1655

При подъезде к базе военных навстречу джипу Малютина выехала колонна грузовиков и кран. Под присмотром "Тигра" машины двинулись в сторону периметра. Большая часть техники была загружена железобетонными блоками и стенами с остановившейся стройки.

— Начали укреплять бетонку, — предположил Волков. — Надо бы согласовать работы.

— Вот я этим и займусь, как с майором поговорим, — согласился Антон.

Но встреча, закончившаяся предложением поездки к московскому воеводе, положила крест на планах.

... Ордин-Нащекин поначалу отказался иметь дело с приехавшими, потому как невместно воеводе самого царя с "не пойми кем" общаться. Потом, после того, как гостей позиционировали, как членов магистрата города, к беседе снизошел. Хотя "беседой" это назвать было сложно. Воевода шипел, орал, грозно стуча ногами и потрясая бородой. Кары, должные пасть на тех, кто вломился в лагерь царева войска, вылетали из уст друйского воеводы без заминки, перемежаясь угрозами приехавшим и майору, не сумевшему сдержать своих или самому ставшему изменником. У входа в шатер появились здоровенные бородатые детины в длинных кафтанах и с саблями в руках, готовые хватать и вязать изменников. Вялые попытки академика оправдаться вызвали еще больший гнев. Когда стало казаться, что судьба гостей решена, в шатер проскользнул молодой паренек в богатых одеждах, подошел к воеводе и что-то быстро зашептал тому на ухо. Ордин-Нащекин остыл, выдохнул и... тут же сменил тон с грозных там-тамов на вялую дробь, еще через минуты две гостям было предложено покинуть апартаменты с тем, чтобы передать "его светлости майору" пожелания выздоровления и требование побыстрее выставить обещанные войска в адрес царева отряда.

Изменения в поведении были очевидны, как и то, что произошли они после появления паренька. Поэтому, когда представители анклава выбрались из шатра на свет божий, Малютин не спешил покинуть лагерь. Предложил погулять остальным, а сам постарался держаться вблизи шатра воеводы. Гостей пока не гнали, и грех было не воспользоваться такой возможностью узнать что-то о окружающей жизни.

Елсуков, опешивший от ненапускной ярости Ордин-Нащёкина, не желал оставаться в расположении московских войск, но совместными усилиями его уговорили не спешить и заняться изучением быта аборигенов. Под присмотром Валиулина ученый отошел к палаткам торговцев и ремесленников, развернувших активную деятельность: перековывались кони, чинилась упряжь и сбруя, латались доспехи, и скупалась добыча. У края лагеря гудел небольшой город.

Сам Малютин и Волков остались среди военных. У ближайшего костра расселся десяток бойцов в длинных кафтанах и доспехах. С ними и начали разговор. Алексей вежливо попросил разрешения присоединиться к костру, затем представился, представил товарища. Московские ратники к костру пустили охотно. Видно было, что гости для них тоже интересны. Бородачи степенно назвали свои имена, города и села, из которых прибыли в войско, под чьим началом служат.

Пока Волков кивал и слушал, Антон поглядывал через плечо на шатер воеводы. А! Вот и гонец, вызвавший у того приступ человеколюбия!

Малютин кивнул очередной фразе Алексея, улыбнулся и знаком показал, что отойдет на чуть-чуть. После чего степенной походкой двинулся за пареньком, на ходу расстегивая пояс. Вроде как, по малой нужде до кустов.

Когда ближайшая палатка скрыла его от собеседников, Антон отпустил ремень и побежал. Парня он нагнал быстро. Невысокий черноволосый юноша в расшитом серебром кафтане при виде Малютина напрягся и отстранился.

— Здрав будь, боярин. Мы не знакомы? Меня зовут Антон. Я из магистрата Лужковского, городка, что под руку царя московского перешел. Я тебя как зовут-величают?

Юноша степенно склонил голову, обозначая поклон, и представился:

— Воин я.

