— Скажите, почему вы скрываете свое лицо?
— Оно обезображено настолько, что мне приходится его прятать.
— Шрамы украшают мужчину. Вы великий воин? — спросила девушка. Я досадливо отмахнулся:
— Отнюдь нет. Это был несчастный случай, и только.
— Несчастный случай, — повторила Мани и нахмурилась, — Наверное, я не совсем правильно поняла. Ведь "несчастный случай" — это когда кто-то куда-то упал. Или если на него что-то откуда-то упало. Чему вы смеетесь? Я, конечно, глупа...
— Нисколько. Ты поняла совершенно верно. Однажды я упал с очень большой высоты, но остался жив. Знаешь, меня смущают твои... — я кашлянул, — Словом, твое одеяние. Не согласишься ли ты принять в подарок платье получше?
— Мне неудобно, — прошептала она, — Не знаю, как благодарить вас.
— Чепуха, не стоит. Приняв подарок, ты доставишь мне радость.
Валькирия, не задавая лишних вопросов, развернула недалеко от Мани великолепное платье из сверкающего, как металл, тончайшего материала вроде шелка. Платье переливалось отблесками, оттого его собственный цвет оставался загадкой. Я благоразумно отвернулся, услышал за спиной восторженное восклицание и торопливое шуршание.
— Все! — заявила Валькирия, — На первое время неплохо. Можешь повернуться, капитан. Кажется, я не ошиблась в размере. Каково твое мнение?
Это была Мани — и не Мани. Тонкая ее шея в обрамлении великолепия драгоценного материала, рукава крыльями и все такое прочее. Я отреагировал:
— Бесподобно! Удивительно и даже неповторимо!
— Скажешь, — проворчала в нос капсула. Ей было приятно.
— Я иду вслед за вами, я стираю пыль с ваших ног. Прошу вас принять мою службу, господин. Распоряжайтесь мною, — сказала Мани, потрясенно рассматривая свою обнову: — Это настоящий императорский ха-хой... Если вам нужна служанка, то я буду ей.
— Не надо так, — пробормотал я, — Вот что. Я один, и я хочу как следует отдохнуть на... Словом, в этом месте. Составь мне кампанию, ты тем самым доставишь мне радость. Денег хватит на нас двоих. Согласна?
— Мне не верится, что такие, как вы, еще есть на свете, — прошептала она чуть слышно, — Как будто из старой легенды вернулся Гай, капитан Воздушного Корабля... Конечно, я согласна. Ведь вы поручились в моей безопасности своим словом, я вам верю.
— Легенда о воздушном корабле? — переспросил я, — И ты знаешь эту легенду? Тогда расскажешь ее как-нибудь, хорошо?
— Как хотите, но ее знают все, — удивилась девушка. Она рассеянно взяла со стола какой-то деликатес и внимательно осмотрелась.
— Воздушный корабль? Значит, они и вправду есть на свете?
Мани снова перевела взгляд на меня:
— Значит, легенда не лжет... А вы в самом деле — не Гай, господин?
— Называй меня "Энди".
— Как пожелаете. Простите, вы что-то говорили про место?
— Доверяю твоему вкусу. Выбери достойное тебя. Мне же сойдет любое, где в отеле есть номера с душем.
— Собираю пыль ваших следов, господиин. Осмелюсь предложить вашему вниманию Яшмовое Озеро, но как бы мне не навлечь иа себя за этот выбор ваш гнев, поскольку там нет приличного гостиного дома. Но... но мне так хотелось там побывать! — призналась Мани, пряча глаза. Чуть слышно прибавила:
— К тому же это совсем недалеко...
— Великолепное место! — влезла капсула, — Народу считай что и вовсе нету, виды изумительные, а воздух-то, воздух тут какой!!!
— Ночевать можно во мне. Я буду только рада. Вас высаживать?
— Да, — сказал я, встав рядом с девушкой. В глаза ударила синева, мы стояли на одной из невысоких горушек, обрамляющих Озеро. Мани прерывисто вздохнула, цепляясь за мой локоть:
— Как в сказке! Но я не думала, что вы столь огромный, Энди!
