Записки судового врача: Отголоски прошлого

— Я! Я первый! Меня-меня! — заголосил мастер парусов, проталкиваясь вперед так, словно его не пускали. Странно, что он никогда не бывал в этих местах... На судового врача этот парень всегда производил впечатление бывалого моряка, и он только недавно узнал, что Элоиз нанялся на "Сколопендру", когда та уже была порядочным торговым судном. А ведь так и не скажешь, пират пиратом...

— Давай сюда, Эльза, за борт, — широким жестом первый помощник пригласил того к бочке. — Ты на славу сегодня потрудился, заслужил награду... А кто хорошо работает, тот и отдыхает с размахом.

А черноволосый явно знал, что нужно делать, и, не растерявшись, одним прыжком нырнул в бочку. На палубу выплеснулась вода, и голова парня, довольно отплевывающегося и отфыркивающегося, показалась на поверхности. Потом ему торжественно подали чарку...чего-то, явно не ромашкового чаю.

— Еще! — воскликнул он, залпом осушив напиток и облизнув губы.

— Обойдешься пока что, — хохотнул Бертоло. — Теперь самое главное...

Самым главным оказалось то, для чего старик просил у врача иголки. А доктор-то мог бы и сразу догадаться... Морякам ведь положено прокалывать уши в честь определенных знаменательных событий, а это — знаменательней некуда. Тут уже сама Шивилла поднесла своему первому помощнику холщевый мешочек, в который тот, не глядя, запустил руку и наугад вытащил одну серьгу из запаса когда-то купленного или украденного и заначенного до подходящего момента. И было во всем этом процессе что-то волшебное, почти гипнотическое... А за Элоизом с готовностью пошли и другие моряки, спешившие под общие одобрительные выкрики и поздравления поскорее проститься с невинностью...своих ушей. Последним как самый младший оказался Армин, с огромным нетерпением дождавшийся, наконец, своей очереди и больше всех радовавшийся новоприобретенному знаку отличия, им мог бы гордиться его капитан, оба капитана... Или все-таки предпоследним?..

— Так... Кто у нас еще остался непосвященным? — строго проговорил старик, окидывая взглядом радостную гурьбу матросов, и остановился взглядом на Лауритце. Траинен в это время уютно, почти как в кресле, расположился в свернутой бухте каната, положил подбородок на сцепленные в замок руки и наблюдал за вершившимся действом с задумчивой, чуть глуповатой улыбкой. Точно как случайный зритель. — Эй, доктор Ларри, что ты расселся в углу так скромно, как неродной?! Иди сюда скорее!

— Кто, я?.. — переспросил Ларри, словно бы очнувшись от дремы.

— Нет, я... Да ты конечно, ты, кто же еще! Давай, доктор, не робей, будем посвящать тебя в морские волки.

— Кхм... — Траинен принял менее вальяжную позу, но вставать, кажется, не торопился. — А может быть, меня не надо?.. Все-таки я не столько моряк... Я же медик, и мне это, пожалуй, не нужно, у нас так не принято...

— Да полно тебе, хорош прибедняться! Ишь ты, вумный какой, делать вид, что тут он не при делах и как бы совсем ни при чем... Нет уж Ларри, не пытайся соскочить, мы все знаем, что ты с нами заодно. Мы одна команда, и у НАС так принято, — первый помощник старался сделать свой тон как можно более строгим, но в уголке его единственного глаза лучился пучок улыбчивых морщинок. — Тащите его сюда, ребята.

Двое дюжих матросов с готовностью подлетели к судовому врачу и тут же, несмотря на его слабые попытки к культурному протесту, подхватили его с двух сторон под белы рученьки и потащили к бочке. Ларри даже палубы едва касался подошвами сапог... Не то чтобы доктор сдрейфил...но немножко не по себе ему действительно стало. Он и не думал неуважительно относиться ко всем подобающим морским традициям, многие из них казались ему завораживающими своей странностью... Но когда эти первобытные пляски вокруг убитого кита или ритуальное нанесение каких-нибудь татуировок непристойного характера должно было коснуться его собственной шкуры, университетский интеллигент сразу задумывался о том, как при этом будет выглядеть со стороны.

