Луна, луна, скройся!

Спать ночью не хочется — у "волков" специфические биоритмы — и мы до четырёх-пяти сидим в мёртвой тишине. Я пролистываю на ноутбуке досье с диска Батори, снова и снова разглядывая одни и те же лица и повторяя про себя одни и те же имена. Не самая простая задача их запомнить: имён этих с полторы сотни. Из них около дюжины — "волки".

Кристо решил покорять теперь словацкий — тем более что он похож на галицийский и чешский. Выучишь один язык — сможешь и другие. Он лежит на диване с местной прессой и словарём и сосредоточенно читает статью за статьёй. Похоже, мой кузен — упорный паренёк.

К пятнице Главная площадь нами выучена наизусть, и вечером мы с Кристо решаемся пройти по улице Главной, пронизывающей площадь, как стрела — яблоко. Мы расслабленно фланируем мимо красочных витрин, предлагающих то свадебные и вечерние наряды, то антикварные часы в широчайшем ассортименте, то подарочные и редкие книжные издания. Возле лавки с дорогими сервизами Кристо вдруг цокает языком. Сигнал, к которому меня приучил брат; я реагирую на него мгновенно, засовывая ладонь под "животик", туда, где припрятан небольшой арбалет. Оглядываю улицу в угловое зеркало за композициями из сахарниц, супниц и заварочных чайников. Шагах в двадцати за нами идёт группа упырей. Ни одно лицо мне не знакомо, но натянувшиеся нервы вибрируют, передавая мозгу сигналы тревоги: гляди, как они идут, гляди на их веки, на их щёки, на их пластику. Неужели нас разгадали?

Я стараюсь идти так же ровно, как и прежде, но по моей спине стекает струйка пота. Это очень опасно: даже сам запах страха может привлечь их внимание, если мы ещё не раскрыты, но ведь более того — становится заметней "волчья" составляющая этого запаха. Я сосредотачиваюсь на том, чтобы заставить тело прекратить источать мою тревогу вовне. Кажется, у меня получается. Конечно, "волки" не так хорошо управляют своими физиологическими процессами, как большинство упырей, но кое-что и мы умеем.

Я останавливаю Кристо у витрины с коллекционными куклами. Если мы раскрыты, нам в любом случае уже не уйти. Если же нет — упыри пройдут мимо, и мы выпадем из области их внимания, а значит, точно его уже не привлечём.

И они проходят мимо — пока мы негромко обсуждаем костюм одной из кукол, пошитый по моде Золотого Века Венской Империи. Значит, не по нашу душу. Я тихонько перевожу дух и тяну кузена в обратную сторону.

— Подожди, — шепчет он. — Они завернули за "волчицей".

— Что? Какой?

— Шла впереди нас в полусотне шагов.

— Да?! Я не разглядела...

Кристо смущается.

— Я тоже сначала не разглядел. Учуял.

— На таком расстоянии?! Ты силён. Я ни следочка не унюхала.

Кузен отчаянно краснеет.

— Ну да. Ты же, ну, не самец, — бормочет он, и теперь конфужусь уже я. Каждый раз, когда я обнаруживаю, что этот пацанёнок, мой подопечный, в чём-то уже мужчина, я чувствую неловкость, которую испытывают, наверное, отцы-одиночки, когда им приходится объяснять двенадцатилетним дочерям, что то, что произошло с ними нынче утром, теперь будет повторяться каждый месяц по несколько дней.

— Хм! Ясно. Думаешь, они... за ней охотятся?

— Нет, желают взять автограф.

Сожри его многорогий, это должна была быть моя фраза! Кто из нас двоих, спрашивается, старый циник?

Я ощущаю в своей левой ладони рукоятку арбалета.

— Так... идём.

— Их больше.

— И что? Мы не можем её просто бросить.

— Нет! Но ты лучше останься здесь.

— Кристо, ты дурак?

Хмурится. То ли вспоминает, где уже слышал эту фразу, то ли недоволен, что его мужественное решение не оценили. Мальчишки...

