— Плюха яда. Именно. Незаконный сын якобы непорочной сестры якобы не претендующего на титул двоюродного брата нашего светлейшего выродка, — в улыбке вервра наметилась ядовитость. — Таким детям не дозволено жить. Даже слух о таких уже проблема... У него кровь белого лекаря от отца и крохотная толика золота от матери. Белое золото само по себе приговор. И без людских козней подобные дети чахнут. Я знаю двух уцелевших. Лионэла хэш Донго жива трудами моего врага Клога. Но как, без помощи целителей, смог дотянуть до нынешнего дня твой дружок Голос? У меня нюх на кровь, — вервр обнял Ану и закинул на плечо, чтобы она снова скатилась на пол. И еще раз, и еще. Время вечерней тренировки... — Травница Ула обладает способностями, достойными восхищения. Она рассмотрела тебя и выправила, хотя Шельма тебе было не имя и не прозвище, а фамильное призвание и кровное наследство. Но ты упрямец. Особенный: ты позволяешь выжить тем, кто обречён.

— И Голос что ж, ноб? — кое-как выдавил ошарашенный Шельма.

— Разве я даю ответы даром? Разве тебе есть, чем заплатить? — ядовито прошелестел вервр, медленно пронёс кулаки и впечатал Ане в лоб, контролируя то, как она блокирует и отводит руку, как ныряет под новый захват. — Нет, не справилась, надо мягче обводить и отслеживать локоть. Ещё раз. Ана, не отвлекайся!

— Бум! Хряп!

— Очень страшно, — вервр утёк из-под ответного удара и провёл болевой захват. — Не советую рассказывать о прошлом Голоса. Рано или поздно новая склока князей потребует новых жертв. Не втравливай этого ребёнка в дворцовые игры. И проследи, чтобы твоя мама промолчала. У старого князя нет годного наследника. За рассказ о прошлом могут предложить очень много золота. А на самом деле заберут жизнь. Вот зачем я сделал для тебя явным то, что стоило бы держать в тени.

Вервр проверил пульс под челюстью Голоса. Вслушался в ровное, медленное дыхание Шельмы: оправился от удивления и всё обдумал. Быстро...

— Вот теперь я ж верю, ну — про левую руку лекаря, — серьёзно сказал Шельма. Встал, поправил рубаху и поклонился. — Мамку предупрежу. Что ещё?

— Сообщение Лофру, но прежде... — подался вперёд вервр. — С кем он сводит моего Пэма? Как готовит к скачкам? Кто седок и нет ли у него хлыста? Доволен ли мой конь кормом и уходом? Сядь и расскажи толком!

Путь Ула. Карта менялы

Ул обнаружил: сквозь ничто, оказывается, иногда трудно продраться. Междумирье бывает тесным, удушающим. Оно осознанно и яростно противится атлу-наследнику, идущему к выбранной цели... И все же пустота без цвета, вкуса, запаха и ощущения времени — преодолима. Медленно, нехотя она уступает. По капле... если уместно и возможно представить себя родниковой водой, способной сквозить, чтобы однажды победно вырваться родником на поверхность. В новый мир. Очередной! Бессчётный... Сколько мгновений или лет минуло дома? Где он — дом? Даже эхо маминых мыслей сюда не добирается. Только изредка тепло трогает плечи.

Итак, новый мир. Первый шаг дался проще, чем прежде. К чудесам можно привыкнуть? Поверить без причин, по опыту нескольких удач, что тело снова перестроится, что будет посильно дышать, что ощущение холода или жары, в первый миг выжигающее кожу, затем сделается терпимым. И зрение не подведёт. Он — атл. То есть он почти что человек... и вместе с тем пока ничто не сломило его.

Ул открыл глаза, осмотрелся. Пожал плечами. Бывают и такие миры, оказывается: организованные, продуманные до самой малой мелочи. Чем-то похожие на дом хэша Хэйда, каким он мысленно представлялся Улу. Всё подчинено удобству для тела и ума. Всё уместно без вычурности. Но всё так упорядоченно, что вызывает отвращение!

Солнце даёт ровный свет, как закрытая матовым стеклом лампа. Фоном для солнца служит пустое, без единого облака, сталистое небо с едва намеченным оттенком голубизны.

