Берег мой. Книга 1

Она посмотрела на телефон. Позвонить сейчас... Сергей будет рад. Она так редко радует его последние дни — все от той же усталости. Эта мука способна заглушить даже такую любовь, как у них, убить любую страсть.

Оксана зажмурилась, представив рядом Сергея, ощутила касание его губ, шершавость рук, иссушенных мелом и табаком... Плоть, раскрепощенная вином, заныла от внезапного желания. Рука потянулась к телефону.

Позвонить и положить трубку. Прошептать: "Я люблю, я хочу тебя, Сережа!" Муж не услышит. Хотя — как же не услышит, непременно спросит, кому звонила. Подружке... маме... ночью? Нет, нельзя. Или?..

Нельзя.

Оксана стиснула зубы, вытерла насухо слезы. Встала, подошла к серванту. Взяла Павлушкину фотографию, поднесла к свету. Павлушка смотрел весело, доверчиво распахнув ясные глаза. Не подозревает, что скоро останется без мамы... "Он и так без мамы, — оборвала она жалостные мысли. — Бабушкин и дедушкин. А мама для него — будто и нет. Не заметит перемены". Она огляделась.

Который раз она оглядывает свою обстановку глазами чужого человека. Есть ли тут что, ради чего стоит предать любовь — самое высокое и священное, что было у нее до сих пор? Взгляд упал на маленькую икону над диваном.

Бог. Который Сам — Любовь. Это Он кинул их навстречу друг другу. Это Он устранял все преграды. Он хранил до поры ее женственность, и Он заставил ее пробудиться в самый неожиданный момент от случайной и неохотной близости с едва знакомым человеком, ближе которого теперь никого нет. Простит ли Он предательство? Ведь она столько просила Любви и — ей дали, так что ж теперь, отказываться? Не надо, заберите себе, обойдусь, мне и так хорошо? Так ведь это хорошо, пока он с тобой, любит, мучается сейчас в своей пустой квартире, не спит, курит и думает о тебе. А не станет его — и что останется от этого "уюта"? Ведь возненавидишь и сына, и мужа — еще страшнее, еще непримиримее!

Нет, нет, Господи, я принимаю дар Твой. Принимаю. И — будь что будет.

Раздались шаги — кто-то прошел в уборную. Оксана затаила дыхание. Услышала знакомое покашливание. Димка! Мигом схватила трубку, набрала номер.

— Да?

— Сережа? — горячо зашептала она. — У меня секунда. Я люблю тебя! Я хочу тебя, слышишь? Безумно, жутко, хочу! Я твоя, твоя, навсегда! Во вторник увидимся. Пока.

Он что-то шептал в ответ, но Оксана поскорее положила трубку, пока в уборной лилась вода.

Когда она пришла в маленькую комнату, мужчины оживленно обсуждали свои институтские дела. Оксана положила на кровать стопку белья для Алексея и стала убирать со стола. Дима взял с холодильника шахматную доску.

— Ну что, отыгрываться-то будешь?

Бурмин потянулся, зевнул, посмотрел на часы.

— Черт... Третий час. Ну, давай. Завтра никуда не идти, отоспимся.

— Вы играйте, а я спать пойду, — сказала Оксана, отводя глаза от шахмат.

— Ага, — рассеянно отозвался муж, расставляя фигуры.

— Спокойной ночи, — Алексей, как и полагалось гостю, был галантен, удостоил хозяйку прощальной улыбкой и воздушным поцелуем.

Оксана принужденно рассмеялась и вышла. Чужой дом, чужие люди. Когда же она наступит — настоящая жизнь?

20

Жуть-кошмар просыпаться в темной и пустой комнате. На секунду Саше стало страшно: неужели все ушли, а ее так и оставили, во сне встречать Новый Год?

Она поднесла к глазам будильник. Пять часов. Утра или вечера?

Зевая, она нашарила на тумбочке очки, надела их и побрела к выключателю. Вспыхнула привезенная Алексеем двухсотка, и Саша зажмурилась, успев увидеть царивший в комнате беспорядок и обрадоваться. Все разом осозналось и вспомнилось — и что было сегодня, и что еще предстоит.