— Уж какой есть. Здесь красиво.
На противоположном берегу в зарослях растрепанных деревьев лежали развалины древнего храма, представляясь естественной частью окружающей природы. Мани осторожно прикоснулась к моей руке:
— Даже сквозь ткань я чувствую, как вы горячи. Уж не больны ли вы, господин? Тогда, может быть, священная вода озера исцелит вас?
...Озеро Небесной Яшмы, так оно правильно называлось, подарило нам семь волшебных дней. Мы катались в непривычно плоской лодочке по невероятной синевы водам, бродили по поросшим синей травкой косогорам и берегам, пару раз встречали паломников, издалека бредущих к этому святому месту и говорили, говорили, говорили...
...На седьмой день, посчитав себя уже достаточно пригодным играть роль богатенького иностранца с придурью, я попросил Валькирию перенести нас в Большой Тиар, второй и заключительный пункт программы "привала" на планете Тхерра.
Капсула рассудила, что мне более чем достаточно тридцати календарных дней для дураковаляния, и не возражала. Я же тоже решил, что месяц — это не много, но и не мало, стало быть — в самый раз. Мани устраивало все, что устраивало меня, с ней вообще на удивление не возникало ни малейших проблем. Я приписывал это постоянным подаркам и обещанию щедро отблагодарить по завершении нашего знакомства. У нас установились самые доверительные отношения. Я не пытался, как говориться, "затащить ее в постель", а ей вроде бы оно если и требовалось, то в последнюю очередь. Мы сожалели лишь об одном — дни пролетали чересчур быстро.
Постепенно эта девушка пятнадцати местных лет стала нравиться мне все сильнее и сильнее. В ней не было того, что всегда отталкивало от самок хомо сапиенс — эгоизма и липкой жадности. Мани не лезла в мою душу, не изливалась сама. Она обладала особенным достоинством: не походить на рыб прилипал.
Мягкая и неназойливая, она всегда была немного сама по себе, оттого напоминая мне воспитанную кошку, приносящую в дом уют...
...Мы стояли на деревянной пристани и смотрели на реку. Река называлась Хату. Она разделяла Великий Тиар на два города — западный, отдаленный от нас двумя километрами водяной глади, и восточный, по которому мы только что прогулялись, сосредоточению бедности и тесноты на илистом, нездоровом болотистом берегу великой реки, городу бедняков, честных трудяг, работающих за гроши от зари до зари, городу дешевых харчевен, микроскопических лавчонок и тесных улиц, где запахи отбросов мешались с дымом из невысоких печных труб, грязненьких, убогих двухэтажных построек, где второй этаж проходился лишь чуть выше моего роста, отчего все они представлялись ненастоящими. Мани, довольно-таки долговязая по местным понятиям, где средний рост составлял всего метр тридцать для мужчин и метр пятнадцать для женщин, к своему удовольствию казалась ребенком рядом с моими внушительными двумя с лишком метрами высоты. Она важно держала меня за локоть, едва доставя головой до этого локтя. Конечно, мы привлекали внимание, но дорогие одежды и мои горящие из-под повязки то желтым, то рубиновым глаза заставляли любопытных сохранять дистанцию.
Чувствуя как собирается толпа зевак, я стал нервничать:
— Мостов здесь нет, каким образом обычно попадают в западный город?
— На лодках или катерах. Для этого нужно свиснуть. Вон тот как раз болтается в поисках пассажиров, — объяснила моя маленькая подружка, — Ты умеешь свистеть?
— Свистеть?! Уж чего, а это могу... — пробормотал я и запустил руку под повязку. Модифицированные драконом мышцы сдавили легкие раза в три сильней, чем старые, в результате я и сам немного испугался. Над рекой разнеслось что-то среднее между визгом пикировщика и пароходным гудком. Мани схватилась за голову, закрывая слуховые проходы, а свита зевак опрометью бросилась во все стороны.
