| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Глава 17. Как волка ни корми.
В то утро, когда герцог де Бофор собирался со своей армией проехать по улицам Парижа, прощаясь со столицей Французского королевства и обожавшими его парижанами, в одном из фешенебельных особняков в аристократическом квартале с первыми лучами солнца проснулась молодая женщина, вздохнула, отбросила с лица белокурые локоны пышной длинной челки, и, подперев щеки руками, долго с нежностью смотрела на спящего тут же молодого человека. И, если проснулась с улыбкой, то через несколько минут ее серо-голубые глаза наполнились слезами, мысли, тревожные и печальные, так одолели молодую даму, что она зажала себе рот обеими руками, чтобы не разрыдаться.
Молодая дама смотрела на своего любовника, вздыхая так жалобно, что могла бы оживить и статую, но он не проснулся, продолжал спать и улыбался во сне. Русые волосы молодого человека разметались по кружевной подушке, рука был закинута за голову. Второй рукой он и во сне продолжал обнимать прижавшуюся к нему возлюбленную. Она снова вздохнула еще жалобнее, сняла с плеча руку молодого человека, и, усевшись в постели, печально огляделась по сторонам.
Все в ее спальне говорило о том, что здесь весело проводили время: за роскошно сервированным столом — остатки богатого ужина, бутылки изысканных вин, полусгоревшие свечи. В одном кресле валялась гитара с красным бантом и полузавявшей розой, тоже пламенно-алой, засунутой под гриф. Лепестками роз, кстати, были усыпаны и сами любовники. В другом кресле спал щенок спаниеля. Разбросанная одежда любовников на ковре, а ажурный чулок дамы, как плющ у колонны, обвивал ботфорт ее любовника.
Она вспомнила, как вчера они задували свечу за свечой, и, когда все свечи погасли, их губы встретились. Охваченные страстью любовники, понимая, что это их последнее свидание в Париже, опустились на мягкий ковер. Она встрепенулась, оттолкнула его и прошептала: "Не надо так... на ковре.... Ты обращаешься со мной как с девкой, мой прекрасный мушкетер, а ведь я маркиза...."
Тогда он извинился, поцеловал ее руку, подхватил на руки и отнес на усыпанное лепестками роз ложе. И там маркиза уже не говорила ему "не надо"....
Так маркиза сидела, любуясь своим безмятежно спящим возлюбленным, то, улыбаясь воспоминаниям, то всхлипывая
по-детски, пока молодой человек не открыл глаза и закричал:
-Ах, черт! Уже совсем светло! Который час? Не проспал ли я?
-Еще рано, спи, — ответила маркиза, — Еще совсем-совсем рано. Не торопись, любимый мой.
-Как же, рано! Белый день! Почему ты меня не разбудила?
-Оливье....
-Ну что ты еще от меня хочешь? Женевьева, дорогая, прекрати ныть, ради Бога! И не говори умирающим голосом. Мне пора! Мне, правда, пора.
Говоря это, Оливье одевался, а маркиза, словно застыв, смотрела на него, как будто не верила, что сейчас он уйдет, и это их последнее свидание....
Но когда Оливье небрежно отбросил в сторону ее чулок и стал натягивать ботфорты, маркиза подумала, что и ее он так же отбросит в сторону как ненужную вещь. Она ощутила угрозу разлуки, обняв Оливье за шею, закутала своими длинными белокурыми волосами и заговорила взволнованно, бессвязно, лихорадочно:
-Нет, Оливье, ты не уйдешь сейчас, подожди, ты не оставишь меня одну, дай мне прийти в себя, подожди хоть полчасика, умоляю тебя!
-Прости, дорогая, — мягко сказал Оливье, — Меня ждут во дворце Бофора. Я должен уже быть на месте, чтобы проверить своих людей. Каких-нибудь три часа — и ты увидишь меня, если соблаговолишь выйти на балкон, когда мы поедем мимо....
-Пятнадцать минут, Оливье! Пятнадцать минут! Позавтракаем вместе!
-Женевьева, милая, давай не будем затягивать прощание. Это всегда так раздирает душу. Повторяю. Сегодня ты меня еще увидишь. Пиши мне! И я постараюсь.... По возможности....