— Ну-ка, макай его в бочку! — со смехом скомандовал старпом, взмахнув загорелой рукой.

— Хэй-хэй-хэй!.. Отставить макать судового врача! — воскликнул Ларри, когда его занесли над тарой, в которой до него уже успела перекупаться куча народу, и попытался упереться в ее обруч каблуками. Но сопротивление оказалось бесполезным, и доктора под дружный хохот окунули с головой, еще и макушку его рыжую для верности рукой притопили. Морская водица через край плеснула на палубу (и как там столько умещается...), а Лауритц, не успев набрать воздуха в легкие, от неожиданности чуть не захлебнулся. А когда он вынырнул на поверхность, ему не дали ни опомниться, ни глаза продрать. Бертоло уже сунул ему под нос чарку, и доктору не оставалось ничего другого, кроме как послушно проглотить ее содержимое, оказавшееся черным ромом с патокой.

— Вот молодец, сынок... — старпом одобрительно похлопал кашляющего и судорожно хватающего ртом воздух судового врача по спине. — Вот видишь, как хорошо искупался. А то прынцессой тут себя возомнил, тоже мне, было бы из-за чего ерепениться...

— Ну, что теперь?.. — поинтересовался рыжий, самостоятельно выбираясь из бочки, увеличивая тем самым размеры огромной, растекающейся вокруг лужи, и утирая мокрые усы насквозь мокрым рукавом. — Ухо?..

— Так точно! Садись, отдыхай...

Наряду с глупостью и поистине детским упрямством своего поведения, Ларри осознал всю порядочность и дружелюбие окружавших его моряков. Над ним не ржал уже ни один, даже Ламберт. И когда судовой врач присел на место, на котором над ним должны были совершить эту маленькую косметическую операцию, все довольно улыбались, но не насмехался никто. Старый одноглазый пират как следует накалил иглу, как и в прошлые разы, крепко ухватил Траинена пальцами за ухо и оттянул мочку. Читать сейчас опытному пожилому человеку лекции о асептике и антисептике было так же неуместно, как и проповедовать любовь к ближнему в племени людоедов, поэтому сейчас доктор благоразумно промолчал, справедливо решив, что со своими (и со всеми чужими) осложнениями потом сам разберется в отдельном порядке. Одна секунда, и игла вонзилась в намеченную точку, и боли при этом не было совершенно никакой. Вряд ли этому поспособствовал ром, скорее всего, просто общее возбуждение и приподнятое настроение...

— Вот, полюбуйся, — Бертоло с самым довольным видом протянул ладонь и продемонстрировал своему младшему коллеге приготовленную серьгу. Чувство прекрасного не было чуждо Лауритцу, и он с долей восхищения провел кончиком пальца по красивому серебряному полумесяцу на крепкой дужке, а затем украшение отправилось на свое законное место — в свежепроколотое докторское ухо. — Все готово, доктор Ларри. Поздравляю с еще одной успешно пройденной степенью, которая приближает тебя к вершинам морского братства.

— Спасибо, — Лауритц растерянно улыбнулся и потрогал ухо, красное и отекшее, но зато ухо бывалого моряка, а не изнеженного домашнего лекаря. Это лучше, намного лучше, чем какая-нибудь наколотая на плече эротическая иллюстрация... И доктор решил, что будет носить серьгу с достоинством, как почетный знак отличия, а не как метку воров и разбойников, что бы там ни думали по этому поводу окружающие.

— Троекратное ура доктору Ларри Траинену! — раздался чей-то звучный голос, и остальные его с готовностью подхватили, что заставило уши Лауритца еще больше покраснеть, на этот раз от смущения. — Ура! Ура! Ура!!!

