Мала "Марта", низко сидит на воде. В шторм, волны через палубу перекатываются. Зато с сетью удобно работать. И силуэт незаметный — особенно ночью или в туман, да и ясным днем здесь штиль бывает редко, прячется судно между волнами. Немцам ни разу перехватить не удалось. Сложно военным катерам долго в море болтаться, для другого они созданы — из базы выскочить, и сразу назад. Потому, германская морская охрана была из мобилизованных и вооруженных траулеров и китобойцев — а от них "Марта" и убежать могла. Самолеты, это серьезнее — но тут главное было, ночью нейтральную зону быстро проскочить, а у своих берегов немцы рыбаков не трогали, рыба ведь и им нужна! Да и не летают самолеты в плохую погоду, когда штормит, и облака низко совсем, как сейчас. Так что — проскочим.
Четыре бочки на корме, укрытые брезентом. Самый ценный груз. За который Эриксен получит, когда выйдет окончательный расчет, больше, чем за пару самых удачных уловов! И погода самая подходящая — туман! Когда большому кораблю очень опасно вблизи берега и скал — но "Марта" такая маленькая, и поворотливая, и сидит неглубоко, а главное, Эриксен уже сорок лет ходит в этих водах и знает их как свои пять пальцев. Через пару часов они выйдут на широту Буде, а там уже рукой подать до Лофотен, цели их путешествия — правда, между островами придется попетлять, но Эриксен проходы знает, куда чужак не полезет ни за что! Немцы там не ходили никогда. Надежда, что и советские столь же благоразумны?
Не то чтобы Эриксен по-особому не любил русских. Просто, норвежцы — упрямый народ, и не любезны к чужакам. Тут своим-то прокормиться едва хватает! А как Советы, "освободив" от немцев север, с чего-то решили оттуда не уходить, это было подлинное свинство! Зато оттуда на юг побежали не сумевшие ужиться с колхозными порядками, отчего и в свободной Норвегии стало тесновато. Что не прибавило у Эриксена (и не у него одного) любви к СССР.
Нет, русские вели себя в целом прилично, не грабили, не бесчинствовали. И не загоняли всех в "колхозы", как пугали газеты, привозимые с юга — что всех на работу строем, и комиссар с плеткой указывает, кому и чем заниматься, а кто будет плохо работать, тому еды не дадут. Но гнули все так, что работать на себя становилось невыгодно. Коммунам и скидки с налога, и горючее дешевле — а единоличников обложили так, что едва сводишь концы с концами, от хорошей жизни что ли Эриксен занялся тем, что везет сейчас? Это ведь не контрабанда, если поймают — в этом Советы были неумолимы: капитану судна расстрел, всему экипажу тюрьма, если повезет, а могут и их тоже... И на всю общину штраф, значит и жене Марте с дочкой Хельгой житья не станет — конечно, Эриксен был в коммуне очень уважаемым человеком, и не было принято по вековым неписанным законам выдавать своих чужакам... пожалуй, и знал кто-то, чем Эриксен занимается, уж сосед, старый Йен Клаусен точно догадывался, но с доносом в русскую комендатуру не шел — но по тем же правилам, подставлять под удар всех было очень не хорошо, так что все молчат, лишь пока Эриксена не поймали. Так и в войну было то же самое — общее молчание, круговая порука, и угроза попасть в гестапо, если не повезет, но Один и Локи оказались милостливы! Так и теперь.
Что еще остается? Советские не могут понять, чем норвежская община отличается от русского колхоза. А истина в том, что на суровом побережье, где до мая снег лежит и берегом не прокормишься, а на море частые шторма, выжить самостоятельно могут лишь очень большие и крепкие семьи, где много сильных работников. А прочим приходится объединяться в коммуны, поддерживающие друг друга, вместе заботящиеся о детях и стариках — но все же это больше похоже на стаю вольных волков, чем на стадо овец, послушное пастуху. При понимании того, что полностью свободным не выжить, возможность свободы ценилась весьма высоко. Иметь свое судно, пусть не такие как "Фенрир", двухсоттонный китобоец, на котором Свен Матиссен перед войной ходил в воды близ Антарктиды — но и восьмидесятитонная "Марта" тоже, вполне соответствует тому, что подобает крепкому хозяину! Стоять на палубе и знать, что ты — капитан, а не наемный работник. Разве это не стоит риска? И кто ходит в море уже почти полвека, с малых лет, давно уже привык к опасностям. В конце концов, немцы так и не поймали. А сегодня туман.