-Увижу тебя? Увижу, может быть, в последний раз! Увижу среди огромной толпы....
-Не толпы — армии! Не терзай уши мушкетера!
-Все равно — толпа! Среди твоих солдат ты уже не будешь моим
О-ли-вье, как сейчас! Ты будешь бофоровским Оливье, королевским Оливье, но — увы! — не моим! Пять минут, Оливье! Пять минут!
-Что за глупости! Я вернусь богачом и привезу тебе.... Что тебе привезти из Африки?
-Мне ничего не надо, только бы ты вернулся, слышишь?!
-За кого ты меня принимаешь? Не плачь, дорогая. Лучше скажи, какую диковинку ты хочешь? Хочешь обезьянку? Или арапчонка — сейчас они в моде. Что, качаешь головой? Не хочешь обезьянку? И арапчонка не хочешь? Но, вот увидишь, я привезу тебе что-нибудь чудное, не будь я Оливье де Невиль!
И Оливье, самоуверенный, веселый, красивый, поцеловав маркизу, цепляющуюся за него в отчаянной надежде удержать хоть на минуту, разжал ее руки, сомкнувшиеся вокруг его шеи, сбежал по ступенькам широкой лестницы, а маркиза, как любая женщина, проводившая на войну своего любовника, принялась плакать и звать своего Оливье, который был уже далеко. И даже если бы он слышал, не вернулся бы на ее зов. А щенок спаниеля лизал соленые щеки прекрасной маркизы.
Глава 18. Люк и Оливен.
Люк с трудом понял, что от него хочет слуга Бражелона — после ночи, проведенной у мольберта, художник спал как убитый. Оливену пришлось приложить немало усилий, чтобы заставить его хотя бы открыть глаза. Люк бессмысленно взглянул на Оливена, зевнул и вновь бухнулся спать. Как ни щипал, как ни тормошил Оливен будущего баталиста, тот был безучастен ко всему. "Не парень, а труп какой-то", — разозлился Оливен. Вспомнив, как Шарль де Сен-Реми будил своего соню-слугу, Оливен взял кувшин и вылил его содержимое на голову бедного живописца. Средство подействовало безотказно.
...Люк вскочил, чертыхаясь и отряхиваясь.
-Нашему хозяину грозит опасность! — сказал Оливен.
-Какая, черт возьми? Хотел бы я знать! — раздраженно спросил еще не совсем проснувшийся Люк.
-Он не сказал мне, что именно. Но мы — вы и я с мушкетами должны быть в спальне господина виконта.
-Мушкеты так мушкеты. Но скажи, он видел мою картину?
-Не успел.
-Что же ему помешало? — спросил Люк уже с тревогой в голосе.
-Спит мой господин, как и вы, без задних ног.
-А-а-а, — разочарованно протянул Люк, — Тогда на кой черт было требовать от меня картину! Тьфу! А я-то, дурак, старался!
-Не обижайтесь, господин Люк. Картина прекрасна. И моему господину, уверен, она понравится. Но, право, ему не до того было, он вернулся совершенно измотанный!
Люк со вздохом начал одеваться. Совсем проснувшись, молодой человек взглянул на свою картину. Она была в основном закончена. Рисуя прелестную Розу, Люк вспоминал "королевский" портрет Луизы де Лавальер и работал на одном дыхании. Букет и фон были точно скопированы с "королевского", только у девушки было совсем другое лицо, веселое, задорное лицо парижской девчонки. А вот платье было Луизино. "Повесят меня за такие художества, ей-ей, повесят. И заодно всю эту лихую компанию. Ей-богу, надо поскорее убираться из Парижа".
Оливен тоже любовался Люковой работой. (Ему-то что, он, бедняга, не подозревает, что играет с огнем. Оливен не видел портрет Луизы. Но всякий, кто видел картину, на которой была изображена
м-ль де Лавальер — а зрителей у ее портрета было очень немного — и видевший Розу, сразу сопоставит две картины. А мне какое дело? Мне заказано, и я рисую! Пусть сами выкручиваются! Нечего было заказывать такие картины!)
-Вы, похоже, сами боитесь своей картины, господин Люк!
-Если бы вы знали, как они похожи!
