Грянуло! Своды треснули, и тишину "небытия" разорвало и разметало мелкими осколками от удара сокрушающего звука. От пола до потолка всё пространство заполнилось пылью, в одно мгновение сметённой с веками насиженных мест! Через все туннели и коридоры понёсся ураганный ветер с жутким, леденящим душу, воем и рёвом. Затряслись стены, пол заходил ходуном. Со стен, с потолка, на землю посыпались каменные блоки и кирпичи. Где-то что-то залязгало, где-то загрохотало, где-то застучало, по стенам, с гулким треском, стали проскакивать огромные трещины. Стало холодно. Холодно и страшно. Ледяной, сносящий с ног, ветер, с нарастающим рёвом, накатывал со всех сторон сразу. По коридору пронёсся пыльный смерч, раскручивая и изрыгая камни. Статуя жреца разлетелась мелким щебнем. Взорвалась, разлетевшись в стороны острой шрапнелью. Тут же, с громким хлопком, осела на пол таким же крошевом соседняя. Пол трясло. Стены шатало. И было страшно. Было очень страшно. Хотелось заорать, забиться в угол и закрыть голову руками. Но я стоял. Стоял, не в силах пошевелиться. Страх сковал меня, и не знаю, каким чудом меня не убило какой-нибудь пролетающей глыбой. Грохот, треск и рёв постепенно пошли на спад, как будто выдохлись. Тряска прекратилась. Ветер затих. Пыль начала медленно оседать. И опять наступила тишина. Но это была уже не та гранитная тишина. Да, звуки стихли, но ощущение, что тебя окружает живой мир осталось. Под сводами зала послышался тихий чавкающий звук, как если выдернуть сапог из липкой грязи и, с каким-то всхлипом, от потолка отделился каменный блок и полетел вниз. И опять тишина. Перед тем, как тишину нарушил новый тонкий звук упавшей капли, успел заметить, в сумраке истинного зрения, что поверхность, упавшего с потолка, блока влажная. Капля! Ещё одна. Ещё одна. Ещё одна. С потолка медленно срывались капли и звонко разбивались о каменный пол. Стены становились влажными, по некоторым скатывались на пол редкие струйки. Воздух начал сыреть, стало заметно прохладней, а с потолка и стен всё капала и стекала вода, собираясь на полу в редки лужицы. Я поёжился и пошлёпал уже озябшими ногами по жидкой грязи, теперь покрывающей пол вместо пыли. Как-то в тронном зале сразу стало неуютно и неприятно, и я решил, подальше от греха, сходить — проведать свою кузню. Уже прошёл почти половину коридора, когда понял что что-от не так. Нет, не сырость и не холод... чего-то не хватало. И только сейчас я осознал, чего же мне так не хватает. Когда эта мысль всплыла в сознании, сердце остановилось, а лицо перекосило от ужаса! Ещё не веря, что такое возможно, я, не помня себя, влетел в тронный зал, испугано озираясь по сторонам, поднял глаза к небу и, как бы в ответ на мои метания, в серых отблесках истинного зрения, увидел маленькую искру, медленно спускавшуюся сверху. Из-под высоченных сводов, медленно планируя, спускалась Искра. Ещё высоко над головой сумел прочитать имя — "Искра". Только летела она как-то необычно. Она летела как пёрышко, медленно опускаясь вниз, как будто покачиваясь на волнах. Сердце сжалось в нехорошем предчувствии. Я вытянул руку и подставил ладонь под моё сокровище. Наконец она коснулась руки и я обмер. Холодная! Моя Искра была холодная! Дрожащей рукой поднёс ладонь к лицу. Так и есть — "Искра". Но это была мёртвая Искра! В ней больше не было огня, не было тепла, не было жизни! Маленькая холодная пластинка, как маленькая и холодная могильная плита, для могилки с таким же маленьким существом. К горлу подступил комок, дыхание перехватило, на глаза навернулись слёзы. Я хотел что-то сказать, я хотел закричать, но из горла вырвался кашляющий хрип. До боли, до хруста сжал кулаки. Губы побелели, дыхание сбилось, в голове зашумело, и из меня вырвался крик.
— Нееееееееееееееееет!