— Вижу, что воин. А зовут как?

— Так и зовут добрые люди. Воин Ордин-Нащёкин.

Антон уточнил:

— Воевода тебе родственником приходится?

— Батюшка он мне.

Вот оно как. Сын грозного друйского воеводы.

Проходящие мимо ратники проявляли уважение и старательно обходили разговаривающих, оставляя им место для конфиденциальности, но видно было, что Воину эта беседа в тягость. Он с удовольствием бы ушел, а то и сбежал, но, видимо, этикет или характер не позволяют прерваться и затеряться среди шатров.

— А что ты такое сообщил своему родителю, дружище, что он тон переменил и сразу помягчел? Мне это повторить сможешь? Или тайна великая? — в лоб попер на юношу Антон.

Вопросы он задавал с широкой обезоруживающей улыбкой, не раз выручавшей его при переговорах. Но Ордин-Нащёкин младший напор харизмы выдержал стойко, упрямо замотав головой.

— Не проси, гость дорогой. Не моя тайна. Не мне и открывать. Очень хочешь, вертайся и спроси батюшку. Он и ответит.

После чего юноша еще раз обозначил поклон и, несмотря на все попытки его задержать, растворился в хитросплетении узкий проходов между шатрами и палатками.

Малютин, несолоно хлебавши, вернулся к Волкову. Тот вовсю зубоскалил с ратниками.

— Узнал чего? — через плечо негромко спросил капитан в отставке.

Антон развел руками.

— А мне тут ребята поведали, — Алексей с ухмылкой показал рукой на пускающих по кругу большую чашу бойцов. — Что гонцы из-под Витебска к воеводе прибыли. Просят поспешать на выручку. Там большой отряд охотников и войска Короля Польского город обложил. Вроде, до трех тысяч сабель.

— Угу, — буркнул Антон. Старый пробует донести до него важную информацию. Какую только? О том, что поляки и литвины могут появиться в окрестностях? Так их уже видели. Или...

— А сколько человек у воеводы?

— Вот в том то и дело, что не больше восьми сотен. Местность разорена, большие армии не поводишь.

Картинка пазла сошлась. Воевода понял, что в случае продолжания разборок и угроз он может оказаться между пятикратно превосходящими силами Литвы и новыми врагами, чьи возможности на поле боя уже оценил. И решил придержать лошадей.

— Ребята рады, что мы будем сражаться на их стороне, — Алексей указал на ратников. — По лагерю прошел слух, что отряд скоро выступает в сторону Витебска, там каждый воин будет на счету.

Волков принял от соседа глубокую чашу, допил ее, перевернул, показывая, что ничего не осталось, и под радостные вопли, поднялся.

Прощались с ратниками недолго. Невысокие, коренастые, они обступили Алексея, похлопывая того по спине и изливая бессвязные заверения в уважении. Большинство были прилично пьяны, хотя и держались ровно.

Когда они отошли от костра, Волков коротко резюмировал:

— Дисциплина у них ни к черту. Сидят на чужой территории, вокруг могут быть враги, а половина бойцов к вечеру еле ноги переставляют. И где только вина набрали? По вкусу, кстати, сивухой отдает и кислит.

Антон ухмыльнулся:

— Здорово ты с ними. Я этого паренька искал, ждал чего-то. А у тебя за полчаса все данные сами нарисовались.

Алексей нахмурился:

— Это только со стороны все само собой делается. Мне их разговорить не так легко было. Если бы ребята к приходу уже не накачались, мог бы так и просидеть вечер, глядя на огонь и слушая то, как они вошек над костром давят.

Он передернул плечами.

— Вкус вина, кстати, преотвратный.

— Ты уже говорил.

Алексей тряхнул головой.

— Да? Странно все это.

Они выбрались из сборища шатров, подхватили ученого и лейтенанта, загрузились в машину и двинулись в сторону Лужков.

7.