— Ну, что ж... Поздравляю с посвящением, сэр доктор! — Шивилла мягкой походкой прошествовала к своему кавалеру, одарив его лучезарной улыбкой и не менее сияющим взглядом. Капитанша не скрывала своего довольства, и настроение у нее явно было приподнятым, даже каким-то слегка...игривым. — Теперь ты можешь считаться настоящим морским волком, класть ноги на стол в портовых кабаках и получать там бесплатную чарку рома, плевать на палубе против ветра и носить одежду наизнанку... — расписывая полагающиеся ему привилегии, Гайде продолжала хитро улыбаться, глядя прямо в синюю глубину его глаз, а затем перевела взгляд на серебряную серьгу. — А тебе идет.

— Спасибо, дорогая...главное, что тебе нравится.

— О, будь уверен, мне очень нравится... — девушка слегка пригладила обеими ладонями влажные рыжие волосы судового врача, коснулась его правого уха и опустила руки ему на плечи, насмешливым жестом заботливо оправляя на нем насквозь мокрую одежду. А затем прильнула к нему в страстном поцелуе. Почувствовав горячие, с соленым привкусом моря губы Шивиллы, Ларри словно обжегся ее дыханием. На секунду он хотел даже присмирить ее пыл, потому что все взгляды сейчас были устремлены прямо на них, и они же, в конце концов, не животные, чтобы вот так просто поддаваться... Но тут же решил, что ну их всех к морскому дьяволу, пускай смотрят, пускай смеются, пускай завидуют и шепчутся за их спинами... Ведь на самом деле в эту секунду весь мир существует только для них двоих, они — король и королева на этой зыбкой палубе... И он с наслаждением ответил на требовательный и настойчивый капитанский поцелуй.

— Эх... Ну вот где справедливость в этой дерьмовой жизни, а? — наигранно удрученно вздохнул Варфоломео Ламберт из своего угла. — В капитанской койке прописался судовой врач... Старпом обжимается с кокшей... У всех уважаемых людей кто-то есть, кроме меня. А ведь так хочется иметь близкую, родственную душу... — в поиске благодарного зрителя для своего театра одного актера Барт покосился на мастера парусов.

— Эй, пеленгас, ты на меня так не поглядывай! — мгновенно возмутился Эльза. — А то я тебе и гляделку могу ковырнуть, сразу станешь братом-близнецом нашего Бертоло, — добавил он скорее насмешливо, чем беззлобно, достав засапожный нож и совершив им в воздухе характерное движение, словно бы вырезал глазки у картофельных клубней. — У тебя вон попугай есть.

— Попугая не трожь! Попугай — это святое...

В ответ на ехидный хохот парня блондин для порядка издал еще один трагический вздох и побрел туда, где по до смешного маленьким чаркам разливали ром и строгали на закуску твердокаменную копченую колбасу, по пути затянув лирическим баритоном дурацкую, шутовскую песенку:

Наш корабль белой птицей

Колыхался над волной,

Я с красавицей-девицей

Возвращался в порт родной.

И, от страсти изнывая,

До венца не дотерпел.

Я любил тебя, родная,

Но жениться не хотел.

Незатейливый мотивчик был моментально подхвачен моряками, и вот уже дружный хор вовсю горланил потешные куплеты и до боли жизненный припев. Громче всех, кстати, распевал боцман:

Вдруг пираты покусились

На корабль прекрасный наш.

И за нами вслед пустились,

Взяли нас на абордаж.

Шпаг мелодия стальная —

Это храброго удел...

Защитил тебя б, родная,

Но сражаться не умел.

Чтоб не стать пиратской бабой,

Прогулялась по доске,

И тебя морские крабы

Обнаружили в песке.

Чайки плакали, стеная,

И прибой уж отшумел...

Я бы спас тебя, родная,

Только плавать не умел.

Судовой врач, не бывший знакомым с этим перлом народного творчества, заслушался, но его отвлекла капитанша, настойчиво потянувшая его за руку в сторону своей каюты.

— Пойдем, Ларри, — позвала она, заговорщически подмигнув, — сейчас они и без нас справятся, а я планирую по-своему отметить эту маленькую победу...

