И тут, случайно появилась информация, что в далекой Риге существует институт инженеров Гражданской Авиации. Она представила себя в голубой облегающей форме Аэрофлота, а главное, где-то очень далеко от маминых советов и поехала в Прибалтику поступать.
В институте поиск непризнанных талантов, из которых благодаря ее любви и заботе могли бы вылупиться новые Эйнштейны, продолжался. Полина была девушкой очень красивой и недостатка в мальчиках не испытывала. Однако и в Риге выявить потенциального гения оказалось очень не просто. Тогда рамки поисков решено было сузить. Теперь явное предпочтение отдавалось иностранным студентам. Иностранцы казались ей особенными, очень романтичными, загадочными и, соответственно, более способными и одаренными, чем соотечественники. Что поделаешь, перефразируя известную поговорку: 'Нет таланта в своем отечестве'.
В конце концов, остались три кандидатуры: мужественный и сказочно красивый, похожий на Христа, ливанский партизан, здоровенный, как буйвол иранский принц и белобрысый прибалт. Естественно, все трое учились в том же институте. Полина чуть не сломала голову, пытаясь сделать правильный выбор, но, в конце концов, все решилось само собой.
Первым отсеялся ливанец. Как оказалось, он у себя на родине партизанил против наших. В смысле, против прогрессивных сил. Будучи настоящей комсомолкой и патриоткой Полина решительно прервала все контакты. Следом пошел иранец, который в реальности оказался простым туркменом, проживающим неподалеку от иранской границы. А кличку 'Принц' ему дали студенты в общежитии из-за его любви к иностранным шмоткам и презрения к честному труду в любой его форме. Оставался один прибалт, но с ним тоже было не все так просто.
Познакомились они на танцах в родном институте. Первоначальный контакт прошел успешно, и на следующий день было назначено свидание. Полина пришла, но внезапно обнаружила, что совершенно не помнит имя своего нового знакомого. После приветствия она спросила:
— Ну, куда пойдем, Сережа?
— Вообще то, я — Саша, — смутился тот.
— Да? А выглядишь, как Сережа, — сострила Полина.
Прибалт шутку оценил, и они стали встречаться. Саша имел довольно таки заурядную внешность и не блистал физическими данными, но зато его рот практически не закрывался. Он так и сыпал интересными историями, шутками, анекдотами. 'Наверное, у него есть какие-то недостатки', — думала Полина, — 'но, по крайней мере, скучно с ним не будет. Это уж точно. Ладно, похожу пока, а там глядишь, что-то поинтереснее подвернется'.
Перелом наступил, когда ее ухажер по секрету поведал ей, что работает на английскую разведку — 'Интеллиженс Сервис'. Оказалось, что он получает двойную стипендию, одну в рублях, другую, в фунтах стерлингов ему переводят на личный счет в швейцарский банк. Якобы у него уже прикуплен на Западе уютный домик и когда-нибудь наступит такое время, когда они вместе полетят в страну небоскребов и шикарных машин. Такой авантюрный поворот привел Полину в восхищение. Решено, она станет подругой Джеймса Бонда. В конце концов, чем Бонд хуже Маяковского? Да ни чем! Она начала готовиться к шпионским приключениям.
Тем не менее, все опять случилось не так, как рассчитывала девушка. Время шло, Саша продолжал разглагольствовать о своих подвигах, но на 'настоящее дело' ее брать не спешил. В реальной же жизни он искусно маскировался под советского студента, все время ходил с бумажкой, где рисовал какие-то плюсики-минусики, и постоянно лез целоваться.
К тому времени, когда Саша сделал ей предложение руки и сердца, Полина окончательно поняла, что все эти его рассказы и обещания не более чем лапша на ее широко оттопыренные уши. Никогда ей не держать в руках твердой валюты и никогда у нее не будет собственного домика в Британии, даже на самом краю империи, где-нибудь в забытой богом Канаде.