Где сейчас Матиссен, жив ли он? В сороковом, когда немцы напали, и сухопутные бежали или сдавались, флот Норвегии, особенно тут, на севере, оставался организованной военной силой до самого конца, целых три месяца. "Фенрир" был мобилизован, получив 47-мм пушку времен еще той Великой Войны, исправно выходил в море искать немецкие субмарины, а затем Матиссен увел свой корабль в Англию, и больше про него ничего неизвестно. А такая мелочь как "Марта" даже вооружения не удостоилась, хотя могла бы — но и у англичан, и у немцев была граница: что свыше ста тонн, брали во вспомогательный флот, тральщики или сторожевики, а что меньше, дозволяли по-прежнему ловить рыбу.
Да, мало нынче осталось на севере самостоятельных хозяев — кто не хотел подчиниться, убежали, кто на юг, кто в Англию, а кто и за океан. Но и северные и южные пока еще помнили, что они — норвежцы; и ведь бывало, что и родственники оказывались по разную сторону границы, и никто особо не запрещал им плавать друг другу в гости... а кто-то и возвращался, как сынок Клауссена, Карл, дружок и одногодок моего Юхана... и говорят, что не с добром он вернулся, Юхан у него припрятанный "стэн" видел, зачем рыбаку автомат? Стал у молодых заводилой, правда, пока лишь собираются и песни поют во славу нашего доброго короля Хокона... однако уже грозят кулаками бока намять любому, кто покажется им "трэлем" при русских (прим.авт — "трэль" у викингов, примерно соответствовал нашему холопу) и недостаточно почтителен к Его Величеству! А когда приезжали в деревню советские из комендатуры, офицер с полудюжиной солдат, так храбрый Карл спрятался и сидел тише воды ниже травы — а после, напившись пьяным, орал на всю улицу, что скоро наш король вышвырнет вон славянских недочеловеков, да еще и землю Мурман у них заберет. По-честному, Эриксен не возражал бы, если бы все стало, как до войны. Но страх был — в войну все его дети живы остались, а теперь что будет?
А жизнь менялась. Все чаще в этих водах появлялись целые флотилии траулеров, и русских из Мурманска, и немецких из Гамбурга. А в прошлом году в сезон с траулерами приходил большой пароход, на который прямо в море сдавали улов, причем говорили, что там на борту из рыбы сразу делают консервы! Если так пойдет дальше, то такие как Эриксен станут не нужны — и рыбы в море не останется, и при такой ловле она выходит дешевле. Может и вправду, еще один или два таких рейса, только фунты не тратить а припрятать — и податься в Англию, где нет никакого коммунизма?
Тут Маркус выкрикнул — там шум мотора в тумане, справа и впереди! И это не рыбаки — что-то мощное и быстрое! Видимость была кабельтова два, не больше, оставалась надежда, что не заметят. Нет — похоже, прямо на нас идет!
Бочки в воду! Проклятый брезент, принайтовлен на совесть! Режьте концы, быстрее! Это вам не какая-то контрабанда! Мальчики суетились на корме, еще минута бы! Но не было ее — из тумана выскочил русский сторожевик, размером лишь немногим больше "Марты", спаренные автоматические пушки на носу и на корме, уже на нас повернуты. И над рубкой антенна куполом — локатор, у немцев на патрульных кораблях его не было почти никогда! Набросились на нас, как пираты на абордаж — с ходу, кранцы вывалили, закинули нам на борт "кошки" на тросах, подтянули, и уже русские матросы с автоматами прыгают на палубу — всем стоять, не шевелиться! Юхан пытался что-то возразить, так его сразу уложили мордой вниз. Брезент тотчас же содрали окончательно, и кто-то уже кричит своим на сторожевик:
-Мины! Четыре штуки, готовы к постановке! Как в прошлый раз.