— Идём, — я тяну его за руку, и мы почти бежим до арки, ведущей в анфиладу дворов. Уже под ней переходим на крадущийся, стремительный и тихий "волчий" шаг. Я чувствую, как, готовясь к бою, ускоряет свой ритмичный бой сердце, как надпочечники впрыскивают мне в кровь адреналин, как натягиваются, утончаются, вибрируют от него струны-нервы. В левой руке у меня взведённый арбалет, в правой — "шило". Кристо изготовил одну из капсул Батори.

Наверное, у нас всё равно нет шансов. Но просто пройти мимо я не могу.

Первый двор пуст, а из второго доносится шум.

Четыре упыря разом наседают на молодую, лет тридцати, женщину с копной серебристых кучеряшек вокруг головы. Они не торопятся, забавляются, увёртываясь и отскакивая от витого железного прута в её руках. Смеются. У них самих нет оружия: и искалечить, и убить они могут без него. Рвануть за руки и за ноги, раздирая суставы. Сорвать, соскрести с костей пальцами ещё живую плоть. И — демонстративно — рвануть клыками горло, сминая такие хрупкие, такие жалкие хрящи гортани.

Гады...

Ещё два вампира стоят отдельно с закрытыми глазами. Чаруют. Уже разогнали возможных свидетелей, теперь контролируют ситуацию, чтобы какой-нибудь жилец дома, вздумавший посмотреть в окно, ничего не заметил. Очевидно — сильнейшие из полудюжины. Я снимаю обоих выстрелом в висок, перед тем, как впрыгнуть во двор. Они так сосредоточены, что не успевают отреагировать на свист стрел — падают, ещё не упокоенные, но уже гибельно раненые. Остальные оборачиваются — "волчице" удаётся в отчаянном выпаде перебить своим прутом шею одного из упырей. Она тут же вжимается обратно в стену — закрывается от возможного удара. Теперь силы почти равны — насколько они вообще могут быть равны при условии, что одному вампиру обычно нетрудно убить сразу двух "волков". Два упыря подскакивают к нам — лица перекошены от ярости — последняя стрела проходит в двух ладонях от головы одного из них, и я отбрасываю арбалет. Надо бы выхватить из кармана капсулу, но я уже не успеваю — отпрыгиваю назад и вбок, выждав тот самый момент, долю секунды, когда один из вампиров уже почти достаёт меня в прыжке. Он изворачивается, приземляясь на ноги — но развернуться полностью не успевает, мой удар почти вскользь — всё же, слава Богу, не вскользь — пропарывает ему мышцы шеи и выбивает позвонок. Упырь ещё успевает ударить меня рукой под мышку, отбрасывая — удар проносит меня вокруг него и дальше по прямой — я падаю на асфальт "животиком" вниз, умудрившись не выпустить "шила" из руки. Вампир тоже падает. Они очень плохо переносят потерю шейных позвонков, но, к сожалению, не умирают от этого сразу. Хотя сейчас меня это не смущает, а как в Кутной Горе с Густавом, радует. Я неуклюже вскакиваю, каждую сотую долю секунды ощущая, как я уязвима — здесь, где рядом ещё два упыря, каждый из которых уже мог расправиться со своим противником и обратить внимание на меня. Но даже этот страх не мешает мне со злобной радостью чувствовать — это будет достойная смерть. Шесть вампиров против трёх "волков", один из которых ещё подросток — и четыре кровососа легли в первые же минуты драки.

Кристо и "волчица" ещё живы. "Волчица" ловко насадила своего противника на прут, пробив его насквозь чуть ниже диафрагмы, и, напрягая все силы — на лбу вздулись вены, рот искривился в оскале — мотает его туда-сюда, мешая подойти ближе. Упырь очень смешно взмахивает руками и перебирает ногами, но до победы над ним далеко. Неустойчивое равновесие.

Кристо потерял своё "шило" — оно торчит из уха второго вампира — и теперь бегает, петляя, от подранка по двору. Левой рукой он придерживает правое запястье. На лице у кровососа, на глазах, бровях, носу налеплена каша из раздавленных чесночных капсул; это ему очевидно мешает. Но он не пытается её стереть, весь сосредоточившись на погоне. По видимости, упырь прошёл превращение недавно, и его чувства заглушают способность мыслить.

