Стеклянное Рождество. Часть 1. Затянувшийся Сочельник

И вот теперь Собачий Хвост сидел в приёмной того, кому предназначалось послание. Потел, поминутно одёргивая непривычный дорогой пиджак, во внутреннем кармане которого лежало драгоценное письмо на белом пергаменте, перевязанное ало-чёрной лентой, и ждал, когда...

— Господин готов вас принять, — приветливый голос секретарши заставил Линга вздрогнуть. — Прошу вас.

Девушка в чёрном шёлковом одеянии, расшитом золотыми и серебряными нитями, склонилась в вежливом поклоне у дверей. Огромные створки тёмного металла без украшений медленно распахнулись, и Линг, внутренне сжавшись в комок, встал и сделал несколько шагов вперёд. За порогом находился просторный кабинет, лишенный окон и освещённый стилизованными под факелы лампами и самыми настоящими жаровнями, стоявшими вдоль стен. От жаровен тянуло свежим горящим деревом и чем-то ещё, непохожим на традиционные благовония. У дальней стены располагался длинный стол. От входа было можно разобрать, что за ним кто-то сидит, но не более. Впрочем, рассматривать хозяина кабинета Собачий Хвост и не собирался. Он упёр взгляд в пол, мелкими шажками вышел на середину помещения и отвесил глубочайший поклон. Мелькнула мысль, что неплохо бы опуститься на колени, но это показалось Лингу излишним. Хотя...

— Подойди ближе, гонец, — раздался глубокий, сильный голос. Обладатель его превосходно говорил по-китайски, и посланцу не составило труда понять произнесённое. — Подойди, я хочу разглядеть тебя.

У Линга задрожали колени, но он заставил себя сделать ещё с десяток шагов, не прерывая поклона.

— Выпрямись. — Приказ был недвусмысленным. Собачий Хвост вздохнул и с трудом поднял голову. Первое впечатление от увиденного повергло его в шок: говоривший был явным варваром. Европейцем. Его длинные, заплетённые в косу волосы цветом напоминали солому, выгоревшую на солнце, а через левый глаз шла чёрная повязка, расшитая белым шёлком. Проведённые искусными стежками нити складывались в изображение танцующего лиса.

— Хорошо, — произнёс хозяин кабинета, насмотревшись на гонца. — Теперь отдай то, что должен отдать.

Каким-то чудом не запутавшись в собственных карманах, Линг вынул из-за пазухи слегка намокший от пота свиток и протянул вперёд обеими руками. Варвар вышел из-за стола, подошёл к Лингу — оказалось, что гонец ниже его чуть ли не на две головы, — и, ничем не выказав брезгливости или неудовольствия, принял и развернул свиток.

— Вот, значит, как, — медленно произнёс хозяин кабинета. — Тебя просили передать что-то на словах?

— Только то, что написано в свитке, высокорожденный господин, — Линг прикусил язык, поняв, как могло прозвучать обращение с учётом разницы в росте, но грозы не последовало.

— Всё равно — повтори. Я хочу знать, есть ли разница в посланиях.

И Собачий Хвост, запинаясь на чуть непривычных оборотах островного диалекта, произнёс:

— Белый Лис должен знать, что древний храм вновь обрёл служителей. Тень брошена на Восток и скоро коснётся его земель. Ты должен договориться с нами, иначе Тень сокрушит и тебя. Мы ждём ответа.

— Вот, значит, как, — повторил Белый Лис и неожиданно расхохотался. То был хохот бойца, узнавшего о позорной смерти соперника.

Гонец втянул голову в плечи.

— Как тебя зовут? — спросил варвар, отсмеявшись.

— Линг.

— Полностью.

— Линг Собачий Хвост, — незадачливый гонец по привычке назвал прозвище вместо фамилии и хотел было исправиться, но было поздно.

— Почему так?