-Моя Розочка — и мадемуазель де Лавальер?! Не смейте оскорблять мою Розочку! Моя Розочка никогда мне не изменит даже с самим королем!
(Ага, подумал Люк, похоже, этой ночью "твоя Розочка" доказала тебе свою любовь).
Оливен, заметив лукавую улыбку Люка, отвернулся не без смущения и подобрал валявшуюся возле мольберта бумажку, на которой Люк делал наброски композиции. Этот беспорядок вызвал неудовольствие заботливого Оливена, который старался изо всех сил, чтобы барин провел свои последние часы в Париже в уюте и комфорте. Оливен вертел бумажку в руках.
"Смотри-ка! — воскликнул Оливен, — Ишь, какими бумагами мой виконт, растяпа, разбрасывается...."
-Что-нибудь важное? — спросил Люк, зевая так сладко, что, глядя на него, любому захотелось бы зевнуть во весь рот.
-Да как вам сказать, господин живописец.... Это, оказывается, черновик письма моего господина Великому Магистру Мальтийского Ордена.
-Мальтийского Ордена? — переспросил Люк.
-Блажь, не правда ли?
-И еще какая!
-Беда мне с ним! Вот что он задумал, только послушайте: "Монсеньор Великий Магистр, я не изменю решения. Я полон решимости посвятить те дни, что мне осталось прожить на этой земле, святому делу, за которое не первый год сражались и совершили свои подвиги Мальтийские Братья...." — и так далее.
-Да-а-а, — озадаченно протянул Люк, почесывая подбородок.
-Ох, — простонал Оливен, — Значит, он всерьез это задумал....
-Это он назло! — сказал Люк.
-Назло кому, Господь всемогущий?
-Своему королю, конечно, кому же еще! "Все, мол, сир, я вам не слуга. Я служу Господу Богу!" И портрет, что мне заказал, — тоже назло!
-Назло самому себе, прежде всего! Королю-то что! А нам беда! Не говоря о том, что эти братья-рыцари вечно рискуют своей головой, не говоря об их образе жизни, их вечных боях с мусульманскими пиратами и опасностях, к тому же эти их ужасные обеты!
-Виконт один сын у вашего графа?
-Да, господин художник, один-единственный, последний наследник — и вдруг такая глупость — в монахи его, видите ли, понесло! Правда, я посовещался с Гримо....
-Гри-мо?! А это кто такой? Графский шут, что ли? Ваш граф позволяет себе такую роскошь, как иметь собственного шута? Это он, чтобы сына развлечь? И как Гри-мо, действует?
-Слышал бы вас господин Гримо! — захохотал Оливен, — Гримо наш управляющий, умнейший человек! Шут! Надо же сказать такое!
-А шуты, кстати, часто были умнейшими людьми. Как вы сказали — Гри-мо? Странное имя для управляющего! Хм! Гри-мо.... Я почему-то вспомнил карликов господина Диего де Сильва Веласкеса. Шутов испанского короля.... Был у него некий Эль Примо....
-Карлик! Скажете тоже! Наш Гримо — дылда, под самый потолок! А карлика вашего я видел.... На гравюре. И потом, когда сопровождал хозяина в Испанию, всю эту мелюзгу повидал при Дворе в Мадриде.
-Хм! Гри-мо.... Управляющий Гримо....
-Да уж, мы такие! Ничего страшного. Гримо отличный мужик. Так вот, Гримо обещал что-нибудь придумать.
-Не убивайтесь вы так, Оливен. Ведь это всего лишь черновик.
-Если бы черновик! Я сам вчера отнес его письмо командору иоаннитов, графу де Фуа.... А все-таки здорово написано.... Господин де Фуа все восхищался: "Какой стиль, какие слова!" Это уж мой господин завелся, сам себя накрутил и понаписал ему невесть что.
-Графу де Фуа? Как он выглядел?
Оливен описал внешний облик экзотического командора.
-Это он.... — прошептал художник.
-Вы его знаете? — спросил Оливен.