Однако теперь изменить что-то было сложно. Красавчик ливанец окончательно продался империалистам, и после получения диплома, женился на богатой американке, укатив за океан. Бугая-туркмена выгнали из института за фарцовку. И что теперь прикажете делать? Ну, что ж, решила Полина, может у Саши талант сказочника? Ведь тот еще, Андерсен! Его бы байки, да на бумагу. Может быть, удастся из него хоть какую-нибудь небольшую книжонку выжать. Ладно, схожу замуж. Где наша не пропадала. Тем более что во всех газетах пишут: война с Америкой вот-вот будет. Помирать, так хоть женщиной!
Едва супружеская жизнь началась, как у Саши (а это был, конечно, я) тоже появились претензии к своей дражайшей половине. Дело обстояло так. Полинины родители были людьми строгими и скупыми на похвалу. Им всегда казалось, что ребенок может добиться больших успехов, надо только суметь их из него выжать. Несмотря на то, что достаток семьи был гораздо выше среднего, они не особенно баловали дочку, считая, что дорогие вещи или игрушки только портят ребенка. Одним словом, она ни в чем не должна отличаться от своих сверстниц, обыкновенных советских детей.
В таких спартанских условиях Полина росла, пока однажды серьезно не заболела. Заболев, она обнаружила удивительное изменение отношения к себе со стороны взрослых. Куда только подевались их строгий тон и требовательность. Они внезапно стали бесконечно добрыми и предупредительными. Теперь можно было смотреть телик после десяти вечера и есть конфеты пригоршнями, а новую куклу не нужно выпрашивать — ее покупали тут же без звука. Пытливый детский ум сделал необходимые выводы. Хочешь, чтобы люди относились к тебе хорошо, нужно чтобы тебе не завидовали, а наоборот, жалели. Если хочешь, чтобы жалели — нужно быть больным человеком.
Вместе с тем, Полина являлась законченной перфекционисткой, у которой все должно быть только идеальным. В детстве она плакала над каждой четверкой в школе, повзрослев, возненавидела малейшие отклонения своего организма от нормы. Даже на простой насморк, который другие люди не замечают, она бросала все силы, и средства пока не побеждала его. Полина отдавала борьбе за здоровье столько сил и времени и так гордилась достигнутыми результатами, что даже придумала собственную поговорку. Когда она хотела подчеркнуть полную никчемность человека, Полина говорила: 'Он даже вылечиться не может!'
Таким образом, здесь присутствовало явное противоречие между желанием быть абсолютно здоровой и желанием болеть, чтобы тебя все жалели. После мучительных раздумий Полина нашла для себя новую формулировку, способную примирить непримиримое. Звучала она так: 'Быть совершенно здоровой, но выглядеть, как смертельно больная'.
Беда была в том, что и эта формула в жизни не работала. Полина мечтала об идеальном здоровье, но, несмотря на все ее усилия внутри что-то время от времени скрипело, хрустело, кололо. С другой стороны, она хотела выглядеть, как поэтесса серебряного века: худая, бледная, с чахоточным румянцем на щеках и длинной пахитоской в тонких пальцах. Из зеркала же на нее смотрела полная сил и здоровья, кровь с молоком, молодуха. Ну, кто поверит, что она болеет? Это приводило Полину в отчаяние.
Точно в такое же отчаяние ситуация приводила меня. Я начал понимать, что первое и самое главное требование, которое предъявлял к своей будущей жене — хорошее здоровье, увы, горело синим пламенем. Теперь я постоянно являлся свидетелем одной и той же сцены. По утрам, Полина, еще лежа в постели, сосредоточенно ощупывала себя со всех сторон, тщательно прислушиваясь к ощущениям собственного тела, потом шла к телефону. 'Светка (Ирка, Ленка), а у тебя такое было?' — слышалось мне через закрытую дверь. — 'Когда вот тут режет, а здесь, как бы чешется. Я думаю это...'. Далее следовал диагноз.