Горбачу не здоровилось. Доктора требовали дать организму пару дней полного покоя, но майор не желал терять ни минуты. В палату раз за разом входили вызываемые офицеры, бегали старшины и прапорщики.

Работа на базе кипела. Мобилизованные строители активно осваивали полученное оружие и вспоминали армейские навыки. Выведенные из ангаров БТР приводились в рабочее состояние. Укреплялся периметр базы и строилась защитная линия по периметру бетонки. Ученый народ, не переставая отстаивать друг перед другом гипотезы провала во времени, был озадачен тремя проблемами: связь, электроэнергия и выработка развернутой справки по текущему мировому моменту. Историка убили, значит, следовало перелопатить все кладези знаний, начиная от личных ноутбуков и заканчивая библиотеками, и выдать четкие характеристики на мир вокруг. Кто какое влияние имеет? Что задумывал? Чем силен или слаб? Кто склонен к переговорам, а кто из упрямых, которых только через колено ломать. Силы войск, дороги, переправы — все, что вынырнет из недр истории, должно передаваться в штаб. Желательно, в удобоваримом и понятном формате, без общих рассуждений и спорных гипотез.

Параллельно с работой на военной базе шла подготовка в Лужках. Укреплялись дворы мехдвора, зданий овощебазы и зернохранилища, вырубался кустарник на окраинах, строились наблюдательные вышки. Пустующие дома в окрестностях (а таких было немало), разобрали на стройматериалы, из которых пробовали создать частокол. Жители окрестных сел активно переезжали к родственникам и на указанные им квартиры, заколачивая свои жилища и оставляя большую часть "нажитого богатства" под присмотр выдвинутых на периметр летучих отрядов ополчения. У здания управления топтались десятки старух, требовавших организовать вывоз их пожитков, чадила дымом печки переделанная в танк летучка рембригады.

Горбач знал о мерах, принятых в Лужках, понимал, что крестьяне по-прежнему больше полагаются на себя, но не форсировал события. Разведка докладывала, что в окрестностях появилось несколько конных отрядов, принадлежащих как к московским, так и к войскам Речи. Возможно, появление новых головорезов сделают колхозников более сговорчивыми?

Майор понимал, что пора брать всю власть в один кулак. Он постукивал пальцем по краю тумбочки, прикидывая сколько осталось времени. Воевода обмолвился, что через пару-тройку месяцев сюда пожалует царь с войском. К их приходу надо решить все свои внутренние проблемы и предстать сплоченным... коллективом, народом? Он задумался... Кто они здесь? Наверное, все-таки "народ". Пускай и маленький, но со своим языком, культурой, привычками и укладом.

...В это время Малютин торговался с ритмейстером. Немцы, руководствуясь своим кодексом, не соглашались пойти на службу городу, пока не отработают положенного времени своему нанимателю Сапеге. Так как их взяли в плен при исполнении, то вояки не против поскучать в "застенках" и быть обмененными на плененных московитов... Если кормить будут. А вот переходить в стан врага — это никак. По крайней мере, до тех пор, пока не кончится оплаченная служба, а именно, не ранее двух месяцев. Так что приходилось охранять и охранять плотно.

Еще на подъезде к Лужкам у немцев забрали оружие, включая ножи, но и с голыми руками эти головорезы оставались опасны. Дисциплина в отряде была условной, рейтары меняли ритмейстров по своему усмотрению, подчиняясь только на время контракта. Среди пленников было несколько группировок, способных к принятию собственных решений в случае, если вера в удачу нынешнего командира окончательно пошатнется.

Вчерашним вечером пара немцев умудрилась добыть алкоголь и здорово нажралась. Утром их едва перехватили во дворе соседского дома, куда парочка пробралась за добавкой. Хозяйка дома, разведенная посудомойка городской столовой, горой встала за "гостей". Ополченцы, пробовавшие вернуть немцев в выделенный для пленников дом силой, были биты и бежали. Только вызов вооруженного отделения на телеге охладил пыл гуляк.

