"Тени таятся во мраке"

Думаю, каковыми будут моральные качества этих личностей, по прошествии ими безжалостной конкурентной борьбы первого этапа скупок-переделов, Вам понятно. И эти люди тоже будут стремиться к участию во власти, аналогично боссам промышленности. Ибо от этого, а не только от солнышка да дождика, будут зависеть их доходы.

Так что законосовещательная Дума и земское самоуправление нужны стране, Ваше высочество. Эти реформы перезрели, их надо было начинать лет десять назад. Но само их проведение никоим образом не является гарантированной предпосылкой "ответственного министерства". Наоборот, скорее. Так как даст возможность имперскому правительству, сузив сферы своей деятельности и вовремя получая для принятия решений достоверную информацию с мест, уже отфильтрованную от всего случайного и расставленную по ранжиру важности представительными и земскими органами, существенно повысить качество управления.

Что же до отмены черты оседлости и прочих "кухаркиных детей", то давайте уж смотреть правде в глаза: те несколько процентов российских евреев, что держат в мошнах 90% совокупного семитского капитала, давно живут в столицах или губернских городах. Как и практически все их видные деятели исскуства. И детей своих они учат не хуже, чем отпрысков наших знатных фамилий. Если не лучше.

Тем временем, из-за этой, практически уже не работающей бумажной фикции, еще и провоцирующей погромы, кстати, разладились наши отношения с Америкой и начались проблемы с кредитом у Ротшильдов. Причем как раз тогда, когда, к стыду нашему, без крупных внешних займов мы не сможем справиться с задачами реформирования села и индустриализации. Я уж скромно молчу о преобразованиях в армии и на флоте, о борьбе с неграмотностью, о переселенческой программе.

Говорить о контрибуции с самураев нам, очевидно, еще рано. Как повернутся дела, если дойдет до конференции Держав, мы знать не можем. Между тем, возможности нашего внутреннего рынка заимствований в ходе войны практически исчерпаны. За двумя исключениями: наши состоятельные иудеи готовы сразу ответить рублем на отмену дискриминационных актов, а староверы-купцы на распечатывание их храмов. Это вполне достоверная информация. И проверенная. За это я Вам ручаюсь.

— Вот как!? Жиды ростовщики и перекупщики зерна раскошелятся за местечковых? — во взгляде Великого князя скепсис недоверия смешался с презрением в равных долях.

— Это действительно так, Ваше высочество. Только самое неприятное в нерешенном "русском еврейском вопросе", если уж об этом речь, так это то, что мы сами даем в руки нашим главным стратегическим ненавистникам повод к демонстративному оправданию их наступления на Россию. Только противники наши вовсе не Англия, Австро-Венгрия или Германия как государства, и не их формальные правительства или высшая знать.

Как представляется, вторая, и главная причина того, что времени на "раскачку" и неторопливую модернизацию государственной системы нам не дадут, состоит в том, что господа мировые "финансовые короли", все эти Ротшильды, Барухи, Варбурги, Шифы и прочие "франкфуртцы" из их круга, созрели для того, чтобы начать конструировать в Европе грандиозную войну. Они вполне уверенно манипулируют не только финансами, но и "общественным мнением", а, следовательно, и политикой держав. Во всяком случае, политикой Англии, Франции и Австрии — уверенно. Сейчас они поспешно выносят свой "штаб" подальше от порохового погреба Европы, за океан. Подмять под себя продажную "демократическую" систему власти САСШ для них особого труда не составило.

Но общеевропейская война — потенциально величайший их бизнес — немыслима без участия России и Германии. Нас с немцами жаждут столкнуть лбами. Стравить! Дабы в итоге разрушить обе империи, по ходу процесса обескровив Британию, и пожать с этого грандиозные финансовые плоды. А по завершении бойни править всем человечеством, опираясь на Мировую мошну и хранящую ее промышленную и военную мощь Америки.