Сегодня, 31 декабря, утром, они с Ольгой ходили к Лагутину в ИЯФ сдавать последние задачки на зачет. Сдавали прямо в холле, разделенные с преподавателем железным барьером проходной. Готовясь, они не спали больше суток, однако рассказать решения сумели, и даже на какие-то вопросы ответили, так что вернулись домой окрыленные, с полным набором зачетов и допуском на экзамены. Не всем так везло.

Особенно обидно было за Наташку, у которой преподу-механику приспичило аккурат три дня назад уехать в командировку вплоть до начала сессии, и он "обрадовал" свою группу известием, что у кого зачета нет, тот будет получать его на экзамене, а сам экзамен сдавать вместе с двоечниками, на пересдаче. При всем понимании, иначе, как коварством и вредностью такой поступок назвать было нельзя. Особенно с точки зрения тех, кто неожиданно остался с "хвостом".

А у Саши "хвостов" нет. И у Ольги тоже. У них даже троек за дифзачеты нет! Лично Сашину зачетку украшают уверенные "хорошо" по лабам и английскому, и "отлично" по теории физического эксперимента. С таким прошлым можно без страха смотреть в будущее. Там, конечно, маячит неведомый еще кошмар: сессия, три экзамена. Но это далеко. А близко — праздник!

Первый Новый Год, который она проведет не с семьей, а с друзьями. И не отщепенцем, не отверженной, не лишней будет она на этом балу, а полноправной участницей, признанным членом компании.

Саша не уставала удивляться, почему у нее до сих пор не возникло проблем в общении. Казалось бы, именно здесь, вдали от защиты домашних, живя в общежитии, в вынужденной близости к "коллективу", она должна была стать парией, причем, быстрее, чем обычно. Но не стала. Наоборот, дружба с Ольгой крепла день ото дня. Таня и Наташка тоже ее любили — не просто терпели ее общество за неимением иного, а часто специально искали его, предпочитая другим. И даже компания девчонок "снизу", из 322-й комнаты, принимала Сашу, и она чувствовала, приходя в гости, что ей там рады — как и любому другому нормальному человеку, не заклейменному печатью отвержения.

Обо всем этом размышляла Саша, пока стояла, прислонясь к косяку; как включила свет, так и забылась воспоминаниями да раздумьями. Нечасто удается оставаться одной. А время меж тем идет.

Вернувшись из института, они с Ольгой посчитали, сколько часов подряд провели без сна. Получилось по сорок семь. Ольга сказала, что не будет специально дотягивать до двух суток, завалилась в постель и почти сразу уснула. Но Саша была чересчур возбуждена и рада, и по этому поводу великодушно взяла на себя чистку и нарезку селедки на праздничный салат "шубу". Успокоив этой кропотливой и малопривлекательной работой нервы и совесть, она тоже легла спать, гордо занеся в список личных рекордов сорок девять часов чистого бодрствования.

Это было в час дня, а сейчас четверть шестого, надо заняться делом. Саша огляделась и увидела на тумбочке листок бумаги. На нем красивым Наташкиным почерком были написаны указания по нарезке овощей.

Хорошо отмечать праздники толпой. Внизу девчонки с утра лепили пельмени и пекли гигантский "Наполеон", а за 422-й были салаты и "Бедный студент". Название было дано в насмешку: торт включал в себя мед, коньяк и изрядное количество сахара, сливочного масла и сметаны.

Саша полюбовалась на высокую стопку румяных коржей, выросшую на столе, пока она спала, осторожно переставила блюдо на тумбочку, и с азартом приступила к выполнению Наташкиных указаний.

21

— Сашка, ты что такая мрачная?

Саша через силу улыбнулась подсевшей Наташке:

— Ничего я не мрачная.

— Да я ж вижу! С самого начала сама не своя.