Под ногами совершенно гладкий камень. Полупрозрачный, молочно-белый с серебряными и черными прожилками. Мир вблизи — плоский, глянцево-парадный и пустой, как бальная зала в утро праздника. Ни пылинки... Мир просматривается насквозь — удобно для наблюдения. При этом сам наблюдатель незрим. Так и предпочёл бы Дохлятина Хэйд!

Пространство на десять шагов от Ула подобно залу, а далее начинается лабиринт низких стен без крыш, чтобы где-то у горизонта в него вписался еще один такой же зал, и еще. Весь мир — залы, помещения и коридоры. В помещениях одинаковые столы. За столами — одинаковые фигуры. Всегда двое, мужчина и женщина. Лица лишены выражения.

Ул покачнулся, осознал усталость и шагнул — решив, что выберет направление случайно. Какая разница, узор мира вроде паркетной мозаики, повторяется бесконечно... И люди за столами — часть узора. Одинаковые, однажды созданные и неизменные... Хотя нет: на их лицах — под кожей? В слое камня? — непрерывно вершится изменение. Чем ближе стол, чем пристальнее Ул вглядывается, тем полнее лица подстраиваются под привычку смотрящего. Тем они человечнее...

Ул миновал одну за другой десять комнат. И еще десять. Оглянулся, пожал плечами и двинулся дальше. Он скоро осознал, что лабиринт куда сложнее узора паркета, что сравнение ложное. Мир постоянно меняется! Вот солнце приобрело золотистый тёплый цвет, небо украсилось облаками, по стенам и полам побежали их тени, оживляя и наполняя бытие. Узор камня обрёл новые оттенки, в нем проявилось сходство с лучшими заглавными буквами, какие выходили из-под руки Монза или украшали его любимые книги. Прозрачность стен пропала, сами они сделались выше. Лицо мужчины за каждым новым столом всё точнее копировало черты Хэйда. А женщины... казалось больно узнать Лию. Каменную, холодную. Ул ощущал тошноту и брезгливость: мир тянул из сознания то, что ценно гостю, переваривал добытое, чтобы достоверно солгать: 'Я — друг! Прими меня, расслабься. Присядь и дай себе отдых'.

Если бы ощущение фальши не мешало, как соринка в глазу, Ул скоро остановился бы у одного из столов. Из любопытства, из вежливости или просто так, без причины. Но фальшь раздражала. Чем детальнее мир копировал ожидания, тем большее отторжение вызывал. Ул шагал, невольно ускоряя движение. Всматривался, хмурился — и бежал дальше.

Пока не увидел очередной стол. Точно такой, как прочие, но — настоящий. Почему, Ул сам не знал. Он остановился, именно желая найти ответ.

— Приветствую, — негромко выговорила лия.

Для себя Ул так её и назвал — 'лия', не имя с большой буквы, а вроде как... порода? Эта лия не была личностью, как и все иные. Таких лий загадочный распорядитель мира мог соорудить бесконечно много.

— Вы мастер, — Ул поклонился существу, которое притворялось Хэйдом. — Ваш дар сродни дару синих нобов? Вы создаёте контур замысла, а после заполняете. Мой учитель Монз рисует кистями по бумаге. Сперва контур, затем детали, цвета, тонкие мелочи.

— Вы первый, кто сразу отличил оригинал от копии, — мастер ещё притворялся Хэйдом, но его голос и манера поведения отличались.

Может быть, — решил Ул, — незнакомцу понравилась личина? Хэйд всегда был не тем, кем казался, он умел играть в загадки. И в такой роли сейчас был более чем уместен.

— Вы помните своё имя? И лицо? — Ул вежливо поклонился. — Меня можно звать Клог. Мой друг выбрал мне такое имя. Я горжусь им.

— Другом или именем?

— Тогда... горжусь ими, — улыбнулся Ул. — О, мастер, позвольте приветствовать вас. Я всегда мечтал научиться рисовать и я восхищён вашим даром.

Ул склонился и замер надолго. Осторожно выпрямился, увидел кивок мастера — и присел в предложенное кресло. Каменная лия по ту сторону стола пропала, 'Хэйд' менялся, терял знакомые черты и обретал чуждые, но, надо верить, подлинные. Свет солнца забагровел. Стол сделался ниже, украсился пёстрыми яично-черными разводами. Штрихи золота разделили стены на квадраты чернее тьмы, чередующиеся с вытянутыми прямоугольниками, содержащими живые и иногда объёмные картины.

Пока взгляд Ула блуждал и вбирал впечатления, мастер вполне изменился. Он теперь выглядел на голову ниже Монза — золотокожий, безволосый, трёхглазый: два карие ока взирали на гостя с прищуром внимания, пока третье, лазорево-золотое и помещённое в середине лба, дремало под полупрозрачным веком. Четырёхпалые руки мастера расслабленно лежали на столешнице. Безгубый крохотный ротик оставался сжат в плоский штрих молчания...

— Мастер О, можно так звать, — ротик округлился, нарисовал заглавье беседы. — Обычно гостям неуютно. Обычно они напуганы. Хотя бы удивлены. Но вы... рады? Это безрассудно. Вы понятия не имеете, в чем назначение этого места. В свою очередь я провёл первичные изыскания и предполагаю, что вижу наследника атлов. Я сообщил о вас тем, кто может быть заинтересован. Пока нет ответа. Значит, можем беседовать.

— Вы из первого царства, Мастер?

— Ответ положительный. Продолжу рассказ об этом месте. Я меняла. Таково моё нынешнее назначение. Я предоставляю просителям суррогат утраченного. Они взамен отдают то, что имеет ценность для...

Мастер О смолк, прикрыл оба карие глаза и распахнул лазоревый. Вмиг нанизал на ось внимания Ула — и тот дёрнулся от боли. Мозг взорвался, а затем вроде съёжился: взгляд проник в самую глубь сознания с полнейшей бесцеремонностью и рылся там... Так дядька Сото рылся бы вилами в стоге сена, — усмехнулся Ул, вытирая пот со лба и пробуя отдышаться.

Что вытащил на вилах этот О? Что увидел и кому об этом доложил?

— Ваш вопрос: 'Зачем?' ложный и детский, — сообщил О, снова распахнув карие глаза и закрыв лазоревое око. — Есть иные, более важные. Вы хотите вернуться домой. Могу отправить. Цена обмена: ответ на один вопрос. Вам важно знать, живы ли мама и друзья. Могу выяснить. Цена та же. Вы хотите увидеть королеву. Могу создать копию с функциями речи и частично личностным интеллектом... Здесь лучшее во всех мирах место для обмена. Некоторые говорят: я меняю судьбу и наделяю счастьем. Вернее, всеми формами успокоения, удовольствия и удовлетворённости. Вам понятно сказанное?

— Да. Но я вовсе не хочу...

— Все хотят, чтобы сбылись их желания. В том числе сокровенные, — покачал головой О. — Не стоит обманывать себя и меня. Один ответ в обмен на одно желание. Готовы?

— Что за вопросы у вас ко мне?

— Приятно видеть разумный подход, — О изобразил улыбку и сразу убрал. — Набор первый. Вопрос: что стало с тем, кто вам известен как Рэкст? Если вы уничтожили его, каким образом? Оплата ответа: возвращение домой или же возвращение к жизни человека, важного для вас или вашей семьи. Еще можно обратить время и перерешить решённое, сохранить любовь женщины, чьё лицо вы искали в безликих. Думайте.

Мастер тронул стол кончиком пальца без ногтя, вырастил из камня песочные часы. Золотой песок змейкой скользнул в верхнюю колбу и начал медленно пересыпаться вниз. Ул смотрел, как заворожённый. От слов и тона О — кружилась голова. Разве возможно вернуть маме Уле родного сына, погибшего в раннем детстве? Разве посильно отменить предательство и слабость кровной матери, чтобы не оказаться мёртвым младенцем в ледяной реке, чтобы вырасти в семье, как обычные дети? Разве способно чудо пересыпать песок времени, чтобы взгляд взрослой Лии был обращён к её цветочному человеку и наполнен для него солнечным теплом, как сейчас — для Сэна?

Ул поёжился. Сжал кулак, резко впечатал в столешницу. Костяшки заныли, отозвались горькой и целительной болью. Туман в голове проредился. Остро, почти непосильно, заболело сердце. Только каменные истуканы могут лгать так холодно и ядовито. Разве предав, пусть и врага — а Рэкст враг — можно получить что-то настоящее? Разве менялы способны дать то, что содержит тепло и боль жизни? Как сказал О? Он создаёт удовольствие. Пожалуй, именно и только — удовольствие...

— Мне неизвестна судьба Рэкста. Он мне враг, — не открывая глаз, выдавил Ул. — Я не желаю о нем слышать и говорить. Никогда. Значит, у меня нет ответа.

Песок в колбе сыпался, песок шуршал и усыплял... Когда Ул закончил говорить, этот звук иссяк одновременно с эхом голоса. Ул вздохнул и позволил себе открыть глаза. Часов уже не было, пропали.

— Второй набор вопросов, — начал О и чуть заметно качнул головой. Создал штрих молчания из маленького ротика. Задумался? Приоткрыл лазоревый глаз на краткий миг, снова причиняя боль и копаясь в тайниках души... — Вы удивляете. Вы полны любопытства и рассеяли страх. Вам чужда страсть к удовольствию предложенного толка. Но тут вы неправы. Да, я не могу дать в копии то, что было в оригинале. Но я не создаю фальшивок, вы оскорбляете меня такими мыслями. К меняле приходят с разбитыми в прах мечтами и растоптанными надеждами. Приползают, когда сломан хребет чести. Я зашиваю, накладываю лубки. Я даю лекарство и костыль. Что станет после с костылём? Не мне решать. Одни не смогут его отбросить, они слабые. Другие не захотят, они жадные. Третьи вложат душу... и копия станет подлинником. Так бывает. Редко, но бывает.

— Вы — Мастер, — не оспорил Ул.

— Второй набор. Вопрос: как вы смогли пройти сюда? Нельзя ступить в исконные миры первого царства, обойдя усыпальницу короля. Нельзя пройти там, где тропы разрушены. Вы здесь. Вы прошли и не знать ничего вы просто не можете. Предлагаю выбрать ценность для возмещения. Время пошло.

— Я не знаю, что такое усыпальница! Граф Рэкст велел мне готовиться к испытанию, и вот я тут, — Ул вспомнил совет Ворона Теней. — Я хочу дойти до цели. Пройдя испытание, я смогу?

— Какова цель?

— Вы же знаете. Задать вопрос королеве. Так, наверное.

— Вы готовы войти в иерархию, то есть пересечь порог зала выбора? — бесцветным голосом произнёс О и распахнул лазоревый глаз.

— После испытания, да? — Ул сжался от боли. Вилы настороженного внимания так и шарили, так и кололи, нанизывали, просеивали...

Повисла тишина.

— Вы не обладаете ответом. Вы прошли сюда и сами не ведаете, как. Это невозможно, но верно, — удивился О. Прикрыл третий глаз. — Испытание устроит иерархию. Согласие на испытание уже ценность. Вы выбрали возмещение?

— Да, — вскинулся Ул, ликуя и чуть не подпрыгивая от своевременности озарения. — Да! Мастер О, я умею рисовать узоры заглавных букв. Я без ошибки повторяю готовые и создаю новые. Но я не способен изобразить ничего настоящего. Вот хоть... Лес, дорога уходит вдаль, дом у реки. Я вижу, помню... и не могу уложить на бумагу так, чтобы верить. Можете научить? Вы мастер. Я вижу, вы настоящий мастер!

— Один дурак на тысячу умников, — впервые крохотный ротик О сморщился в улыбке. — И даже реже. Только один просит научить, а не... удовлетворить. Возмещение будет предоставлено. Я научу тебя светотени и перспективе. Для начала довольно. Мои знания — костыль. Я хочу увидеть, станет ли он чем-то большим. Ты получишь возмещение немедленно. Затем будет испытание. Одно или не одно. Этого еще не решили.

Мастер О коснулся столешницы, поддел и потянул из неё новые песочные часы. Ул жадно следил за чудом и без слов приговаривал: 'Больше песка, больше!'... загадочные светотень и перспектива будоражили воображение.