Малютину рейтары не нравились. Пустые взгляды закоренелых убийц вызывали тревогу и заставляли быть настороже. В то, что "этих" получиться вписать в окружающую культуру верилось мало. Волку не место в доме. Но и упускать готовых учителей для необстрелянных призывников-дружинников не хотелось.

Идея о том, что рейтары будут в городке если и не на службе, то в качестве "инструкторов" созрела сразу, но донести ее до самих наемников и Комаровского заняло какое-то время. В конце концов, ритмейстер немцев дал добро на то, чтобы часть его бойцов занялось обучением местных. За это добровольцы получали право перемещения по территории, улучшенный паек, включая алкоголь, и обещание получить обратно свои доспехи, оружие и лошадей после окончания обучения (ближе к осени). Так как оружие являлось главной ценностью для солдата, желающих преподавать оказалось больше, чем нужно. Отобрали шестерых. Брали тех, кого сам ритмейстер считал более толковым и кто мог изъясниться на смеси старорусского и немецкого без скатывания в ругань с учениками. Дружину, разбитую на взвода и отделения, знакомили с огнестрельным и холодным оружием местных, показывали, как укрываться от стрел, куда бить всадника и пешего, как защищаться при атаке латной кавалерии и татарского разъезда. Часть дня уходила на обучение владению холодным оружием и верховой езде. Потом обед, немного теории и отдых. И уже ближе к вечеру бойцы проходили занятия по развертыванию в поле и в населенном пункте, оказанию первой медицинской помощи, эвакуации и работе в парах. Волков завел порядок выгонять каждое утро всех на пробежку, постоянно увеличивая дистанцию кросса и вес снаряжения, но запредельных нагрузок будущим защитникам не давали. На следующий день взвод, проходящий обучение, менялся так, что каждый день два взвода было задействовано в охране, а один уходил на обучение. После обучения дружины, председатель исполкома планировал вызвать на сборы и остальных призывников с тем, чтобы резерв тоже разбирался в "современном" вооружении и тактике.

Увидев занятия ополченцев, армейские решили, что и им не помешают дополнительные знания. Повторный набор среди пленников дал еще четверых инструкторов, убывших на базу. Оставшиеся двадцать наемников, видя сытые довольные рожи инструкторов, устроили совет и выдвинули переговорщиков в обход ритмейстера. Рейтары, за исключением капитана и двух его сержантов, соглашались служить Лужкам. Плату требовали "среднюю по деревне" — сорок дукатов за четверть, то есть за три месяца. Итого выходило сто шестьдесят дукатов на нос в год плюс фураж, свинец и порох. Наемники соглашались отслужить полгода в счет получения собственных лошадей и оружия (при бесплатном постое), но дальше следовало платить в срок. Комаровский легко пошел на эти условия. Немцев разбили на пары и придали отделениям для усиления. Кроме того, наемникам увеличили паек, добавив в рацион тушенку и конфеты, которые немцы ценили даже выше алкоголя.

Как и следовало ожидать, в первую же смену четверо из немцев сбежало. Просто исчезли из караулки вместе с вещами, своими лошадьми и одним из охотничьих ружей. За последующие пару дней еще одна пара растворилась в лесу при патрулировании, но больше беглецов не было. Рейтары понемногу вписывались в суету городка.

Обучение дружины тоже двигалось. Вчерашние механизаторы и студенты бодро тряслись в седлах, слаженно рассыпались цепью по полю и уже научились прикрывать друг друга при входе в город. Лязганье железом на занятиях по фехтованию и махание пиками привлекало детвору, скучавшую по телевизорам и бродившую после школы неприкаянно. На потеху подтягивались и девушки на выданье, бабки, старики. Чтобы занятие совсем не превратилось в центр досуга, Волков перенес место тренировок с околицы на дальний выпас.