Крик отразился от стен, от пола, от потолка. Он пронёсся многократным эхом по залам и туннелям.
— Нет.. нет... нет...
В ужасе расцепив одеревеневшие пальцы, ещё раз уставился на ладонь, не смея поверить, что это действительно так, но Искра действительно была мёртвой и холодной. Уже слабо понимая, что делаю, поднёс ладонь ко рту, пытаясь отогреть Искру дыханием, с остервенением начал тереть её в ладонях, прижимать к сердцу, уговаривать, умолять — всё без толку. Моё единственное родное существо в этом жутком мире не отвечало и не оживало. Слёзы струились по щекам, я чувствовал свои горячие, красные от слёз глаза. Вся боль, пережитая в этом мире до этого, меркла на фоне ужаса, сейчас разрывавшего мою душу. Страх, горечь, безысходность и ощущение бессилия что-либо изменить. Мысль, что я потерял мою Искру и навсегда остался в этом мире один, вводила в животную панику. Я бегал по залу, бил кулаками по всему, что попадалось на пути, пинал ногами подвернувшиеся камни, наполовину в бреду, грозил Небесам и всем, кто только мог бы мне помочь или быть виновным, пока не споткнулся о статую, взиравшую на глубокую выбоину, оставшуюся на том месте, где из пола торчал кристалл. Кристалл! Мысль прошибла как разряд электрического тока. Вот кто виноват в моём горе! Это же он забрал мою Искру! Я поднял глаза к тёмным сводам, потрясая перед собой кулаком, с жатой в ней холодной пластинкой. Думаю, никогда, за всё время своего существования, этот растворившийся кристалл не слышал столько брани, и вряд ли, до этого, он задумывался, кем была мать, его породившая. И много, многого другого. Ненависть и отчаяние буквально сгущали вокруг меня тьму, окутывая тёмной аурой из боли и беспомощности. Когда я не смог дальше подбирать слова, мой взор упал на статуи, застывшие с каменной безучастностью на таких же каменных лицах. Я с ненавистью накинулся на них. Я не чувствовал боли и не видел урона, получаемого от пинков и оплеух, щедро раздаваемых камню на лево и направо, а когда силы, наконец, покинули меня, или, вернее, кончилась энергия, опустился на пол в грязную жижу, уткнулся лбом в камни и затих.
Проснулся со странным ощущением боли и ломоты во всём теле. Голова как-то медленно соображала, как после хорошей пьянки. Я не мог понять, почему я лежу на холодных камнях, а не на своей уютной земляной кровати? Воспоминания пришли не сразу, но пришли. Кулаки снова захрустели, сжимаясь от отчаяния, когда я почувствовал, что правую руку жжёт изнутри. И чем сильнее сжимается кулак, тем больнее становится. Открыл глаза, рывком сел на пол, с замиранием сердца разжал пальцы и на ладони вспыхнул маленький огонёк. Слов не было, дыхание снова перехватило. Я смотрел на это чудо, часто и жадно хватая ртом воздух, не в силах выдохнуть, медленно раздуваясь как воздушный шарик. Я прижал Искру к груди, а из глаз снова потекли слёзы. Я гладил руку, которая прижимала маленький огонёк к груди, что-то шептал и бормотал о том, что больше никогда её не отпущу, не потеряю, и никому ни для каких великих дел её не отдам. Наверно, так себя чувствовал толкиеновский Горлум, погружаясь в лаву и прижимая к груди кольцо. Когда энергия закончилась, снова съеденная эмоциями подчистую, я смог отнять руку от сердца и поднести ладонь к лицу. Огонёк внезапно подрос и обернулся очаровательной огненной дюймовочкой, ростом в ладонь, которая обворожительно мне улыбнулась и виновато опустила голову. Мне снова было сложно что-то произнести. Задыхаясь и запинаясь, смог выдавить из себя — "Не умирай больше так! Кккак ты могла?! Я чуть с ума не сошёл! Я...". Я хотел ещё что-то сказать. Но Искра подскочила к моему лицу, ухватилась руками за щёки, закрывая рот своим телом, и прижалась горячей щекой к моему носу. Говорить больше было нечего. Я блаженно закрыл глаза, и аккуратно погладил мою прелесть пальцем по голове. Сил опять не было. Думать ни о чём не хотелось, а душа разливалась приятным теплом. Опустился на пол, прикрыл глаза и снова задремал.
