Мир в подарок - общий файл

Карис, увидев мою целеустремленную походку, разом остановилась, испуганно обняв дочь. Ничего хорошего она не ждала. Мы — свободные. Хозяева. От нас все зло. Словно не было ночи, когда она проснулась молодой. Как же ей за эти годы досталось! Я на ходу обнажила кинжал, и она заметно вздрогнула, побледнела разом и закусила губу. Митэ, наоборот, смотрела с растущим интересом, она мне поверила с первого раза. Она вообще умела замечательно точно определять тех, кому стоит верить. Дар? Ну, пока еще слишком мала, а там посмотрим.

— Кого из нас вы продали, хозяйка? — выдохнула мать.

Я молча просунула пальцы под её обтрепанный ветхий ошейник. Оттянула его и перерезала снизу вверх одним движением. Хороший кинжал Риан дал, спасибо ему. Танцовщица охнула и осела. Заправив ошейник за пояс, я проделала то же со вторым.

— В общем, так. На том берегу рабов не держат. Ошейники принято снимать только на переправе, если бывшему рабу согласны дать место в селе. Это правило Агриса. Но вас они примут, можешь не переживать, — я не знала, что ей говорить, и слышит ли она меня сейчас. — Я не могу сказать тебе того, о чем просил Мирах, пока ты в этой дрянной сворке.

— Он просил за нас, — довольно кивнула ничуть не удивленная мелкая, заботливо собирая мамины волосы на затылке и сплетая в косу, чтоб не лезли в глаза. — Он хороший, хоть и страшно большой. Я его сперва сильно испугалась. А теперь уже знаю, зря. Мирах добрый, почти как Наири, если его не слишком доставать.

— Он хотел откупить твою маму лет пять назад, но не нашел, — задумчиво ответила я. Интересно, у Митэ это странное бесстрашие врожденное или приобретенное от общения с арагом? Вот уж совсем не в маму, тихую, робкую и забитую.

— Зачем? — она уже второй раз спросила, я отвлеклась и теперь поплатилась синяком, маленький острый кулачок ловко влепился в бывший 'хозяйский' живот. Нет, без Наири дело не обошлось. Бьет просто-таки отменно.

— Чтоб жила свободно. Зачем еще, — я зашипела, согнулась и потерла будущий синяк. Потом посмотрела на синеглазую в упор. — Вчера он думал вас к себе жить позвать. Женой и дочерью. А теперь считает, что не достаточно хорош для тебя. У него дома толком нет, да и в семье Мирах младший. Вдруг ты, теперь уже свободная красавица, захочешь богатого и знатного мужа?

— Он не понимает... — Карис замотала головой, совсем как утром, и скорчилась, вжавшись в землю. — Не понимает, кто я. Мы обе.

— Я спросила. Он все знает и говорит, ты так танцуешь, прямо душа радуется. Я понимаю, подобные дела не решаются враз. Но хоть пойди, поговори. Не бойся, вас примут в любом случае. И жить будет чем.

— А если она не хочет женой, — резко дернула меня за штанину мелкая, явно проверяя прочность ткани. — Ну Тин, это же про нас обеих, я же спрашиваю совсем серьезно! Меня одну в дочки возьмет? Я согласная, еще вчера, и готовить почти умею, два раза помогала Наю тесто месить. Я буду с ним на охоту ходить. За утками там плавать, за гусями.

Я фыркнула, развела руками и пошла к телеге. Ну что еще надо было сказать? Не знаю. Вон Тамил будущий староста, пусть он и говорит умные слова. Старший брат сидел на многострадальном тележном борту и смотрел то на младшего, то на Карис. Заинтересованно так смотрел, с характерной папиной хитринкой во взгляде. Я догнала еле ползущую телегу и пошла рядом, бросив ему оба перерезанных ошейника. Поймал, аккуратно свернул и положил на дно телеги.

— Если к камню привязать и в реку бросить, — поучительно прокомментировал он свою хозяйственность, ни к кому не обращаясь, — то верное гадание выходит. Потонет тихо — приживется человек. Уйдет с бульком — не отстроится домом на селе. Тиннара, а что мой младшенький? В надежде остается или как?