"Знаю ли я моего родного дядюшку? .... Еще бы не знать! Когда отец привез меня к брату, а сам хотел ехать в Англию на помощь Карлу Первому, при Дворе которого в компании Рубенса и Бекингема он провел лучшие годы жизни, командор (тогда, впрочем, еще не командор) сказал, что Маэстро опозорил семью своим ремеслом. И сын Маэстро, то есть я Люк де Фуа, не могу рассчитывать на то чтобы стать пажом иоаннитов. Так и не пришлось отцу воевать вместе с кавалерами. И мы вернулись в Италию. Но, покидая Мальту, я дал себе клятву, что придет день, и сам Великий Магистр попросит Люка Куртуа украсить их замок своими работами! Ради этого я и навязываюсь в Бофорову экспедицию! Я должен стать таким художником, чтобы эти надменные иоанниты пришли и попросили: "Господин живописец, окажите Ордену честь, соблаговолите запечатлеть осаду Мальты...." А я.... Я соглашусь, но сперва подумаю...."
-И как отреагировал граф де Фуа на письмо вашего господина?
-А как ему реагировать?! — возопил Оливен, — Хоть завтра — говорит! Ему наплевать, что господин виконт последний потомок герцога Рогана, и с ним угаснет древний род. Ведь эти мальтийские братья не могут жениться — это им их законы запрещают. Вот беда-то!
-Вы знаете, как можно предотвратить эту беду?
-Как? Скажите как, господин Люк, и я вечно буду за вас Бога молить! Как разубедить моего господина?
-Необходимо, чтобы он влюбился.
-Эх! Я думал, вы что-нибудь дельное скажете! Он же....
-Я знаю, знаю — Луиза де Лавальер. Но Луиза де Лавальер не единственная привлекательная девица....
-Нет, господин художник, не дело вы говорите. Да и заболтались мы с вами. А мне велено привести мушкеты в порядок.
-С чего бы это?
-Надо — значит надо! Пошли на чердак!
Мушкеты оказались исправны, и молодые люди, установив оружие на подставках-рогатинах, устроились возле спальни виконта. Оливен, велев Люку быть наготове, занялся одеждой своего господина.
-Господин Люк! — вдруг закричал Оливен.
-Я тут! — откликнулся Люк.
-Подите-ка сюда!
-Что еще?
-Скорее!
-С мушкетом?
-Оставьте на месте!
Люк подбежал к Оливену. Слуга виконта держал в руках черный бархатный плащ Рауля и весело улыбался.
-Что бы вы сказали о плаще моего господина, сударь?
Люк взял из рук Оливена плащ Рауля, в который, как мы помним, почти всю ночь куталась герцогиня де Бофор и стал внимательно его рассматривать.
-Ваши выводы?
-Плащ новый. Сшит по последнему фасону. Длина.... Вашему хозяину примерно фут за колено.
-Верно! Закрывает отвороты ботфорт. Вы как в воду глядели.
-Плащ широкий. Предназначен для путешествий. В него можно закутаться как в одеяло.
-Верно!
-Шелковая вышивка примерно повторяет узоры Эпохи Возрождения. Нечто подобное я видел на портретах Клуэ. Но, если там вышивка золотом, ваш виконт, выбирая черный шелк, проявил более тонкий вкус. Золотая вышивка на дворянских плащах стала уже банальной. Этот плащ более изысканный.
-О! Мой виконт всегда отличался вкусом к тряпкам!
-Но весь низ плаща сильно перепачкан. Впечатление, что он тянулся по земле. Если виконт высокого роста....
-Плащ всю ночь был не на виконте, но на ком же тогда?
-Тот, кто носил вчера его плащ.... Или та.... Тс — не удивляйтесь, об этом говорят две дыры, сделанные наспех. А в них продеты ленты. Золотистые ленты от дорогого женского платья. И узлы эти тоже завязаны наспех, впопыхах. Значит, плащ виконта был на женщине!
-И я то же подумал!
Люк понюхал плащ.
-Это подтверждает мои выводы. Плащ весь пропах духами — что-то типа ландыша. И на воротнике несколько волосков — видите? Значит, женщина не высокого роста — виконту примерно по плечо. С золотистыми волосами. Вот, видите? И душится ландышевыми духами. Наша незнакомка занимает высокое положение в обществе — судя по этим лентам.
-Верно! Выходит, мой хозяин провел эту ночь с женщиной? Быть того не может!
-Не с женщиной, а в обществе женщины, — улыбаясь, поправил Люк, — А если даже и так? Что он, не человек?
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