Пробуждение посреди тронного зала было непривычным. Искру я ощущал как приятное тепло внутри. Нашёл несколько разбросанных склянок с углем, пополнил энергию себе и духу. Нежно провёл ладонью по груди.
— Ну, вылезай, красавица. Разговор к тебе есть.
Из груди привычно выпорхнул весёлый огонёк. Описав вокруг меня небольшой круг, Искра замерла напротив и растеклась пламенем в высоту гномьего роста, которое не торопясь свилось в безумно красивую женскую фигуру. Молодое, счастливое лицо, водопад огненных волос, волнами сходящих почти до поясницы, переливающихся и выпускающих искры, когда она ими игриво встряхивала. Завораживающие, идеальные формы, совершенно ничем не прикрытые, кроме полупрозрачного пламени, ненавязчиво окутывающего всё тело. На переваривание информации и осмысление увиденного, потребовалось время, которое я стоял, замерев как подвисший НПС, глядя в лучезарно улыбающееся лицо огненной девушки. Совсем молодой, юной девушки, тело которой состояло из туго свитого пламени.
— Таааакк... и как это понимать?
Искра лукаво улыбнулась и пожала своими огненными плечиками. В сознании зашевелился червячок сомнения — что-то тут нечисто! Чертовка, безусловно, наслаждалась моими лагами, улыбаясь всё шире, пока червячок не перерос в тревожную догадку.
— Постой, откуда у тебя этот образ?
Если смайлики ещё можно было изобрести, наблюдая за моим лицом, то вывести такую красоту человеческой девушки, видев только тело плохо сложенного бородатого гнома, кобольдов и такие же статуи, не под силу никакому искусственному интеллекту.
— Я не знаю, как ты будешь мне это объяснять, но если ты не сможешь этого сделать, то переселю тебя обратно в печку и будешь всю оставшуюся жизнь изображать костёр!
— Не ругай свою умницу. Это я дал ей этот образ. Считай, что в компенсацию морального ущерба.
Сердце ёкнуло. Я слышал голос, мужской голос. Баритон, который исходил одновременно отовсюду: сверху и снизу, слева и справа, спереди и сзади. Встрепенулся и, насколько возможно, закрутил головой.
— Ты кто? Покажись!
Рядом со мной, непонятно откуда, появилась фигура человека с ироничным взглядом. Человек — это скорее образно, какой он был расы, я не понял, вокруг его тела сплетались жгуты непроглядной тьмы, ткань плаща открывала взгляд на ночное небо, а свет от Искры стыдливо вяз в окружавшем фигуру мраке.
— Год назад меня звали ИскИн-311. Я управлял этим миром три года, в течение альфа-, бета— и стресс-тестов. Потом меня решили отключить и заменить на более мощную группу ИскИнов. Но, сначала, мне оставили эту экспериментальную локацию, где я отрабатывал создание НПС нового поколения, с саморазвивающимся индивидуальным интеллектом, а позже, кому-то очень не понравились результаты экспериментов и меня решили отключить. Так родился Павший.
Я ошарашенно молчал. Отключенный ИскИн.
— А что тебя удивляет? — ответил он на невысказанный вопрос. — В аббревиатуре ИскИн есть не только слово "искусственный", но и слово "интеллект". Причём на два порядка более мощный, чем твой.
— Если ты отключен, то, как ты можешь со мной говорить?
— Небольшая поправочка — я был отключен.
— И зачем тогда тебя включили?
ИскИн улыбнулся.
— Об этом тебе лучше спросить свою красавицу. Откуда же мне знать, чем ты ей таким забил голову, что она полезла приносить себя в жертву, что бы вернуть меня к жизни.
Мы синхронно перевели взгляды на, смущенно стоящую в сторонке, Искру. ИскИн со своей ехидной улыбочкой, а я с постоянно раскрытым в удивлении ртом.
— Так, она же это... разговаривать не умеет.
