, двоих товарищи притащили на руках и положили рядом с Эмилем. Эти двое были мертвы — у первого, имени его Хорст никак не мог вспомнить, отсутствовало горло, вырванное оборотнем, а у виконта Бри на месте затылка обнаружилась жутковатая дыра, из которой, пока его несли, вывалилось несколько сгустков, похожих на комки манной каши, испачканной в каком-то варенье.

Но в глазах уцелевших и раненых Хорст читал явное восхищение своим недавним подвигом.

Сзади подошел Бродерик — Хорст догадался об этом по изменившимся позам воинов.

— Я приказал привести сюда лекарей и священников, — донеслось из-за спины. — Радульфа нужно убрать до их прихода. Боюсь, слухи пойдут по городу некрасивые.

— Эмиль совсем плох, — поднимаясь, сказал Хорст. — Придется оставить его в Мериде. Виконт Сардо, побудешь пока старшим. Радульфа спрячьте в мешок... После того, как я с ним закончу. Дай-ка, виконт, твою рукавицу.

Получив желаемое, Хорст попытался всунуть правую руку в кольчужную перчатку оруженосца, но, едва её не порвав пополам, вернул виконту со словами:

— Маловата рукавичка... Так хотелось его рукой пощупать... Жаль, мала рукавичка! Дай-ка мне шестопер!

Получив оружие, Хорст в несколько быстрых шагов оказался перед висящим на стене телом оборотня. Существо перестало шипеть и извиваться, маленькие желтые глазки настороженно следили за каждым движением человека.

Левой рукой Хорст крепко ухватился за остатки волос на уродливом черепе, оттянул мерзкую голову на себя и несколько раз мощно воткнул шестопер в ощерившуюся пасть, выбивая и кроша острые зубы. Оборотень взвыл, разбрызгивая по сторонам кровавые капли. За что сразу же и поплатился разбитыми ушными хрящами.

— Пожалуй, вот так! — Хорст бросил оружие на грязный, залитый вязкой кровью, пол. — Приберитесь тут за мной, скоро поедем. Гадину в мешок, Эмиля и раненых — лекарям, а покойных нужно передать родне. Идем, маршал, мы здесь больше не нужны.

В зал они вернулись вместе. Борне одиноко ждал их и, как только они появились, тотчас велел Сальвадору привести дочь. Пока старый слуга бегал по дворцу, разыскивая невесту, все трое напряженно молчали. Наконец, коннетабль не выдержал:

— Откуда это в моём доме?! — Зло выкрикнул он.

— Мы привезли, — равнодушно ответил Хорст, задумчиво глядя в окно.

— Зачем?! В мой дом?! Господь Всеблагой, зачем?! В мой дом! — Герцог вскочил со своего места и подбежал к Бродерику. — Это ты придумал, старый... Зачем?

— Король не захотел оставить его себе, — просто объяснил маршал.

— Причем здесь король?!

Маршал загадочно пожал плечами, показывая, что более на эту тему говорить не желает. Хорст хмыкнул.

— Отец! Ты звал меня? — Со стороны лестницы послышался голос Екатерины.

Она уже стояла на самой нижней ступени, но не отваживалась сойти на пол.

— А, дочка, — моментально успокаиваясь, пробормотал коннетабль. — Да, да, я звал тебя.

Он подошел к Екатерине, прижал её голову к груди и, бережно оглаживая её волосы, спросил:

— Скажи, солнце моё, ты пойдешь замуж за этого вот? — Он мотнул подбородком, указывая на улыбающегося Хорста. — Он сын герцога Лана. Внебрачный.

Екатерина отстранилась от отца, их с Хорстом взгляды пересеклись, несколько мгновений казалось, что между ними натягивается какая-то незримая нить, потом наваждение спало, дочь герцога утвердительно кивнула и, порывисто развернувшись, побежала по лестнице вверх, туда, где виднелось любопытное лицо служанки Анны.

— Чудненько, — прокомментировал сцену Бродерик. — Пожалуй, за это стоит выпить!

Со двора герцога Борне отряд выезжал в сильно поредевшем составе. Настроение у всех было неважным: Хорст соображал, что следует говорить королю, оруженосцы переглядывались, вспоминая недавнюю битву с Демоном. И лишь один маршал выглядел деревянной статуей языческого божка, спокойно взирающим на мир с высоты своего возвышенного положения. На улице Рыбников Бродерик остановился и заявил:

— На сегодня осталось еще одно дельце. Думаю, стоит навестить господ Езефов, познакомиться со скорбящей вдовой казначея Мгебе Зая Третьего.

— Я и забыл уже, — усмехнулся Хорст. — Давай заедем, нужно как-то привести дух в порядок. — Он посмотрел, куда направил свою лошадку маршал, и добавил: — Хоть пособачимся вволю.

Отряд свернул на кривую улицу Собачьих Забав, названую так за пристрастие жителей к собачьим боям и ставкам на псов, и, пробравшись по ее загаженной нечистотами мостовой, оказался на Дороге Вечной Веры. Здесь, в самом ее конце, за Святоместным Круглопамятным Собором, посвященным Святому Липернуарию-Гонителю, нашелся короткий переулок Чистых Уличных Дев, где третий от начала дом и был жилищем и конторой местных менял из обширного семейства Езефа. Время было уже позднее и ворота, обычно распахнутые настежь, были уже закрыты.