Агентура "франкфуртского гетто" трудится над этим проектом у нас в России денно и нощно, используя парижскую долговую удавку, либеральствующую публику любых мастей и господ-революционеров в качестве инструментария. И этот их "джентльменский наборчик" пока вполне дееспособен, к сожалению. Но мы должны понимать, что не весь еврейский народ априори у нас во врагах. Речь о нескольких банкирских семьях и их прихлебателях, которые выстраивают "под себя" мировую финансовую систему, и готовы в погоне за абсолютной властью на самые изощренные ходы и циничные преступления.

Вот почему наша попытка переломить ситуацию "через колено" может привести к страшным потрясениям и большой крови. Готовы ли мы сегодня к этому? Справимся ли, нужно ли нам такое?.. Вы ведь любите рыбалку, не так ли, Ваше высочество? Можно ли большую рыбу сразу пытаться вытащить резким рывком? Не порвать бы снасть...

Резюмируя сказанное. Ситуация с последними Высочайшими указами мне видится такой: Государь пытается втолкнуть нас в последний вагон уходящего поезда под именем "Российская империя". Отправляется он от дебаркадера с названием "Революционная республика". Лично я на этой платформе остаться решительно не хочу. Почтительно прошу простить, если чем-то разочаровал Вас, Ваше высочество.

— Ну, что ж. Откровенность за откровенность. Благодарю Вас, Сергей Васильевич. Я обдумаю все сказанное Вами. Но вынужден заметить: пока Вы меня не убедили. Да, на первый взгляд, возможно, эти рассуждения кому-то и покажутся логичными. Но именно такие действия и ведут страну к хаосу, которого нам нужно избежать. Любой ценой. Пожалуйста, подумайте и Вы на досуге над моими словами. Хорошенько подумайте...

— Простите, Ваше императорское высочество, но ежели Вам угодно будет именно ТАК поставить вопрос, то я позволю себе еще кое-что добавить.

— Извольте-с. Я — весь внимание.

— Во-первых, не стоит Вам меня пугать, Сергей Александрович, — дерзко стрельнул взглядом Зубатов, спокойно выдержав гнев, вспыхнувший в ответ в великокняжеском взоре, — А во-вторых, хорошо бы Вам понять, что раз я позволяю себе вести здесь вполне откровенную беседу на ТАКИЕ темы, значит мое доверие и уважение к Вам ничем не поколеблено. Что же до общих воззрений Ваших, то они мне известны доподлинно. И я понимаю, как трудно Вам осознавать то, что усилиями Вашего племянника Россия стала на рельсы модернизации и прогресса, вопреки воле Вашей и большинства великих князей.

Но лишь Вам, единственному, исключительно для Вашего сведения, я покажу один документ. Ибо, — откровенность за откровенность. Прочтя его, со всей ответственностью решите, разумно ли вставать на пути у набирающего ход поезда. А уводящую его с магистрального хода стрелку дергать, кому бы то ни было, — поздно. И крайне рискованно.

С этими словами Зубатов извлек из внутреннего кармана небольшой, узкий конверт и вручил Сергею Александровичу содержавшийся в нем сложенный втрое лист бумаги с явно видимым на уголке характерным росчерком...

"Милостивый государь Сергей Васильевич.

Настоящим поручаем Вам, и вверенному заботам Вашим Имперскому секретному приказу, на время отсутствия Нашего в европейской России, обеспечить незыблимость властных институтов и порядок в столицах Империи Нашей.

В случае чьих-либо попыток подвигнуть события к смуте, мятежу или к отмене любых отданных Нами Указов и распоряжений, поручаем Вам, с ситуацией сообразуясь, действовать в отношении оных лиц быстро, решительно и твердо, при угрозе массовых выступлений приняв под свое начало департамент полиции и корпус жандармерии. При необходимости не взирая на любые титулы и чины, действуя именем Нашим, и с полного Нашего Высочайшего соизволения и одобрения.

Николай"...

* * *

— Василий Александрович, прикрой, пожалуйста, свою дверь. Сквозняк по полу так и свищет.

— Простудиться боишься?

— Не боюсь. Не хочу. По такой колоритной погоде сопли схватить: на раз-два. А у меня завтра осмотр Алексея. Врач-бациллоноситель, — это не комильфо...