'Боже, до чего же бывает обманчивой внешность', — думал я. — 'А на вид — такая здоровая. Или, может быть на самом деле — здоровая, а просто прикидывается больной? Ничего не понимаю!'. В это время Полина лихорадочно листала подшивку журнала 'Здоровье' и медицинскую энциклопедию. Затем, следовал визит к врачу. Далеко не все из них могли подтвердить диагноз или даже найти у нее хоть какое-нибудь заболевание. Однако пациентка проявляла фантастическое упорство и ходила к специалистам до тех пор, пока не находила такого, кто бы подтверждал, что она абсолютно права. Полина была полна решимости вылечиться, не смотря ни на что, мечтая умереть совершенно здоровым человеком.
В вопросах семейной жизни моя супруга проявляла достаточную гибкость и склонность к поиску взаимоприемлемых решений. Однако существовали принципиальные моменты, когда Полина стояла насмерть и не шла ни на какие компромиссы. Одним из таких краеугольных камней, как раз и являлся этот непрекращающийся процесс лечения. Ее несгибаемое упорство и моя неудовлетворенность существующим положением должны были рано или поздно привести нашу молодую семью к серьезной размолвке. И однажды, это произошло.
Когда Полина в очередной раз 'смертельно' заболела, то выяснилось, что от этой болезни ей может помочь только мумие. Она потащила меня с собой на базар, где, как рассказали ей подружки, можно было раздобыть это чудо-лекарство. Пока моя супруга ходила по базару поступь ее была быстра и упруга, а глаза горели каким-то фанатическим блеском. Я обреченно тащился вслед за ней, считая эту идею абсолютно идиотской. 'Да, такое интенсивное лечение может выдержать только железное сибирское здоровье', — мелькали мысли у меня в голове, но скандалить не хотелось, и я помалкивал.
Наконец, мы остановились возле какой-то толстой тетки. Перед ней на прилавке лежала расстеленная газета, а на газете, что-то разложенное маленькими кучками. Это 'что-то' сильно напоминало куриный помет.
— Вот! — радостно ткнула в ближайшую к ней кучку Полина. — Покупаем?
— Сколько стоит? — без энтузиазма спросил я продавщицу.
— Двадцать пять рублей, — не моргнув глазом, отвечала та.
— Сколько?! — закашлялся я. Стоимость этого куска явного дерьма равнялось почти четверти моей зарплаты инженера. — А это точно мумие? Что-то не похоже.
Тетка смерила меня презрительным взглядом с головы до ног и процедила сквозь зубы:
— Молодой человек, если вы не разбираетесь, то лучше помолчите. Мне брат привозит из Киргизии. Он там живет и сам его лично в горах собирает. Так что, двадцать пять — это еще дешево. И вообще, когда речь идет о здоровье жены, цена не должна играть никакой роли. Если вы, конечно, любите ее и счастья ей желаете.
Эти слова упали на хорошо удобренную почву. В глазах у Полины блеснули слезы. Она резко развернулась и пошла прочь. Возле выхода с рынка скучал пожилой мужчина, продававший лотерейные билетики. Моя жена уже прошла мимо, но вдруг вернулась и подошла к нему.
— Один, — сказала она, протягивая деньги.
Продавец счастья покрутил ручку. Пестрые билетики начали весело пересыпаться перемешиваясь. Когда барабан остановился, мужчина открыл маленькую дверцу. Полина решительно засунула руку внутрь и вытащила билетик. Я с недоумением наблюдал за происходящим. Моя супруга, между тем, разорвала защитную оболочку и достала небольшую бумажку, которая находилась внутри. Кинув на нее взгляд, она удовлетворенно кивнула головой, довольная результатом.
— На, подавись! — с этими словами, клочок бумаги перекочевал из ее рук в мои.
Все еще до конца не понимая, что происходит, я развернул смятый билетик. Там значилось: 'Выигрыш — 25 рублей'.
Всю дорогу до дома мы молчали, а потом Полину прорвало:
— Ты сегодня совершил очень подлый поступок. Ты пожалел денег для самого близкого человека, когда он находится в таком тяжелом положении... Ты просто не любишь меня! Это хорошо, что я умираю. Все равно, не хочу жить с таким жадобой!