Подходит к Эриксену русский офицер, или унтер, звания не различить, но явно старший у абордажников. И бьет в лицо, при сыновьях и внуке.
-Попал ты дед, конкретно! Тебе вышак, им лагерь — это если повезет.
Неужели конец? Ладно, сам Эриксен уже пожил — ну а сыновей за что, они ведь лишь то делали, что я скажу? А Эрику шестнадцать еще, ему жить и жить — теперь в страшном русском ГУЛАГе сгниет?
Если б знать. Скинул бы эти бочки за борт в море, наказал бы сыновьям не болтать — и никто бы ничего не узнал! Да и какая разница тому англичанину, мистеру Уолтону, ведь не свое и не за свое платит — ему лишь начальству доложить, что мины у русской военно-морской базы выставлены — Эриксен хоть и простой рыбак, но долго на свете пожил, чтоб понимать, какой расклад.
Теперь в далеком Лервике мистер Уолтон, узнав, лишь покачает головой, "ай эм сорри", и вычеркнет неудачников из списка живых, найдутся другие, желающие заработать. А мальчикам придется умирать за его карьеру!
Норвежское море, севернее Тронхейма. 15 сентября 1950.
Боже, пошли нам английский конвой... Тьфу, привязалось — как принимали новенькие "двадцать первые бис" в Бремене, так сами на фрицев стали похожи! И песенка эта, "наш командор — морем просоленный Дениц", уже четыре года как эту сволочь повесили в Штутгарте вместе с прочими "Г". А вот брать в поход свежий хлеб вместо сухарей, хотя бы на первые дни, как у немцев, переняли очень быстро. Разговоры ходят, что у североморцев уже какой-то особый хлеб выдают, который не черствеет и не плесневеет совсем, но мы пока не видели. Узнаем, правда ли, как на север попадем.
Так повелось — что в Ленинграде строят, то на Север ведут летом по Беломорканалу. А зимой, и с немецких верфей — через Северное и Норвежское моря, заодно район изучаем, где воевать придется, если что. Время тревожное, так что идем с полным боекомплектом, и как на войне, то есть скрытно, обнаружив чужое судно или самолет, сразу уходили под воду, ну а днем при хорошей видимости вообще старались не всплывать. Никто не сомневался, что скоро начнется — уж если до атомных ударов дошло! Но пока атаковать обнаруженные цели запрещалось, и эта неопределенность даже изматывала — скорее бы уж!
Командир лодки был молодой. Флот рос как на дрожжах, и многие из тех, кто стоял на мостике в войну, сейчас командовали дивизионами и бригадами, или были на высоких штабных должностях. И капитан-лейтенант в сорок четвертом был лейтенантом на одной из балтийских "щук", всего один боевой поход, безрезультатный. Подавал рапорт в сорок пятом, на Тихой Океан — но не попал, нашлись лучшие. В сорок шестом был назначен на "двадцать первую бис", командиром БЧ-3 (торпедной), затем старпомом. И вот — командир! Утвержден всего три месяца назад.
Подвигов хотелось — нормальное желание для военного человека. Стать таким, как их комдив, капитан 1 ранга Бочаров, носящий на груди рядом со Звездой Героя, значок белой акулы, у подводников почитаемый не ниже ордена. Свидетельство об обучении у самого Лазарева, "самого результативного из всех подводников всех времен", сотня потопленных, и в подавляющем большинстве не транспорты, а боевые корабли, включая линкоры — помним, что немец Ле Перьер в ту войну потопил триста, так то были всякие шхуны, и тому подобная мелочь, идущая без конвоя, и сравнивать смешно! А на севере мы будем служить под командой Видяева, который не только с "акулой", но и как рассказывают, сам на легендарной "моржихе" в боевые походы ходил! И ведь Лазарев до войны никому на флоте не был известен — значит, талантом поднялся, а Родина отметила. И грех завидовать — хотя за Балтфлот обидно! Был ведь прежде единственным Краснознаменным из всех четырех флотов — а в войну оказался на последнем месте по успехам! Причем оттого, что как говорят в кают-компаниях, "это единственный флот, куда Лазарев не успел". Адмирал Победы — так не только ж армейским у себя Маршалов Победы иметь? И судя по фото в газетах, не старый он еще — значит, если постараться, и самому таким стать пусть трудно, но возможно?