— Понял. Не вопрос, Вадим, — Балк, резко приоткрыв, поплотнее захлопнул дверцу кареты, поправил сбившуюся занавеску и философски заметил, — Что правда, то правда: по части баловства весенней погоды Питер совершенно не изменился. Что тут, что там, у нас. Вернее, тогда.

— Спасибки. Теперь — совсем другое дело...

По поводу же наших с Михаилом дорожных разговоров, пожалуй, больше мне и добавить нечего. Из общего впечатления: вполне умный, рассудительный чел. Конечно, со своими прибамбасами. Но у кого их нет? Правда, явно пребывающий пока в смятенных чувствах. То ли из-за своих нежных чувств к дочке Вильгельма, в коих до конца еще сам не разобрался, то ли от груза ответственности за будущее всей страны, подлинный вес которого на своих плечах наконец-то осознал. Короче, радость от того, что он больше не наследник, оказалась несколько преждевременной.

— Тут ты мне Америку не открыл, дорогой. Мишкин наш действительно считает, что испытывать понятные чувства к несовершеннолетней, это нонсенс. И из-за этого страдает, представляя себя внутренне порочным и извращенным типом.

Да, да!.. Вот так, не больше и не меньше. Типа, "я чудовище, грязная тварь", как он мне разок выдал. Набокова я ему почитать не дал бы, по понятным причинам. Но мозги слегка вправил, разъяснив, что никакого бесовства и ущербности тут и в помине нет. Тем более, если он готов стоически ждать ее совершеннолетия. Не размениваясь. Что говорит, скорее, о душевной чистоте и силе воли. Но в отношении приступов самокопательства, вот тут ты прав на все сто. Без этого он не может. Молодой ишо, — Василий беззлобно усмехнулся, подмигнув Вадику, — Не то, что некоторые.

— Опять в мой огород булыжничек, да? Василий, обещал ведь...

— Ладно. Не буду, не буду, — Балк примирительно пихнул охнувшего Вадика в бок локтем, — Блин, но когда уж они закончат? Скоро десять. Кушать хоццо...

— Если бы решил остаться у матушки, нас бы предупредил. Или выслал бы кого с разрешением нам уехать.

— Это-то понятно. Просто я опасаюсь, как бы Мария Федоровна ему там весь мозг не вынесла. На самом деле, Вадим, женский фактор в наших делах — штука обоюдоострая. И сегодня Мишкину — стоять в глухой защите. Я ни на секунду не сомневаюсь, что маман попытается, воспользовавшись его регентскими полномочиями, уломать младшенького на какую-нибудь пакость, дезавуирующую указы Николая о Думе, Конституции и евреях.

— Согласен. Рубль за сто. Но, думаю, он должен устоять...

— Я тоже так считаю. Однако, как не крути, это для него — экзамен. Ведь до сего дня Мишкин слушался мамА практически беспрекословно. Письма он ей слал сугубо личные. О наших, вернее, о его с Николаем делах, ничем с нею не делясь. Так что явление с войны такого Мишука для нее будет, некоторым образом, откровением. Причем шркирующим. Не хватил бы удар бедняжку.

— Ее!? Не хватит, Вась. Это я тебе, как эскулап, ответственно заявляю. У крошки Минни стальной лом вместо хребта вставлен. Причем, при необходимости, пользоваться она им умеет. Эта дама, — тот самый случай, когда уместно вспомнить про стальную руку под бархатной перчаткой. Скорее уж она сама ему плешь проклюет, доведя до белого каления и срыва.

— Где сядет, там и слезет. Не, наш Мишкин уже достаточно тертый калач. Повидал всякого разного. И главное от второстепенного отличать вполне научился. Как и держать себя в руках, надеюсь. Я думаю, что...

Закончить свою мысль Балк так и не успел. Где-то снаружи, совсем рядом, раздалась отборная немецкая брань, и в тот же момент массивный кузов кареты подпрыгнул от потрясшего его громового удара, закачавшись на скрипнувших рессорах. Испуганно заржали лошади, цокая подковами по подмерзшей брусчатке.