Саша только вздохнула, следя исподлобья за танцующими парами. Зрелище было удручающим. Вовчик (еще один второкурсник) и Тамара, похожая на цыганку, тесно обнявшись, топтались в самом темном углу. В их сторону вообще лучше было не смотреть. Борис с Олесей, устав вальсировать, пробовали какой-то другой танец, то ли танго, то ли ча-ча-ча — Саша в этом не разбиралась, но завидовала отчаянно, и оттого злилась еще больше. Сергей с Ольгой танцевали просто, "по-дискотечному", при этом что-то обсуждали. Судя по лицам, не особо приятное. Кати — их так и называли, потому что они всегда и везде были вдвоем, с самой абитуры — танцевали молча, закрыв глаза, с поразительной точностью согласовывая движения, сходились и расходились, легко касаясь друг друга.

— Пошли на дискотеку? — предложила Наталья, тоже чем-то удрученная.

Саша молча встала, и они вдвоем вышли из комнаты. Кто-то из Кать окликнул их, но они не оглянулись. Саша вдруг воодушевилась. Ожила уснувшая было надежда на чудо, которое должно случиться сегодня, в такой удивительный и по-настоящему новый Новый Год.

Про Бориса, похоже, пора начать забывать — как и про Игоря. Как и про другие, столь же необоснованные ее фантазии. Но — может, все-таки?..

Затаив дыхание, спускалась она на первый этаж, проталкивалась через прокуренную и пьяную по случаю праздника толпу перед холлом. Стараясь, как всегда, от самой себя спрятать ожидание чего-то изумительно хорошего, принялась подпрыгивать под немелодичные звуки странной музыки, подпрыгивать осторожно, чтобы не сильно колыхалась большая грудь, не так заметно была ее редкая неспособность владеть телом. Ах, было бы оно поменьше да полегче!

Начался медленный. Саша отошла к стенке. Наташка пошла за ней, но на полпути была перехвачена незнакомым молодым человеком. Саша беспрепятственно добралась до своего уголка. Возродившиеся надежды таяли быстрее нечаянного сентябрьского снега. И, как этот снег, были нелепыми и никчемными. Она поискала глазами давешнего парня, похожего не то на мушкетера, не то на средневекового рыцаря, единственного, кто по неведомой случайности вдруг захотел с ней танцевать два месяца назад. Но его не было. И хорошо. Вряд ли бы он стал приглашать ее второй раз.

Вокруг было неуютно, и на душе делалось все более... гнусно. Музыка была непонятная, как будто вовсе без мелодии и смысла, знакомых лиц тоже не видно, все чужие и пьяные, а некоторые и вовсе подозрительно возбужденные... Саша не знала, как выглядят наркоманы, и все же вид некоторых ребят наводил на жутковатые размышления. Все кругом пропахло ароматическими свечами. У них были такие, Наташке удалось купить десяток, — как они сначала радовались диковинке, теперь же этот резкий запах, заметный даже на фоне обычного крепкого амбрэ дискотеки, вызывал тошноту и грозил удушьем.

В середине танца подбежала взъерошенная Наташка.

— Пошли отсюда.

Саша глянула вперед, в середине зала стоял, покачиваясь, бывший Наташкин кавалер. Увидев Наташку, двинулся в их сторону, выкрикивая заплетающимся языком что-то нецензурное. Девушки поспешно нырнули за чьи-то спины и бегом покинули холл. Поднимаясь по лестнице, Саша услышала позади странные звуки. Она обернулась и схватилась за перила, боясь свалиться в обморок: внизу какой-то паренек пытался идти, согнувшись пополам, изо рта его хлестала толстая струя белой, густой жижи. Зловоние сделалось нестерпимым, ноги стали слабеть.

— Чего стоишь, бежим, — крикнула сверху Наташка.

Саша отцепила мокрые и заледеневшие пальцы от перил лестницы и помчалась, перепрыгивая через две ступеньки, скорее, скорее — домой, в свою комнату, и чтобы еще...

Ей думалось, что она больше никогда не пойдет на дискотеку. И вообще, вряд ли когда выйдет из блока.

22

— По аэродрому, по аэродрому лайнер пробежал, как по судьбе, — тихонько мурлыкала Саша, рисуя очередной самолет. А на нем — большой иллюминатор, и там — себя.