На всю эту сцену округлившимися глазами смотрит мальчишка лет тринадцати, прижимающий к животу футбольный мяч. Чёрт, конечно — ведь упыри, которых я сняла арбалетом, больше не рассеивают чужое внимание. Несомненно, кто-то уже вызвал полицию. Теперь надо успеть до её приезда.

Я прикидываю траекторию того кровососа, что гонится за моим подопечным, и, улучив удобную секунду, просто подскакиваю сбоку, подставляя ему ножку. Он падает, и я —

раз!

— усаживаюсь верхом, мешая сразу подняться — чёрт, всё равно поднимается —

два!

— вбиваю ему "шило" под основание черепа, и он рухает оземь. Для верности я парой движений выбиваю ему один из позвонков и бегу на помощь "волчице". За спиной её упыря взбудоражено и бессмысленно бегает Кристо, всё так же удерживая правую руку левой. Я отталкиваю его — "волчица" кидает на меня взгляд и бросает прут, характерно, по "волчьи", отскакивая назад и вбок — ударяется плечом в стену — упырь делает рывок за ней, но я уже прыгнула ему на спину и с силой вбиваю своё "шило" в его висок. Мы вместе падаем на бок. Ещё не поднявшись, я уже воплю:

— Уходим!

"Волчица" бежит к следующему двору, прочь от Главной улицы, и мы бежим за ней — дворами, потом подвалами — в одном подвале она останавливается и вдруг включает пожарный кран, обливает себя, нас. Я шарахаюсь, но она кричит:

— На нас кровь!

Это правда, и я прямо на себе тру, застирывая, одежду. Вода ледяная. Потом я сдираю парик и вынимаю подушку, застёгиваю комбинезон так, чтобы он сел нормально; кидаю маскировку на пол, но Кристо тут же принимается подбирать, одной, левой рукой:

— Надо в пакет!

— Чем меньше следов, тем лучше! — поддерживает его "волчица". У неё же находится пакет, куда мы суём парик, подушку, приметную косынку Кристо. Футболку, на груди которой нарисован смешной чёртик, он переодевает спиной вперёд. Чёртика теперь закрывает его куртка. Я спрашиваю "волчицу":

— Как тебя зовут?

— Люция, — отвечает она.

Люция выворачивает свою куртку наизнанку — она, оказывается, двухсторонняя, синяя с одной стороны, жёлтая с другой. "Волчица" морщится — сильно болит плечо.

— Идём.

— Куда?

— Ко мне.

— Лучше в отель, — предлагает Кристо. Его кисть оказалась выдернута из сустава. Я сумела вправить, но она всё ещё беспомощна и к тому же распухает. Ему придётся прятать руку в кармане.

— В отеле с мокрухой не захотят вязаться, тем более что мы чужие. Едва наши приметы объявят по радио — а это дело совсем малого времени, мы шесть трупов оставили — они тут же вызовут полицию и сдадут нас, как миленьких.

— Но там же вещи... колбаса!

— Вещи купим, деньги есть.

— Мои промокли.

— Ёж ежович, так надо было к паспорту в конверт класть! Ладно, просохнут.

— Колбасой могу поделиться, но при условии, что в течение недели выйдем на охоту, — предлагает Люция. — У меня почти закончилась.

— Не надо. Нам в воскресенье дадут. Мы идём?

— Да. За мной.

Мы вываливаемся на улицу с другой стороны дома, в каком-то узком проулке, и шагаем. Люция велит нам смеяться. Логично: мокрые с ног до головы, небось, пьяные в фонтане купались. Здесь много туристов, такое не редкость. Мы нервно хохочем и стараемся пошатываться.

Когда мы подходим к подъезду Люции, я пытаюсь остановиться, но уже не могу. На глазах от хохота выступают слёзы и в боках колет. Кажется, это истерика.

Люция живёт в высокой, пятнадцатиэтажной, новостройке. В фойе, в специальной комнатке с большим окном, сидит консьерж. "Волчица" весело с ним здоровается, и он, улыбаясь, кивает в ответ. Даже если о нас уже передают по радио, непохоже, чтобы он заподозрил свою жилицу.