Мгновенно подобравшись, Василий переместил опешившего Вадика в положение "на пол, живо!", после чего был готов в привычной для него манере "брать ситуацию под контроль": бомба под колеса решила бы все сразу, а раз ее нет, значит остаются рабочие варианты. Но, не пришлось.

— Это Я!.. Блин!!!

Дверца кареты резко и широко распахнулась, и пред удивленными очами Банщикова и Балка предстала хорошо знакомая высоченная фигура, хотя и выступающая в несколько непривычном для них драматическом амплуа. На бледном лице Великого князя Михаила отражалась такая буря эмоций, что лик его казался просто светящимся изнутри гремучей смесью бешенства, обиды и упрямой решимости.

— Михаил Александрович, что с тобой!? И почему без шинели!..

— Да, к чертям ее!.. И всех их — к чертям! Как же меня достали... — взгляд Великого князя постепенно приобретал осмысленное выражение, — Все. Едемте отсюда. Живо! Кстати... Василий, а почему Михаил Лаврентьевич — там? Внизу?

— Все в порядке уже, Ваше высочество, не извольте гневаться, — улыбнулся Вадим, занимая свое место на коже и атласе каретного сиденья, аккуратно отряхнув перед этим брюки на коленях. Из своего положения "в партере" он успел заметить и оценить про себя, как же в гневе и суровости Михаил похож на портреты его августейшего отца в молодые годы, — Просто Ваше явление оказалось столь внезапным и... импозантным, что Василий Александрович, как я понимаю, вознамерился отбивать чью-то атаку на нас. А поскольку в рукопашной польза от меня была бы сравнительно не велика...

— Один вред от тебя в рукопашной, балобол. Не перепачкался? Вот и славно. Миша, залезай к нам скорее, а то прохватит на ветру. Тебя уже трясет всего.

— Жарко мне, а не холодно, Вась. А колотит, — это все с психу. Ты не представляешь, сколько занятного сейчас я услышал про брата. И про меня. От собственной-то матери!.. Просто, выше моих сил вытерпеть все это оказалось. Никакому лютому ворогу такого не пожелаю. Никогда...

— Я догадываюсь.

— Спасибо за понимание. Есть у нас тут... что-нибудь?

— Неа...

— Плохо. Голову на части рвет.

Вот что, мои дорогие. Сейчас мы заедем к дяде Сергею. Посидим все втроем с ним немножко, и у него я и заночую. Это рядом, Вась. Нам только мост перекатить.

Хотя, нет. Пожалуй, — все не так. Пойду-ка к Сергею Александровичу я один, а Вас попозже ему представлю, как разберусь что к чему. Какие там "тараканы в черепушке", как ты, Василий, говоришь. Тем более, что Николай меня предупреждал, что дядя Сергей тоже участвовал во всех этих душеспасительных беседах про "отмену конституции и жидовской вольницы". Да еще эта его демонстративная отставка...

А пока едем, в двух словах я вам перескажу кратенько, как меня моя дорогая мамА встретила и чем так "порадовала". Согласны?

— Может быть, на сегодня довольно с Вас нервотрепки, Ваше высочество? Насколько мне известно, Сергей Александрович с Вашей матушкой был полностью солидарен в попытках отвратить Государя от известных решений. Как врач, я бы порекомендовал Вам такой визит совершать только на свежую голову. Кстати, Ольга Александровна просила передать, что будет счастлива видеть Вас к ужину сегодня...

— Знаю, Михаил Лаврентьевич. И спасибо огромное. Завтра или, в крайнем случае, послезавтра — всенепременно буду. Но сейчас, именно потому, что наслышан от брата о твердолобой позиции дяди Сережи, — не могу откладывать этот разговор. Хочу ему в глаза посмотреть до того, как матушка поставит его в известность о моем ко всему этому отношении. Все-таки, согласитесь, господа, женская истерия это одно, а холодная мужская логика — нечто совершенно иное, — Михаил приходил в себя, постепенно успокаиваясь, — Беда лишь в том, что мы иногда даем возможность их эмоциям брать верх над нашим рассудком.