С каждым днем эта мысль все сильнее теснила все прочие: домой, скорее домой... Остался один экзамен. Послезавтра. И потом — все!!! "Если сдам", — привычно оборвала она мечты, не позволяя им быть слишком смелыми.

— Сергей Валентинович, а можно еще вопрос? Вот тут, в доказательстве теоремы Вейерштрасса...

Аудитория зашуршала тетрадками.

— Теорема Вейерштрасса — это про что? — спросила Наташка.

— Где-то в начале, — равнодушно отозвалась Саша.

"Хочу домой", — вывела она на полях тетради и стала причудливо разрисовывать.

— Сашка, ты записывай! — толкнула ее в бок Ольга.

— В начале нету! — нервно прошептала Наталья.

— Тогда не знаю.

— Да про что хоть?!

Саша неохотно оторвалась от рисования и поглядела на доску. Кулигин чертил картинку. Смутно знакомую. Саша наугад пролистнула несколько страниц и увидела похожую.

— Во! — Наташка придвинула к себе ее тетрадь. — Оно самое!

— Записывай, — опять пробормотала Ольга, она что-то торопливо строчила.

Саша пожала плечами:

— Что именно? Он же ничего не пишет! Только говорит.

— Вот и пиши, что говорит.

— Я так не понимаю.

— Потом разберем.

Спорить не хотелось. Насчет "разберем" — сомнительно. За два дня? Успеть бы лекции разобрать. Чтобы успокоить Ольгу, Саша принялась писать за лектором, не вникая в смысл слов.

— Вот же противная наука какая, этот матан, — скулила Наташка, беспомощно переводя взгляд с тетради на доску и обратно. — И книжки никакой по нему нет, а по лекциям...

— Почему же нет, — меланхолично заметила Саша. — Вон в программке аж тридцать две штуки указаны.

Наташка раздраженно фыркнула. Шутка была из разряда черного юмора, увы. Алгебраист читал по книжке, и учить было одно удовольствие, а тут...

— А теперь запишите вопросы, которые будут в билетах, — сказал лектор, завершив объяснение. — Потом, может, еще чего вспомним, попозже, а то вопросов много, знаете ли, — он хитро улыбнулся и стал вытирать доску.

— У, издевается еще, — проворчала Наташка.

— Конечно, он монстр, а они все такие, — сказала Ольга.

Саша раскрыла тетрадь на чистой странице, приготовилась вывести заголовок, что-то вроде "Вопросы к экзамену". Но замешкалась, отвлеклась, и рука сама собой вывела: "хочу домой".

— Да поедешь! — попыталась ободрить ее Ольга.

— Поеду... после пересдачи, — мрачно отозвалась Саша.

Наташка недоверчиво усмехнулась. Подруги не верили, что Саша может завалить сессию. В отличие от них, сама она была в этом железно уверена.

В самом деле, не может же ей одной все время везти. Механику она учила и сдавала, как во сне. Даже и не вспомнить теперь, за что ей тройку подарили. Алгебра... Ну, там более или менее понятно, материал простой, и можно было даже пять получить, если бы не запуталась в задачке. Наташка вот двойку схлопотала. И у кого?! У добрейшего Попова! Бывает. А теперь на что Саше надеяться? Задачки по матану она худо-бедно решает, да теория больно тяжкая на поверку оказалась. И хоть лекции красиво записаны, все равно непонятно, что откуда и почему. Вот тебе и университет. Мрак сплошной.

Ее размышления прервал лектор, который принялся диктовать вопросы, одновременно записывая их на доске.

— Вот это да, даже не подглядывает никуда! — восхищенно охнула Наташка.

Ольга лишь пожала плечами, а Саша притормозила ручку и перелистнула несколько страниц в тетради. Так и есть! Кулигин по порядку перечислял названия пунктов и подпунктов собственных лекций. Слово в слово, один за другим, не пропуская и не меняя порядка.

— Мощно! — прошептала Саша, теперь и она прониклась уважением к такой супер-памяти. — Неужели ни одного не пропустит?

— Пропустит! — хмыкнула Наташка. — Добавит десяток-другой, с него станется.