Спутница с ужасом посмотрела в мою сторону:
— Правда, вы это не нарочно? Ты не хотел так пугать этих несчастных?
— Вы угадали, — виновато пробормотал я и положил на ее хрупкое плечико руку в перчатке, — Я и не думал, что будет так громко!
На деревянном паровом катерке показался живой человек, глянул на пристань. Мани махнула рукой, человек ответил и засуетился, выдергивая торчащий длинный шест, который, забитым в речное дно, удерживал катер на месте. Человечек пристроил шест на палубе и поспешил в рубку. Лихо крутнувшись в опасной близости от торчащих бревен причала, катерок пришвартовался возле нас путем накидывания лохматого каната на подвернувшееся торчащее вверх бревно. Укрепив нехитрый швартов, человечек выскочил на берег и поклонился:
— Старшина Боу, куда угодно господам иностранцам?
— На ту сторону угодно, в лучший отель. Везешь?
— Как будет угодно. Два золотых, — снова поклонился старшина, поймал на лету золотые кружочки, пригласительно взмахнул рукой:
— Прошу вас! Лучшее заведение — это гостиный дом Тхонга. Вы будете там очень скоро, оставьте всякое беспокойство.
Под заверения этого тщедушного даже по здешним меркам человечка, мы перешли на посудинку, едва ли десяти метров длиной, зато оснащенной настоящей круглой с раструбом дымовой трубой и крохотной каютой, где старшина катера, как видно, проводил свои самые приятные минуты, подсчитывая выручку и общаясь с бутылкой в компании такого же худого кочегара. Кочегар подкинул поленьев в топку, отчего столб черного дыма приобрел жирные оттенки и завился фитилем; после чего чумазый истопник показался из люка. Его крысиная физиономия выразила крайнее удивление, он выставился всеми четырьмя своими глазами, сверкая по-негритянски белками на черном лице, потом спохватился и исчез в своих владениях. Мани засмеялась:
— Эн Ди, ты производишь впечатление на моих соотечественников! А гостиный дом Тхонга и в самом деле лучший, и не только в Тиаре. Только ужасно дорогой. Там останавливаются только самые знатные и богатые. А лучших апартаментах есть даже бани.
— Вот и прекрасно. Я уже сто лет не лежал в горячей ванне. Мы займем самые лучшие покои, так что у тебя будет своя собственная баня, несколько комнат, спальня, кабинет и что-нибудь еще. Как и у меня.
Девушка нахмурилась:
— Роскошно, но зачем такая пышность?
Я пожал плечами.
— Пожить в свое удовольствие. Когда еще случай подвернется — неизвестно, может и не будет вовсе! Разве этого мало?
— Раз вам это доставит удовольствие, то тогда — конечно, — вежливо согласилась девушка, играя кончиком рукава. Видно было, что она пытается понять эту свежую мысль:
— Но... ведь это будет стоить огромных денег?
— Фирма оплачивает все! — фыркнул я, — Не переживай, на твоем выходном пособии мое мотовство никак не отразится! Я же сказал, что денег хватит на любые причуды, даже если нам вдруг захочется поджечь портовые склады на той стороне реки, чтобы полюбоваться иллюминацией с этой. Кстати, как ты думаешь, может быть, это оказалось бы красиво — горящие склады на фоне медленно встающего из-за горизонта светила, отраженные в зеркале реки?
Мани покорно вздохнула:
— Иногда мне трудно вас понимать... Наверное, вы правы.
Неврастения проявлялась у нее в тихих, терпимых формах.
Тем временем катер переполз реку и углубился внутрь берега по одному из каналов. Вокруг нас расположился престижный квартал этого портового города, здесь ничем не пахло, кроме воды и зелени, перед глазами мелькали осклизые сваи, пыхтела паровая машина катера. Рулевой улыбнулся и помахал рукой:
— Заведение Тхонга!