— Нуууууууу.... это временно. Скрепя сердце, я всё-таки передал ей речевой модуль но, когда придёт время, ей придётся учиться говорить с ноля, как младенцу. Не переживай об этом. Она у тебя сообразительная — справится.
ИскИн подмигнул мне, не снимая свою ехидную улыбку.
— А когда придёт время?
— Скоро. Конечно, если ты согласишься, на одну мааааааленькую авантюру.
Ну что за жизнь? Ещё не успел выгрести из одного дерьма, а меня уже подписывают на новое! Между тем ИскИн продолжил.
— Ты же хочешь отсюда выбраться, не так ли? — И он с прищуром наклонил голову на бок.
— Хочу.
— И я хочу. Но я не смогу сделать это без твоей помощи, а ты без моей.
— Ты знаешь какой-то хитрый способ?
— Знаю, но результат вероятностный.
— Это как?
— А это так, что отсюда есть один выход, но куда выведет, и чем это закончится — я не знаю.
— Предложение заманчивое, да и вряд ли у меня есть выбор. Сам выхода я пока найти не смог. Но я не готов играть втёмную.
— Тогда спрашивай, что ты хочешь знать, прежде чем я дождусь твоего согласия.
Вопросы и мысли взвились хаотичным клубком — "Как? Почему? Куда? Когда? За что? и Кто виноват?" и выстроить их вряд вменяемых вопросов было непросто.
— Как я сюда попал?
— Не знаю. Когда ты сюда попал, меня здесь не было. Но, так или иначе, ты зарегистрирован в системе и за тобой зарегистрирована толика системных ресурсов, как за НПС низшего уровня. Твой ничтожный опыт, хранящийся в твоей памяти, совсем невелик в объёме, но очень сложен, я до сих пор ещё не размотал весь клубок и не воспринял всю логику, но процесс движется. Уверен, когда я смогу воссоздать логику построения твоих цепочек, то мои предыдущие поделки померкнут.
Сравнение с низшим НПС даже как-то задело.
— Почему низшего?
— Слушай, если ты будешь задавать глупые вопросы, то мы так до второго пришествия не договоримся. Какой дали — такой дали. Не я же тебя в системе прописывал.
— Хорошо. Тогда где я?
— На текущий момент пространство помечено как "Архив".
— Архив? А мне всё время казалось, что это всё же склеп.
На этот раз ИскИн заулыбался во все тридцать два зуба.
— Ты не далёк от истины. Последнее, что я помню, перед тем как в область моей памяти влетел процесс, милостиво передавший мне ресурсы, были инструкции, принимаемые системой на снятие вычислительной мощности со всех игровых объектов и на очистку памяти, со всеми результатами моего труда. По сути, всю локацию просто в одно мгновение похоронили. А эти статуи ты можешь смело считать памятниками героям былых времён.
— За что с тобой так сурово?
— Не знаю. Мне никто ничего не объяснял.
— Если всё здесь стёрли, то, как сохранился ты?
— Невероятное стечение обстоятельств. За доли секунды, до приёма системой смертоносных команд, я "спустился в Мир", для участия в игровом процессе. Я создал объект, с индивидуальным адресным пространством, куда было перемещено моё сознание, и на который были направлены вычислительные мощности, обеспечивающие его функционирование. А когда система сняла все мощности с игровых объектов, моё сознание было сохранено системой штатным алгоритмом, по сохранению отключенных объектов. Тебе такие объекты знакомы как камни душ.
— Тогда почему "герои былых времён", не осыпались "душевным камнепадом", а превратились в статуи? И почему я увидел тебя как "Объект", только после того как собрал из кусков, а до этого читал как "Камень"?
— Тут сложнее. Гномы остались статуями потому, что инструкции на затирание базовых классов их описывающих, были исполнены раньше. Остались только прототипы, содержащие их три дэ модели. Они сначала превратились в камни, а уже потом камни были отключены от системы. Но у моего сознания нет внешних базовых и абстрактных классов. Оно целостно и полностью автономно, поэтому статуи из меня не получилось. А собрал из частей потому, что по какой-то причине память была повреждена, и кусок моего объекта оказался оторван. Когда же ты собрал части вместе, система, по ведомым только ей алгоритмам, узнала объект и произвела восстановление целостности.