О том, что он сам может больше не увидеть берег, капитан-лейтенант не думал. Не приходилось ему воевать на Балтике в сорок втором, идти через Гогландский рубеж. Война казалась ему подобием японской кампании сорок пятого, "третьего лазаревского удара" — опыт тех боев на западных флотах изучали подробно.
-Товарищ командир, радиограмма! — доклад из радиорубки — с кодом, для вас!
Уже в расшифрованном тексте код, известный лишь командиру. Вернее, записанный в кодовой книге, запертой в командирском сейфе. Капитан-лейтенант прочел и напрягся — цифры означали, вскрыть пакет номер один, из числа хранящихся в том же сейфе. "Красный" пакет — цвета обычного, но все на лодке знали, что в нем приказ на случай объявленной войны. Согласно инструкции, командир известил старпома и замполита (последний исполнял еще обязанности корабельного особиста), и все вместе сначала по радиожурналу убедились, что радиограмма принята без искажений, затем по кодовой книге, что приказ расшифрован правильно, наконец командир извлек и вскрыл пакет, у всех на виду. То самое, что и ожидалось — занесли в корабельный журнал, расписались.
Подтверждения на берег не посылали — поскольку радиограмма была передана дважды. Согласно уставному порядку, на флоте есть три варианта организации радиообмена. Первый — текст не повторяется, в конце особый код, "запрос квитанции", это значит, что мы должны были ответить коротко, "понял, принял". Второй — и основной, для связи именно с лодками — когда квитанции не требуется, в этом случае текст передается два раза, для надежности. Есть еще третий, для исключительно важных сообщений, тоже код в конце — требование передать назад всю депешу, расшифрованную и по-новой зашифрованную уже нами — бывает очень редко. Ну а здесь, если передали два раза, значит нашего подтверждения не ждут. И правильно — зачем нам в эфире шуметь, свое место выдавать и добычу пугать?
Короткое обращение к экипажу. Замполит прошелся по отсекам, поговорил с людьми, вернулся — доложил, настроение боевое. Штурман, наше место? Согласно приказу — при нахождении севернее 65й широты, продолжать следовать в Нарвик, южнее — нам нарезан квадрат с координатами... в общем ясно, топить всех кто входит и выходит из Тронхейма! Поскольку наши наверняка пойдут с севера освобождать Норвегию от ига англо-американского империализма, и для врага приморский фланг, а особенно коммуникации по морю первостепенную роль играют — так что устроим американцам то, что Лазарев фрицам на севере в сорок втором! Пока враг еще по военному не перестроился, систему конвоев и охрану водного района не наладил. Не одним же немцам "жирными годами" хвастаться!
Боже, пошли нам английский конвой... Вот привязалось — надо эту "трофейную" песенку под советские реалии переделать, а то там дальше и про Деница, и про фюрера, и про Крест с Дубовыми. Хотя лодка у нас немецкая, но нет больше кригсмарине — есть Фольксмарине ГДР, где даже в присяге "клянусь выступить на защиту германского социалистического Отечества, в одном строю с Советской Армией и Флотом". А ведь немцы к началу той войны не были готовы, больших и средних лодок у них насчитывалось едва три десятка, и мелочи еще десятка два. А у нас сейчас, две сотни не хотите — и еще в строй вступают, в Бремене достроечный бассейн фирмы "Дешимаг" субмаринами забит, а это лишь одна из немецких верфей, и Ленинград, и Молотовск, и Сормово тоже стараются! Старые же лодки из боевого состава выведены все, ну может что-то в учебных отрядах осталось — уж если дошло до такого расточительства, как субмарины на вечные стоянки, памятниками и музеями: в Ленинграде в прошлом году Л-3 поставили, в Гавани на Васильевском, прямо напротив учебки подплава, в Кронштадте — "Пантеру", которая еще в 1919 году отличилась, в Таллине — "Лембит". Хотя пропаганда морской службы, особенно среди молодежи, тоже дело важнейшее!