— Слушай, ну дайте вы девке хоть в себя прийти! Вчера ей семьдесят — сегодня тридцать. Вчера умирать собиралась — а завтра замуж зовут. Мало дочуры слишком умной, так еще поклонник этот... экономный.

— Почему экономный? — уточнил обиженно Тамил — Он пять лет назад у отца все деньги выгреб, хотел свою зазнобу непременно выкупить. Говорил, заморят её. Каждый год, почитай, искал, только никому не говорил. А Годея-то не обманешь.

— Потому что жениться хочет за твой счет.

— Так то хозяйственный, а не жадный.

Тамил выпрямился, гордясь своим братом. Я же наконец обернулась, чтобы выяснить отношение к происходящему своего теперь уже единственного раба. А он лежал и смотрел в небо, такой непривычно, мирно-задумчивый, и глаза опять были другими, ясно-голубыми, этим безоблачным небом наполненными. Пусть его. Довольно уже на сегодня странностей, аж голод пробирает от переживаний. Хорошо хоть фрукты не все поели без меня. Тамил догадливо протянул руку, помогая влезть на повозку. Видимо, разобрал активный интерес к продуктам в моем взгляде. Проверю мешок, а то эта мелкая плодожорка наверняка всю ночь хрустела втихую. Точно, орехов совсем нет. Яблоки нового урожая оказались кисловатыми и некрупными, зато сочными.

Мимо телеги, запинаясь, прошла Карис и пристроилась рядом с Мирахом. К мешку с продуктами ящеркой скользнула мелкая, серьезно подмигнув рыжему вознице — мол, я прослежу, все будет нормально. Теперь мы грызли вдвоем, наперегонки, а скоро сочный хруст соблазнил и Тамила.

От конских морд послышался дрожащий голосок танцовщицы, пытающейся напеть тот же утренний мотив. Мирах кивнул и принялся что-то говорить, а потом повторил мотив, тоже негромко, но уверенно. Уже кое-что. Я облегченно вздохнула — и замерла с яблоком в зубах, пребольно получив острым локтем в живот от довольной сверх меры Митэ, кувыркающейся в сене. Видимо, Римаху предстоит-таки пережить двойную свадьбу. Да еще с готовой внучкой. Будет ему помощь в рыбной ловле, живое воплощение пожелания 'ни хвоста — ни чешуи'.

Отдышавшись, я скосила глаз на безразличного Наири, всмотрелась удивленно, заинтересованно переместилась поближе, приглядываясь, нагнулась к лицу. Довольно скоро он перестал равнодушно обшаривать взором небо. 'Допекла-таки' — с некоторым удовольствием подумала я. Ох, не нравится мне его настроение, пусть хоть разозлится чуть, что ли.

— Тамил, а почему у него нет бороды? И усов... — я с упорством игнорировала и способность арага говорить.

— А почему у меня спрашиваешь? — хмыкнул старший медведь, явно знавший ответ.

— Он все равно говорит только 'да' и 'нет', — вздохнула Митэ горестно, с восторгом включаясь в забаву и пиная братца в бок. Увернулся и ловко спровадил мелкую через борт, вроде бы случайно. Та фыркнула, ничуть не обидевшись, мигом забралась снова в повозку: — Ну вот, когда совсем молчит, еще хуже. Сами видите.

— Понятно, убедила. У чистокровных арагов почти не растут усы и бороды, порода такая, — пояснил умный старостин сын. — У них есть, само собой, даже легенда отдельная, чтобы странности объяснить. Ну, как водится, — спустился с неба к их первой женщине первый мужчина, и он был такой вот, безбородый. И с тех пор араги, кроме прочего, живут подольше, чем другие. Бред, конечно. Но вот этот будет выглядеть неизменно так, как теперь, лет до пятидесяти, а то и дольше. Пока в степи текли реки, почитай все араги бодро перешагивали столетие, так наш травник утверждает. Они очень живучие, хоть и немногочисленные. Брусы совсем вымирают, а эти приспосабливаются. Упорные.

— Ничего себе! — выдохнула я. — А у того предка глаза были темные с серебряными нитями?

— Я его вообще не видел, имей совесть, — возмутился Тамил.

— А я, возможно, видела, — задумчиво пробормотала я. — Или его родича.

— Приедешь в Агрис, сходи к лекарю, — посоветовал он со смешком.