— Когда я был мал, моя семья была бедна, — Линг и сам не очень понимал, зачем он это рассказывает, но язык во рту зажил своей жизнью, выкладывая страшному якудза нехитрую историю. — У меня не было возможности получить образование, а тем более — работу. Когда мои досточтимые родители почили, я прибился к уличной банде, но и там приходилось всё время голодать. Однажды мальчишки нашли дохлую, но свежую собаку. Они сняли с неё шкуру и предложили мне её жареный хвост в качестве обеда.

— А что ты?

— Я его съел.

— Почему же тебя послали ко мне? Что, не смогли найти гонца достойнее?

Линг помедлил.

— У меня ничего нет за душой, господин, — тихо произнёс он. — Меня не жалко потерять из-за дурной вести, принесённой Кицунэ Сирои — Белому Лису. И потом, я умею выживать. — Последнее слово он произнёс с уже въевшимся чужим презрением.

Варвар хмыкнул, небрежно бросил свиток на стол и сел обратно в кресло.

— В какой Семье ты состоишь? — наконец спросил он.

— Общеизвестное имя главы Семьи, которой я служу, — Синий Дракон, господин.

— Что? — Кицунэ Сирои вновь рассмеялся, на этот раз негромко и весело. — Ну, будем считать, что это знак судьбы.

Что-то в голосе Лиса заставило Линга вновь поднять голову. Робкий, полный надежды взгляд Собачьего Хвоста столкнулся с яростным сиянием единственного глаза хозяина кабинета.

— Господин? — неуверенно спросил Линг.

— Иди к моему секретарю. Тебе выделят место, дадут указания, деньги и новую одежду. Потом вернёшься ко мне. Мне нужен человек для особых поручений. Который умеет выживать.

— Но Семья...

— У Триад кончается время, — ровным тоном произнёс Кицунэ Сирои. — Глупцы думают, что я буду договариваться... о, нет. Мне будет проще пройти по их головам. Пусть считают, что "жуткий якудза" казнил тебя за скверную весть. Иди.

Линг ещё раз поклонился, прошёл к дверям и вдруг остановился, настигнутый какой-то мыслью. На губах Лиса расцвела одобрительная улыбка.

— Скажите, господин, — не оборачиваясь произнёс Собачий Хвост, — почему вы сказали мне всё это? Разве вы не боитесь, что я предам вас, как предаю Семью?

— Предаёшь? Нет. Ты пока что труслив, но не способен предавать по-настоящему. Хотя бы тех, кто готов тебя выслушать. По-настоящему. А от семьи ты избавляешься, как от ярма непонимания и унижения. Не так ли?

— Воистину, ваша мудрость превосходит мои чаяния, — Линг вновь склонил голову. Отец успел научить его немногому, но основы основ этикета надёжно пустили корни в голове его нерадивого отпрыска. — Благодарю вас, господин.

— Иди.

* * *

Санкт-Петербург. Около десяти месяцев до драки в баре "Великое Древо". Центральный офис Агентства "Альтаир". Тренировочные залы.

Сухие, щёлкающие удары отмечают ритм. Протяжный звук духового инструмента, странно напоминающий вибрацию воздуха на Рубеже. Резкие выпады фиддла. Тягучие слова норвежского языка повисают в воздухе.

Солнца круг замкнулся, что летом искрится...

Тело, нещадно истязаемое вот уже который месяц, внезапно становится лёгким, почти невесомым. Тяжёлый клинок превращается в продолжение даже не руки, держащей его, а мысли, что направляет эту руку.

Крик петуха песней эльфов продлится...

— Умница, девочка.

Голос наставника не сочится насмешкой, как казалось раньше, — он попросту не умеет разговаривать иначе, пусть даже и старается в последнее время. Да, там, в кабинетах, на нём белый костюм, маска равнодушия пытается прикрыть боль, и даже столь любимые им праздники — различные годовщины особых событий — более не радуют его и превращаются в мрачную пьянку. Но здесь, в тренировочном зале, когда неподалёку, прищурившись, сидит его друг, а на тёплых досках пола танцует с ним и с оружием ученица, он становится собой. Настоящим собой.

Пауза. Одними губами, почти неслышно, вместе с певцами:

Сила телесная

Землёю сокрыта...