— Ты умрешь, конечно! — не выдержал я. — Такие, как ты, стонут, болеют постоянно... Потом, глядишь, уже здорового мужа похоронила, затем детей. Вот уже и внуки на подходе, а она все болеет и болеет... Да ты со своим здоровьем нас всех еще переживешь. Но если все-таки такое чудо случится, не волнуйся, я тебе хорошую надгробную надпись придумал: 'Саша, а ты не верил, что я болела!'. Нравится?
— А я тебе напишу на памятнике: 'Он прожил дешево!'.
Мы отвернулись в разные стороны. 'Идиот!' — со злостью думал я про себя. — 'Экзаменационную зачетку у нее перед замужеством проверял. Надо было лучше спросить справку от врача!'.
Полина в это время смотрела в окно. Ее взгляд был устремлен куда-то в даль. По щеке катилась большая слеза. 'Я больше уже никогда не буду счастлива!' — тихо шептали ее губы.
* * *
Неожиданно наступила ясная теплая и солнечная погода, около +15 градусов. Никогда бы не поверил, что на дворе конец ноября.
Сегодня — день предварительной подготовки, время — сразу после обеда. Мы, с Женькой Петровым сидим на самолетных подвесных баках, неторопливо беседуя. Разговор крутится вокруг сцены, которую я наблюдал сегодня.
Перед обедом возле эскадрильского домика появился мотоцикл особиста. Рекун подошел к инженеру и о чем-то спросил. Они перебросились несколькими фразами, и затем Тихонов зашел в домик. Через некоторое время он вернулся обратно, неся в руках трехлитровую банку с некой прозрачной жидкостью. Кагэбешник радостно заулыбался, осторожно погрузил хрупкий груз в коляску мотоцикла, затем пожал инженеру руку и уехал. Я догадался, что в банке был технический спирт и возмутился:
— И все-таки Женька, не понимаю. Спирт в полку в дефиците. Почему Тихон дает его Рекуну? Он же никак особисту не подчиняется. Да и в друзьях у него явно не ходит.
— А что тут понимать? Особист, он и в Африке — особист. Любому жизнь может испортить. Что там, Тихону. Хоть и самому Нечипоренко.
— Служи честно, тогда и Рекуна бояться не нужно.
— Да ты как не старайся, все равно где-нибудь проколешься. И тогда во многом от него будет зависеть, как твой промах классифицировать. Ведь одно и то же можно расценить, как служебную халатность, а можно, как умышленное вредительство. Чувствуешь разницу? Даже если ты и совсем без греха, все равно однажды захочешь поехать послужить в какую-нибудь там страну Лимонию. А без согласования с особистом, тебя могут послать только в Забайкалье. Эх, неплохая у Рекуна должность. Я бы и сам сейчас от такой баночки не отказался!
— Выпить захотелось? В это воскресенье у Шувалова день рождения. Придешь? Он приглашал.
— Нет, не могу. Вечером в наряд заступаю — начальником гарнизонного патруля, — вздохнул Петров.
— Ну, попатрулируешь немного и давай подваливай.
— А бойцов я своих патрульных куда дену? Нет, рисковать не хочется. Лучше похожу, подышу свежим воздухом. Может быть, какую-нибудь молодую красивую и временно свободную бабенку удастся задержать. За нарушение форм... одежды.
— Откуда в гарнизоне свободные бабы? Пара незамужних официанток, да школьницы. Все остальные — жены офицеров и прапорщиков.
— Я сказал не 'свободную', а 'временно свободную'.
— Что ты имеешь в виду?
Женька посмотрел на меня, хитро прищурившись, потом нараспев проговорил:
— ВПП — одна, а полка — два...
— А причем здесь это? — не понял я.
— Чего тут непонятного? Полеты в основном ночные, так? Оба полка летают по очереди. Сегодня братский полк работает, а мы в это время пасемся у их жен. Завтра ночью летаем мы, так они окучивают наших. Хорошо, что я холостой!