Мы поднимаемся на шестой этаж и заходим в просторный трёхкомнатный апартман. На шум из одной из комнат выглядывает девочка-подросток лет семнадцати. Волосы у неё довольно тёмные, но серого оттенка и отливают серебром. Никогда не видела такой тёмненькой "волчицы".

— Марийка, сделай нам горячего чаю, — на цыганском просит Люция, сдирая липнущие к ногам кроссовки и носки. Она кидает их в прихожей прямо на пол. Девочка кивает, заинтересованно разглядывая Кристо. Чуть-чуть медлит, но всё же идёт мимо нас на кухню. Щёлкает кнопкой чайника и снова появляется в дверном проёме. Гостей она точно не ждала: майка запачкана шоколадом, резинки носков растянуты так, что не облегают лодыжки, а лежат вокруг щиколоток гармошками.

— Иди, что ли, первая в ванную, — говорит мне Люция. — Как тебя зовут-то?

— Лилянка. А "волчка" — Кристо.

— Шустрый парнишка. Положи там одежду сразу в машинку.

— Ага.

В ванной я наскоро принимаю горячий душ и вынимаю чистое полотенце из банного шкафчика. Если бы я дома догадалась такой завести, не было бы того позора с рыбками и корабликами, расстроено думаю я. Вроде бы невелика была неприятность, а всё равно вспомнишь — и стыдно. Там же, в шкафчике, целая полка длинных махровых халатов. Я выбираю один из тех, что поменьше.

Люция отправляется после меня, а я иду за Марийкой в гостиную и забиваюсь в уголок дивана. На диванном столике уже стоят красные гаэлисские чашечки с горячим чаем, выложены на тарелку венские вафли и два вишнёвых штруделька. Я, не удержавшись, съедаю оба. От чая внутри расползается приятное тепло.

— Хороший удар. И отличная реакция для твоего возраста, — говорит Люция, усаживаясь рядом.

— Мне двадцать два.

— Ну, я так примерно и поняла. Даже думала, что двадцать пять или двадцать шесть. Это на лицо можно запутаться, а в драке видно, кто из вас двоих — старший. Впрочем, парнишка тоже ничего. Ему только опыта не хватает и руку набить надо.

— Я его ещё погоняю, — обещаю я. — Ты знаешь, что они на "волчиц" охоту открыли?

— Я думала, слухи... И потом, говорили, что только в Галиции.

— Да нет... есть основания думать, что по всей Венской Империи.

"Теперь," мысленно прибавляю я. Когда упыри поняли, что я улизнула.

— Поэтому на охоту сейчас нельзя выходить. И вообще лучше поменьше мелькать на улице. Эти твари умеют брать след не хуже нашего. А сил у них — больше, — продолжаю я. Люция криво улыбается:

— А какие ещё есть варианты? Ну, месяц примерно можно без колбасы высидеть. А дальше? Что, они уже точно закончат охоту? Вообще странно это всё. Никогда не видела, чтобы упыри ходили больше, чем по двое. И тем более — намеренно нападали на "волков".

— Да, странно. Но варианты — есть. Каждое воскресенье после полудня в условленном месте можно получить порцию... или две... крови.

— Это кто же такой добрый нашёлся?

— Ну, хм... Скажем, дружественные мне вампиры.

Люция смотрит на меня шокировано. Это если выражаться литературно. На самом деле, у неё гораздо более сильное чувство.

— Кто?! — наконец, переспрашивает она.

— Люция, помнишь, как раскололась Венская Империя? — призываю я на помощь знакомые образы. — Сейчас у вампиров такой же раскол. Одни выдвигают идею мирного сосуществования. Себе кровь покупают, "волкам"... пока отдают так, из-за сложного положения. А другие очень сильно против. Вот те, которые против, и охотятся.

Люция трёт лоб. Признаётся:

— Звучит, как чушь собачья.

— Ага. Звучание иногда обманчиво. Например, речи мошенников обычно очень убедительны. А тут наоборот.

Обдумывает.

— И ты, значит, в воскресенье пойдёшь к идейным кровососам за помощью?

— Ага.

— А откуда ты знаешь, что это не ловушка?

— Хотя бы оттуда, что их лидер регулярно шастает ко мне домой по утрам. Жарит нам с Кристо, пока мы спим, на завтрак собственную кровь. Со шкварками.