Клинки плетут свою паутину ударов и блоков, но схватка, на самом деле, не в этой звенящей круговерти. Она даже не во взглядах, упрямо ломающих друг друга, вычленяющих движение тела до того, как оно сделано. Схватка...

— Ты борешься не с Воином, — задумчиво сказал Палач два месяца назад, прервав их тренировку, когда Рива уже начала хватать воздух ртом.

— Я хочу убивать вампиров, — на выдохе ответила девушка. — Воин учит меня это делать. Естественно, я с ним не борюсь. Я у него учусь. Убивать.

Палач покачал головой. Воин с хитрым прищуром посмотрел на него, положив клинок на плечо:

— В последнее время объяснения у меня выходят на диво отвратительно.

— Оно и видно, — усмехнулся Палач. — Позволишь попробовать?

— Почему нет? Я, понимаешь ли, как кретин, учу её сражаться и, надо признать, добился успехов. В сражении со мной, любимым и ненавидимым. А она, чтоб её поперёк, хочет и учится у меня убивать. Искренне надеюсь, что у тебя выйдет объяснить ей разницу.

Палач сделал отрицательный жест.

— Ничего подобного. Она не хочет убивать. Она хочет мстить. И учится сражаться, а это ей очень и очень поможет в достижении её мести. Но ты прав: беда в том, что она сражается с тобой.

— Я уже ничего не понимаю, — усмехнулась Рива. — То я сражаюсь с Воином, то не сражаюсь, то хочу убивать, то не хочу. Вы уж определитесь... наставники.

Последнее слово ей удалось произнести с полувопросительной интонацией. Мужчины переглянулись.

— Н-нет, — неуверенно сказал Палач. — Я, скорее, получаюсь... — он чуть замялся, — куратор, пожалуй. Да. Это слово мне нравится, и оно как нельзя более подходит для моего положения в этом случае.

— Светлова выключи, — внезапно вернувшись к своеобычному стилю речи, через плечо бросил Воин. Отошёл к скамейке возле стены и взял с неё полотенце. — У тебя всё равно хреново получается.

— У тебя ещё хуже, — хладнокровно парировал Палач и протянул руку к клинку Ривы. — Позволишь?

Та пожала плечами и рукоятью вперёд протянула ему тупой тренировочный меч:

— Пожалуйста.

Палач взял меч, провернул в руке, привыкая к весу, а потом внезапно вернул девушке. Рива с удивлением приняла оружие обратно. Грань клинка тонко блеснула под светом ламп: теперь меч был остро отточен и источал смертельную угрозу.

— Убей, — спокойно сказал Палач, опуская руку. — Я твой враг.

Рива от неожиданности сделала полшага назад, перетекая в защитную стойку. Глава отдела не двигался с места.

— Вы без оружия, но, полагаю, вам это не помешает, — нервно улыбнулась девушка. Ее визави покачал головой.

— Не будет нападения и защиты. Не будет поединка. Убей.

— Вы мне ничего не сделали.

— Моральная мотивация, Палач, — усмехнулся со скамьи Воин. — И честь, которой у неё побольше, чем у нас обоих.

Палач сделал короткий жест пальцами, и обстановка сменилась. Исчезли зал, Воин и скамейки вдоль стен. Исчез свет ламп. Вокруг высились обшарпанные стены долгостроя, в щербатые окна заглядывала луна, а напротив Ривы над телом Витольда стоял Андрэ Бэрринг. Раненый, обессиленный, на одном колене.

— Я виновен, — проскрежетал он, зажимая рану на горле. Из-под ладони потекла густая, почти чёрная кровь вампира. — Я проиграл. Убей меня, ты имеешь на это право.

Рива сделала шаг вперёд. Иллюзия была абсолютной. Рассудок аналитика заволокло лёгкой пеленой, похожей на опьянение. Реальность и сон, повторявшийся столько раз, смешались воедино. Она подняла клинок. И опустила его.

— Ты исцелишься, тварь, — прошипела она. — Ты будешь жив и здоров. И тогда я приду и вскрою тебе глотку по-настоящему. Надеюсь, у тебя хватит сил доковылять до ближайшего источника пищи.