— Вот расскажу Риану про ваше сельцо, и ты увидишь, — обиженно откликнулась я. — Он айри. Тебе это что-то говорит? Знакомая порода?

— Нет, — признался он чуть расстроенно. — Главное, чтобы на княжну не работал, тогда милости просим.

— Ручаюсь.

Он серьезно кивнул. Наири вновь принялся усердно искать облака в прозрачной предвечерней синеве, я устроилась на дне повозки, незаметно для себя задремала, убаюканная нашим тихим ходом. И спала, пока спустившееся солнышко не пристроилось шаловливо пробивать рыжим лучом ресницы, словно приглашая поиграть. Араг по-прежнему смотрел в небо. Мне совсем не понравились его глаза — сухие, с лихорадочным блеском. Митэ тихо сопела, устроив голову на братовой руке. Заботливый Тамил соломинкой гонял от девчонки мух. Я привстала, глянула на пару впереди и тихо рухнула в ковры, сраженная зрелищем. Дела-а.

Мирах по-прежнему придерживал давно успокоившегося гнедого и что-то негромко говорил. Слов я не разбирала. А Карис... Она шла рядом, крепко вцепившись левой рукой в его пояс и то и дело оборачиваясь, чтобы заглянуть рассказчику в лицо. Иногда улыбалась коротко, неуверенно, или поправляла рыжему ворот рубахи. А он на пальце крутил прядь её волос.

Я проморгалась и вопросительно посмотрела снизу вверх на старшего из братьев. Тот развел руками, довольно ухмыляясь. А что тут скажешь? Потом с хрустом потянулся, прокашлялся для начала разговора.

— Меньшой, таким ходом мы все одно никуда сегодня не добредем. Вороти коней к озеркам, поедим вечером горячего. Рыбы наловишь?

— Легко, — пробасил Мирах, и обернувшись к своей, уже наверняка, невесте, добавил деловито — Ты коней во-он туда веди. Левее холма откроется лощинка неприметная, двухсот шагов не будет до старого кострища. А я скоренько, только воду вскипятите, с рыбкой буду. Места знатные, озеро большое рядом, может, угря привезу.

Забрал с повозки свой мешок, вскочил на кобылку и запылил в сторону недальних курчавых орешников. Митэ сладко и звучно зевнула, щелкнув зубами. Удивленно тронула передний, утром еще щербатый. Глянула на меня и довольно погрозила пальцем. Мол, знаю, чья работа. Лощинка открылась действительно неожиданно, а в ней — рощица старинных узловатых ив, окаймляющих тихий берег. Наири без слов стек с борта и пошел рядом. Тамил порылся на дощатом дне под сеном и выудил топорик. Кинул арагу, указав на могучий сухой ствол, наполовину искрошенный прежними ночевщиками.

— Ты, парень, дровами займись. Тин, бери мою... хм-м, невестку, распрягай коней и веди поить-купать. А мы с... — он опять хмыкнул — С племянницей, получается. Да. Шатер малый тут поставим, для вас, девок.

Солнце заспешило к закату, румяня тихую теплую воду. Мы только-только выкупали коней, когда к разгорающемуся огню подъехал рыбак, гордо тряхнув еще живым, вьющимся черным угрем в два с лишним аршина длиной. Митэ от неожиданности взвизгнула, но тут же рассмеялась звонко и азартно. Охотно отзывавшаяся на Клеща девочка получила в свое распоряжение удивительную змею и вдвоем с 'папой' — она уже всерьез пробовала его так звать, деловито присматриваясь к реакции Карис, — отправилась чистить и потрошить диковину.

— Карис, почему ты на неё смотришь, словно спасти уже не можешь? Вы обе будете жить свободно, в замечательно добром и тихом месте.