В капитанской каюте было сухо и тепло, в кормовые оконца заглядывал вечер. "Сколопендра" оставляла за кормой коварный Рогатый мыс, где-то за ней, как верный пес, следовал "Трехмачтовый"... Темнеющее небо, кобальтово-синее в своей вышине, у самого горизонта смешивалось с морем, выполаскивая клочковатые тучи в лиловой акварели. Как бы ни волновалось море, как бы ни качалась под ногами палуба, эта едва различимая, тонкая линия горизонта, готовая вот-вот совсем исчезнуть, казалась идеально ровной, создавая иллюзию покоя. Вот и фонарь, висевший под подволоком, казалось, вовсе не раскачивался на крепивших его цепях, а оставался неподвижным, а это все каюта ходила вокруг него, как планеты обращаются вокруг недвижимого солнца... Неровное освещение озарило рыжие кудри капитанши, с ногами умостившейся на своей постели, отчего казалось, что в ее локонах пляшут настоящие язычки пламени.

— Знаешь, Ларри, что одна из самых гадких штук, которые могут случиться на корабле?..

— Что? — тут же сдался Лауритц, решив не ломать себе голову лишний раз над шивиллиными загадками.

— Пожар в открытом море... А я уже, между прочим, вся горю. Ты тушить собираешься или как?

Судно торговое, повадки пиратские, дисциплина почти что военная... Без вопросов, с практически солдатской прытью судовой врач уже снял сапоги, из которых тут же вылилась вода, и присоединился к мадам Гайде в койке. И вот уже пальцы Лауритца с точностью медицинских манипуляций расправлялись с капитанскими пуговицами, а девушка обходилась с его одеждой гораздо более бесцеремонно, зная, что все равно потом чинить не ей придется... Шивилла притянула мужчину к себе и обвела влажным языком его ушную раковину так, что у доктора по спине пробежали мурашки, а затем зацепила зубами сережку и легонько потянула ее, отчего из свежей ранки выступила капля крови.

— Ммм...какой ты...пират... — довольно промурчала она. — Возьми же меня на абордаж, пиратский доктор... — и неожиданно добавила: — Скажи мне что-нибудь грязное. Выругайся как-нибудь заковыристо.

— Фиалку мне в петлицу и герань на подоконник, Шивилла.

— Ну нет, так ругаются девочки-цветочницы... Скажи что-нибудь Действительно Грязное и мерзкое...

— Хм...дай подумать... Газовая гангрена.

— Ого. Ух, какой ты нехороший, доктор... — рассмеялась капитанша, распластываясь на не слишком просторном ложе поверх дорого расшитого покрывала, которое никто не собирался щадить.

— Да вообще... Поражаюсь, как меня такого только земля носит...

Глава 10. Орел или решка

Если твой путь долог, однообразен и гладок, как пресловутая скатерть, то героем себя можешь почувствовать, даже преодолев на нем средних размеров холм. Несмотря на то, что где-то далеко впереди еще ожидает настоящая горная гряда... На море, конечно, ситуация была несколько иной, расслабляться и гордиться собой в любой момент было слишком рано и чревато разными нехорошими последствиями...но это не значило, что неписанное правило никто не нарушал. Вместо того чтобы думать о том, как добывать сокровища, как правило, не имеющие обыкновения заскакивать в карманы сами собой, и как потом везти их той же самой дорогой, моряки, не сговариваясь, решили немного пожить сегодняшним днем. Действительно, а отчего бы и не пожить, если уже вторые сутки паруса раздувает попутный ветер, а корабль успешно вошел в воды моря, именуемого Звездным. Не зря же оно так называется, вот и настал их звездный час... Даже погода, казалось, образумилась, небо было ясным, а над акваторией пригревало солнце... Пожалуй, даже чересчур жарко, отчего вода с палубы испарялась быстрее, чем ее успевали стирать шваброй, и оставляла после себя грязевые и солевые разводы. Как по правому, так и по левому борту вдали четко виднелась полоска суши, а впереди расстилалась бесконечная равнина слепящих солнечных бликов...