Она резко развернулась... и споткнулась от яркого света и ясности сознания, обрушившихся, как водопад, смывающий остатки заклятья Палача.

— Что и требовалось доказать, — ровным тоном произнёс тот, подходя ближе и поддерживая девушку за локоть. — Ты не хочешь "убивать вампиров". Ты хочешь как минимум поединка с объектом мести.

— Вы... видели? — ошеломлённо спросила Рива, понимая, насколько глупо сейчас выглядит.

— Нет, — покачал головой глава Третьего отдела. — Мы слышали. Картина, которую ты видела, была лишь в твоём сознании. "Шёпот Эринии" должен был заставить тебя увидеть объект мести. И убить его. Ты этого не сделала, эрго, убийство не входит в твои планы. По крайней мере, хладнокровное убийство беззащитного. Ты хочешь сразиться с ним.

— И что же мне прикажете делать? — с напускной иронией спросила Рива. Коленки у неё ещё подрагивали.

— Слушать дальше, — с лёгкой улыбкой отозвался Палач. — Беда в том, что Воин учит тебя сражаться на своём примере и с собой же. Происходи подобное лет этак с тысячу назад, было бы проще наловить нелюдей разного пошиба и стравливать их с тобой. Но это тоже ущербный подход. Ты уже поняла, что учишься не убивать, а сражаться. Теперь надо понять, что ты в первую очередь сражаешься не с вампирами, оборотнями, кикиморами и прочей нежитью. Ты сражаешься и не с Воином, которого видишь ежедневно и который так вымотал тебя тренировками, что ты начала бороться с ним самим, — при этой фразе он бросил уничижающий взгляд на начальника Второго отдела. Тот высунул язык и потряс головой, изображая полного кретина. Палач укоризненно вздохнул.

— А с кем тогда? — хихикнув, спросила Рива.

— С собой, — серьёзно ответил её собеседник. — Только, как в той старой загадке про рыб и зубы, и это неправильно.

— Почему? — опешила девушка.

— Потому что тебе надо принять себя. Но до этого тебе ещё очень далеко. И не в моих силах вложить эту мудрость прямо сейчас в твою красивую голову. А потому просто осознай, что твой противник не перед тобой. Он внутри тебя. Станет легче. А теперь дадим твоему наставнику отдохнуть. — Палач скинул пиджак и принялся засучивать рукава. — Давай я тебе объясню, в чём принципиальное различие бархатного и силового вмешательства. Это тебе тоже поможет.

Два месяца на то, чтоб понять такие простые слова. Два месяца медитаций и тренировок в одиночестве, которые не смел прерывать даже Воин. Два месяца, родившийся в сознании сам по себе танец с клинком, и вот теперь эта тренировка. Первая с боевым, настоящим, смертельно опасным оружием. Танец полированной стали. Пауза. И непрекращающимся речитативом...

Крик петушиный — заклятий творение

Крик петушиный — заклятий творение11

"Схватка идёт внутри. Борьба с собственной слабостью, с собственной болью, с собственными страхами. Каждый раз, взяв в руки оружие, я буду сражаться с собой. Спасибо, Палач".

— Умница, девочка, — произнёс Воин ещё раз, завершая танец и отходя назад. — Ну а теперь попробуем проделать то же самое с огнестрельным. Хотя, учитывая, что оно всегда было тебе ближе, у нас не будет никаких проблем?

— Никаких, наставник, — весело отозвалась Рива, кланяясь учителю и куратору. — Тем более что я не пренебрегала посещениями тира.

— Вот и молодец. Тогда отправляйся туда, бери оружие, холостые патроны и возвращайся. Посмотрим, на что ты будешь похожа в ближнем бою с ограниченными условиями для стрельбы.

У Ривы чуть вытянулось лицо, но она послушно кивнула и вышла. Демон повернулся к своему другу.

— Что скажешь?

— Как и практически любая молодая женщина, она услышала то, что хотела услышать, — философски пожал плечами Палач.