— Я всегда мечтала её увидеть, как младенцем тогда отняли. Одна бедняжка выросла, и ведь такая славная, веселая, смелая. Людям верит, — она улыбнулась, но губы кривились жалко, как от боли, по ресницам одна за другой покатились слезы, она совсем без звука быстро зашептала — Митэ одиннадцать лет. На меня еще в караване рабском, что в Карн шел, белый ошейник надели. Её отец ведь окаянный, степь предавший илла. Всем говорил, проверяет, есть ли у меня дар, а это, мол, требует времени, особый случай. Полгода с собой таскал, танцевать заставлял, а у меня ноги отнимались. Насмотрелась всего, потом уже и страшно не было. Как забирают одаренных, издеваются, клеймят. И как их пьют, до смерти высушивая душу, да выбрасывают. Руки на себя наложить хотела, едва о ребенке от этого зверя узнала. Потом её увидела первый раз, такую кроху славную, радость мою единственную. Стыдно стало за прошлые мысли. Никому не рассказывала, и в селе не скажу, тотчас выгонят, а её вовсе забьют. Так часто бывает, сама видела. Нам с ней в лесу только и жить, от людей подальше.

— Вот еще глупости! Ей друзья нужны, семья нормальная, сестры, братики. В девочке ничего злого нет, я-то чую, — почти сердито отрезала я, — и в Агрисе детей не забивают. Скорее она всех изведет своим упрямым непоседливым характером. Знай — у Митэ большой талант, она будет травницей и лекаркой, если даже дар не проснется.

— Дар? Может, и так, она не в меня, сильная, — вскинулась Карис, явно гордясь дочерью, и снова сжалась. — Я даже с ней не могу решиться поговорить о прошлом. Как подумаю, что её в корчме... Сама года два проданная жила неподалеку, в 'Пенной кружке'. Может, Най говорил, таких, как мы, ночными грелками зовут. Кем я была, что с ней сделали, Мираху надо все сказать, про нас обеих. Какая свадьба, пусть хоть служанкой берет, хоть грелкой, все одно потом-то одумается, да и добрые люди найдутся, еще много всякого подскажут. И как сын о нас уважаемому старосте скажет? А соседи? Он славный, но...

— Он все поймет. И Мирах твой, и папа его, они удивительные, они тебя больше никому не позволят обижать, никогда, — я тихонько гладила её по волосам, успокаивая больше своим даром, чем словами. — Ты поговори с женихом, не копи в себе. И еще. Твою строптивую дочь лупили, хотя араг и заступался, как мог. За лохмы нечесаные таскали, кормили через раз. Но продать на ночь пробовали в тот день впервые. Бугаю, которого она покусала и, спасибо Наири, сбежала. Дело ограничилось разбитой коленкой и щербатым зубом. Уже исправленным.

— Правда?

— Ты знаешь мои способности, ошибаться я не могу. Но с Мирахом прямо сегодня поговори. Только не проси прощения, не плачь и от свадьбы по глупым поводам не отказывайся, — я деловито умыла её, чуть встряхнула. Впустить в эту душу хоть немного света и надежды оказалось труднее, чем вернуть молодость телу. Меня буквально шатало, — Ему жена нужна, а не рабыня, изволь уважать будущего мужа и ценить его отношение к вам обеим. Да хоть себе признайся, младший медведь тебе очень нравится, ведь вижу!

— Да, — синеглазая смущенно пожала плечами, — Я его еще тогда в толпе заметила, когда на площади танцевала. Глаза у него не жадные.

— Ну и думай себе о хорошем. Он, бедняга, тебя расстроить или огорчить каждую минуту боится. Княгинюшкой зовет. Я знаю, для него танцевать — это совсем особый случай. Ты ведь соскучилась по музыке.

Она вытерла слезы и еще раз пристально посмотрела на меня, в упор. Потом робко улыбнулась. С купанием кобылы, потрясенной нашим усердием, мы закончили уже в глубоких сумерках, когда туман липким киселем размазался по озеру, полностью скрыв воду.

Костер прогорел, копченый угорь был съеден подчистую за считанные минуты. Готовил Мирах, деловито посвящая в секреты притихшую внимательную девочку. Старший только усмехался, наблюдая суету заботливого брата, выбирающего для Карис и Клеща лучшие куски, кутающего обеих в теплый плащ. А после ужина сразу залег спать, оставив посуду на 'молодых'. Араг свалил за сушняком, из глуховатого тумана слышался частый треск. Наверное, ему было странно и даже неосознанно обидно, что у мелкой теперь так много надежных защитников. Выходит, он и не нужен больше. Ничего, помашет топориком — развеется, дров впрок наготовит. Его заботами и так на две ночи уже припасено.