— А я думал, что это тюрьма или крепость, — сообщил я девушке, разглядывая лучший на планете отель. Больше всего это походило на обширный бастион. Окна — бойницы в стенах внушительной толщины, хмуро глядели на окрестности, почти стометровой длины трехэтажное строение навеивало образы средневековой крепости, вовремя извещенной о приближении неприятеля. В отличие от других домов, гостиный дом Тхонга имел несколько маленьких причалов — балконов на протяжении этой угрюмой, и как объяснила Мани, задней стены.
Я усмехнулся: "Если бы в этот мир попал Дэв, то он наверняка подъехал бы к отелю по-человечески, спереди, с парадного входа. А мы, русские, все норовим внедряться, то ли как Штирлиц в гестапо, то ли как Кошелева в промтоварный магазин."
Я фыркнул своей озорной мыслишке, старшина Боу вопросительно посмотрел на нас. Мани указала на причал в центре, перила которого выглядели побогаче и имели резьбу в виде геометрических орнаментов.
Она не ошиблась, именно там нас встретил коренастенький толстячок.
Он терпеливо ждал, пока катер подойдет и высадит пассажиров. Из машины выскочил кочегар, накинул все тот же лохматый трос на изящное приспособление, покосился на нас и подтянул суденышко вплотную. Старшина подал руку Мани, с поклоном поддержал за локоть девушку, хоть в том не было надобности, поклонился мне:
— Всего вам хорошего, господин иностранец. И ежели вам катер занадобится, так скажите, чтобы послали на тринадцатый причал, я завсегда там болтаюсь, скажете, чтоб, мол, старшина Боу приехал. Я тотчас буду!
— Хорошо. Скажу прислуге, чтобы запомнили, — негромко, неожиданно низким голосом проговорил встречающий.
Он производил двойственное впечатление. Его лицо удачно сочетало административную осанистость и продувную хитрость. Сейчас он улыбался любезно, но неопределенно, одновременно четырьмя глазами производя осмотр странных кандидатов в клиенты его высокопробного заведения. Глаза толстяка обежали нас, задержались на недавно подаренном мною подружке ниобиевом ожерелье с алмазами, золотой диадеме и переместились к моим желтым огонькам в щели повязки. Уже с выражением готовности оказывать услуги.
— Что угодно господам?
— Покои Радужного Мору, — неожиданно надменно отчеканила Мани. Я повернул голову к ней:
— Ты уверена?
— Согласно Вашему желанию, — прошелестела моя спутница, — Лучшее...
Она вскинула глаза ни Тхонга:
— Только эти покои устроят господина. Если же они заняты, мы снимем подходящий по положению дом.
Толстячок склонился перед голосом, звучащим как звон золотых:
— Разумеется! Только эти покои я и собирался предложить вам. Но рассейте мое беспокойство: на какой корабль послать за багажем?
— Не трудитесь, — отрезала Мани, — Его доставят.
Тут же сменила тон, почтительно обратилась ко мне:
— Ваше пожелание выполнено, господин. Не угодно ли осмотреть покои?
Толстяк заулыбался:
— Прошу вас, сиятельные господа иностранцы!
Я принял игру Мани и обратился к ней:
— Да! Не забудь вызвать главного повара и дать ему указания готовить только самые редкие, самые изысканные блюда. Не забудь так же сказать, что если он угодит своей кухней, то будет получать награду в двадцать золотых за каждый завтрак, обед или ужин, который вызовет наше одобрение.
— Повинуюсь, господин, — прошелестела Мани, не повернув даже головы, бросила в сторону масляно заблестевшего глазами Тхонга:
— Вы слышали. Вызовите главного повара в апартаменты господина!
Я задумчиво курил в кресле у окна, выходящего на улицу Итива. Это почти то же самое, что Красная Площадь для Москвы, Невский — для Петербурга и так далее. Мани уже в течение четверти часа производила допрос главного повара, круглого как сырная головка человечка в просторном цветастом халате, чей лоб уже покрылся бисером пота, а лицо свело судорогой наилюбезнейшей из улыбок. Мне стало жаль его, я вмешался:
