Дыхание в басовом ключе

— Детка, мужчину не спрашивают, больно ли ему.

Ой, я вас умоляю. Мужчинам не больно и они не плачут, да.

— Сильно? — я сделала вид, что не услышала его ответ.

— Терпимо. Местами...

— А зачем терпеть? Можно же принять что-то от боли?

— Не в моем случае, — он мазохист, что ли? — Оптальгин на меня не действует, а серьезные болеутоляющие нельзя.

— Почему? Аллергия?

— Нет, просто...

— Вот вы где! — в дверной проем просунулась рыжая взъерошенная голова и ее обладатель противно протянул: — Вы не торопитесь. Мы там пока без ударных начнем, а вы, как освободитесь, приходите, че!

— Готова? — Шес протянул мне руку, помогая слезть со стола.

— А знаешь, что? Да!

— Тогда пошли, взорвем Питер!

Глава 16

Взорвали ли мы Питер?

Знаете, впоследствии мне посчастливилось побывать и на других концертах Рельефа, уже в качестве зрителя, когда за барабанную установку вернулся, наконец, их невозможный неформал. Так вот, по сравнению с этим ударником от Бога, то наше выступление смотрелось, конечно, довольно убого. Но это только если сравнивать. А так, особенно учитывая, что на всё про всё у нас было каких-то три дня, думаю, его можно считать скорее блистательной победой, чем позорным провалом.

Во всяком случае, гнилыми помидорами нас не закидали, хотя и было несколько прицельных попыток осчастливить Дэна чьими-то бюстгальтерами. Он, нисколько не смущаясь, распихал кружевное безобразие по карманам, чтобы потом торжественно добавить к своей, как оказалось, довольно обширной коллекции.

Кстати, Дэн. Ох, уж этот мальчик-колокольчик! Кто бы мог подумать, глядя на это уверенное в себе создание, носящееся по сцене, заигрывающее с фанатами, срывающее с себя майку под восторженный рев публики и обнажающее огромную, на всю спину, витиеватую татуировку обвитого плющом египетского креста, что он способен так мило краснеть от любой мелочи?

К тому времени, как мы с Шесом и гитаристами поднялись на сцену, он уже оккупировал микрофон. Впрочем, тот и так был его по праву.

— Салют, Питер! — и оглушающий рокот в ответ. — Ты нас ждал? Вижу, что ждал! Ну, так мы у тебя есть!

Дальше шел невоспроизводимый треп о том, как мы рады снова здесь быть. И о том, какие молодцы ребята, выступавшие ранее. И о том, как чудна погода и отвратителен кофе. И о том, каким гадом оказался Шес, сломав себе руку. И так далее, и так далее.

Вообще, неугомонный солист Рельефа не затыкался ни на секунду. Если он не пел, то трепался, если не трепался, то пел, а если ни то и ни другое... Да, нет, не было такого. При этом он умудрялся еще и мотаться по сцене, прыгать, бегать, скакать, подносить нам воду, играть на своем синтезаторе, когда это требовалось и ни разу не сбиться с дыхалки. Пот градом катился по его разукрашенной под хохлому сценическим гримом физиономии, но голос звучал ровно и уверенно, как будто он в шахматы играл или клеил папье-маше. Невероятный человек. Такое впечатление, что ему в роддоме случайно засунули кое-куда вечную батарейку, да так и забыли достать.

Начали концерт мы с того, что представились. Точнее, представлял нас рыжий, а мы, по мере называния имен, мило улыбались (или скалились — тут уж у кого как срослось) и проигрывали небольшую партию. По мере добавления инструментов, партии сливались, разрастались и к тому моменту, как солист, заявив: "Я — Дэн Боровски и с вами Рельеф", тронул клавиши, над стадионом уже лилась ритмичная, зажигательная и довольно сложная мелодия. Этот момент мы репетировали раз двадцать, но для постороннего слушателя все звучало, наверное, немного интимно и спонтанно. Особенно когда я, названная "нашей феей-спасительницей", тронула крэш вместо рабочего драма, резко разбивая серебристые переливы ритм-гитары.

Волновалась ли я? О, да! Не истерила, конечно, как до разговора с Шесом, но определенно волновалась. И это мое напряжение, видимо, хорошо ощущалось остальными, потому что через пару-тройку песен солист вдруг обернулся ко мне и, задорно подмигнув, заявил:

— Фея, снимайся с ручника! Уреж-ка нам "Мурку"!

Вот так и сказал — "уреж". При этом еще и ухмыляясь, ну в точности, как булгаковский Бегемот. Во всяком случае, мне всегда казалось, что тот должен ухмыляться именно так: загадочно, многообещающе и немного паскудно.

Я и урезала! И знаете, полегчало. Мигом вспомнились все эти наши бесконечные репетиции и чувство того самого единения. Короче, как Шес и обещал, я довольно быстро забыла, кто я, что я и где нахожусь, и просто наслаждалась музыкой.

Шес не оставлял меня ни на секунду: сидел рядом, что-то одобряюще бормотал, подсказывая и корректируя. Он даже страницы партитуры мне переворачивал. От него исходила такая волна спокойствия и уверенности, что не поддаться ей было просто невозможно. И только убедившись, что я владею ситуацией и не собираюсь прямо тут, не отходя от кассы, грохаться в обморок, он позволил себе встать и преподнести всем — и нам и поклонникам, — сюрприз.

Выждав окончания очередной песни, он внезапно подошел к Дэну и что-то тихо прошептал тому на ухо. Солист хмыкнул, удивленно почесал макушку и расплылся в какой-то чересчур довольной улыбке. А потом...

— Я Вам обещал вечер сюрпризов? — обратился он к стадиону.

— Да! — прогудело в ответ.

— А Вы к ним готовы?

— Да!

— Точно?

— Да!

— Тогда ловите! — и, скорчив хитрющую морду, кинул микрофон через плечо... прямо в руку Шеса.

— Соскучились, бандерлоги? — разнесся над стадионом его низкий хрипловатый голос, и толпа сошла с ума.

— А-а! Да-а! У-у! Э-э! — взорвался вечер. Вот теперь в самом деле взорвался.

— Давно я не держал в руках ружьишко, — не особо убедительно пожаловался он, а затем выверенным до миллиметра жестом крутанул майк между пальцами и ловко подхватил его назад. — Ну, что? Зажжем? Хан, — повернулся он к басисту, — давай "Наваждение"?

Хан кивнул, соглашаясь с предложенной темой, и на всякий случай подошел ко мне убедиться, что я знаю, о какой композиции идёт речь. Между тем наш псих продолжал общаться с публикой:

— Я сейчас буду жевать свои суровые мужские сопли, — доверительно сообщил он, а Хан тем временем уже начал перебирать струны. — Парни, держите свое нижнее белье при себе. Девушки, — наглая и самоуверенная рожа. — Вас это не касается, милые.

И он запел.

Скажи, ты веришь в наважденье?

И пальцы накрепко сплетёт.

Как он пел... Меня, конечно, уже просветили, что до эры рыжего паразита солистом Рельефа был Шес, но слышать его раньше как-то не приходилось. Да и где бы я его услышала? А тут...

Если баритон Дэна можно было сравнить с бархатным теплом, проникающим под кожу, растекающимся по венам, будоражащим воображение... Молоко с медом, вот с чем бы я сравнила голос солиста. Теплое молоко с медом какого-то экзотического цветка, дразнящего еле заметным намеком на акцент. То сильный, немного хриплый голос Шеса — это определенно виски. Хороший выдержанный ирландский виски, обжигающий все внутри, заставляющий кровь бурлить, а сердце биться сильнее. От него исходила такая харизма, что, казалось, ее можно ощутить кожей, потрогать пальцами, попробовать на вкус кончиком языка.

И песня эта, вроде романтичная и трогательная, но благодаря музыке одновременно полная какого-то внутреннего напора и силы, необычайно ему подходила. Позже я узнала, что ее написал Хан, когда познакомился со своей, тогда еще только будущей, женой.

Шес исполнил еще пару песен и вернул микрофон Дэну, который не преминул тут же проехаться на тему заржавевших шестеренок и, получив ожидаемый подзатыльник, продолжил в своей обычной манере. Песня, треп, треп, песня. Спасибо. Нам с вами очень понравилось. Мы обязательно приедем еще. Бывай, Питер!

Вот так и прошел мой дебют на большой сцене. Совсем не больно и почти не страшно.

На спуске со сцены нас уже ждали киллеры и охотники за головами. Кхе-кхе. Шучу. Нервное. Ребята нас ждали — техперсонал Рельефа, их знакомые и даже Олег с Романычем.

Дэн тут же сбежал в душ и буквально через десять минут смылся. Оказалось, что его близкий друг открыл в Питере клуб. На сегодня была назначена торжественная презентация — так, кажется, принято теперь называть пьянку по поводу разрезания красной ленточки, — на которую он клятвенно обещал явиться в качестве звезды, дабы обеспечить повышенное внимание прессы. А вот то, что шел он туда вместе с Алеком, меня, признаться, удивило.

Конечно же, не сам факт того, что молодой парень собирался посетить элитную тусовку — это как раз вполне в духе принятых в наше время развлечений. Я и сама не отказалась, если бы кто позвал. Но по обрывкам фраз, брошенных рыжим и случайно услышанных мной, выходило, что хозяин клуба очень расчитывал на присутствие Ала. Начинающий экономист. На открытии клуба. Ага. Или он их единственный и неповторимый бухгалтер, или меня начинают терзать смутные сомнения.

Я уже собралась поинтересоваться у пристроившегося в кресле напротив Романыча, кем работает его голубоглазый дружок, когда Леголас, валявшийся в уже знакомой мне позе морской звезды на полу гримерки, удовлетворенно заявил:

— Обожаю выступать в Питере!

— Да, — согласился Шес, натягивая с помощью Лизы чистую футболку. Он уже выкупался и казался вполне довольным жизнью вообще и сегодняшним днем в частности. — Здесь хорошая публика.

— А как по мне, — отозвался Хан, — так, где угодно, лишь бы не в Саратове.

Шес на это громко и заливисто расхохотался и хлопнул его по плечу, а Димка удивленно приподнялся на локтях и непонятно уточнил:

— Всё еще?

Ал тут же был забыт и я, не сумев сдержать собственное любопытство, поинтересовалась:

— А что не так с Саратовом?

— Саратов? — сделал вид, что задумался Шес. — Да всё так. Чудный город, чудные девушки...

— Чудные родственники, — присоединился к нему Грег.

— Стебетесь, да? — зыркнул на них Хан. — Ну, ничего, ничего. И на моей улице перевернётся грузовик с родичами ваших жен.

— Да ни в жизнь! — отрезал ударник.

— Кое-кому надо перестать зарекаться, — пакостно ухмыльнулся басист, — и подсуетиться в ближайшее же время. Если он, конечно, не жаждет попасть под тот самый грузовик.

— Умеешь ты испортить настроение, — скривился Шес. — Черта с два вам. Если я когда-нибудь и решу жениться, что очень вряд ли, то буду выбирать девушку без сестер, без братьев, даже без домашних животных. И лучше всего — сироту. Так, на всякий случай.

— А ты знаешь, что Олег это родной брат Виктории, — абсолютно неожиданно заявила Ленка, устраиваясь поудобнее на коленях мужа.

Вот, к чему она это сказала? И почему в ее прищуренных глазах танцуют румбу стадо чертей?

— Эх, — ударник склонил голову к плечу и печально цокнул языком, — похоже идеальных женщин не бывает. А я уже губу раскатал...

Мне в бок незамедлительно что-то воткнулось. Судя по вопросительному взгляду и насупленным бровям — указательный палец того самого брата.

— Это шутка, Олежек, — отмахнулась я и с облегчением вскочила, повинуясь приглашающему жесту Грини. Она уже закончила с Ханом и теперь звала меня, чтобы помочь снять грим. — Так что с Саратовом?

— Саратов... — Грег повернулся к гитаристу. — Можно рассказать?

Тот пожал плечами, словно показывая, что он тут вообще не причем, и Лёня, изредка перебиваемый хохочущим Шесом и фыркающим Ханом, поведал следующее.

Было это пару лет назад.