Рассвет в ночи

─ Ничего... Я просто позвонила... Чтобы...

─ Чтобы что?

─ Чтобы сказать... Ты не должен грустить.

Тонкие бровки сошлись на переносице, и Она поспешно выпалила:

─ Я того не стою! Правда... Ты же не грустишь? — Дотошным и наивным тоном спросила Она, закусывая костяшки пальцев и коря себя уже за то, что позвонила.

Из телефонной трубки ее ушка достиг тихий смех, вслед за которым раздался ласковый голос:

─ Уже нет, Мышонок... Только с одним я категорически не согласен!

Сердце ее упало прямо в пятки, когда Она пискнула

─ Что?

─ Ты вовсе не "ничего не стоишь"! Ты стоишь очень многого! Может, даже кучи таких, как я...

Последние слова прозвучали с какой-то горечью, но Константин быстро перевел тему, поинтересовавшись как у Нее дела. Она что-то ответила, потом еще что-то, и еще... В конце концов, к окончанию разговора Она рассмеялась так, что в гостиной испуганно замолк телевизор — ясно было, что Олеся жадно и изумленно слушает звуки, доносящиеся из Ее комнаты. Посему Она пришла к выводу, что пора бы ложиться спать.

─ Спокойной ночи, Константин.

─ И тебе... Спи спокойно.

Она улыбнулась, отчего заболели щеки. Трубка была положена, свет выключен, надоевшая одежда снята, а одеяло намотано вокруг хрупкого тельца. Скрутившись в комочек в полной тишине и темноте, Она, широко распахнув глаза, смотрела в пустоту. Слишком долго Она бежала ото всего... Слишком долго для того, чтобы вот так резко и глупо пойти навстречу тому, от чего испуганно мчалась. Но именно этого Ей хотелось, именно поэтому Она была счастлива. И впервые в жизни бесповоротно и безапелляционно Ее чувства победили разум. Разгромили. Заткнули ему мудрую шипящую пасть. Навсегда ли? С этими мыслями Она уснула, а проснулась оттого, что заспанная Олеся хмурила рыжие бровки и шептала:

─ Уже 7 часов... Не пора ли тебе вставать?

Она подорвалась, испуганно мечась по комнате, одеваясь как можно быстрее и уносясь в ванную. На самом пороге Ее остановил любопытно-ехидный возглас соседки:

─ Кстати, какого Константина ты таким проникновенным голосом звала во сне?

Она вспыхнула и со словами:

─ Не твое дело!

Захлопнула дверь с таким стуком, что, казалось, она сейчас треснет. Она сама испугалась своего порыва, поэтому высунула нос из ванной, нашла взглядом ошарашенную таким взрывом Олесю и, хлюпнув носом, выдавила сакраментальное:

─ Не обижайся, я не хотела...

И поскорее забаррикадировалась в душевой.

На работу она явилась, то бледнея, то краснея. Ей хотелось танцевать, лететь, но каждые десять минут Ее придавливало к земле собственными страхами и сомнениями. Впрочем, когда Она звонила Константину, стараясь говорить серьезным и кротким тоном, он нет-нет, а вызывал у Нее широкую улыбку. Вскинув голову, Она проходила мимо обиженного и оскорбленного в лучших чувствах клерка и спешила к начальнику в кабинет, чтобы на пять минут окунутся в атмосферу того странного счастья и ликованья, которое охватывало Ее, когда Она была рядом с Константином.

На обеденный перерыв они пошли вместе, игнорируя изумленные взгляды его сотрудников. Ей так вообще было все равно — в кои-то веки Ей было абсолютно плевать на то, что о Ней подумают или скажут. Они просто брели рядом, говоря о чем попало и молчаливо глядя в одну и ту же точку. И руки их иногда соприкасались, и тогда они встречались взглядами, и Она неизменно смущенно опускала ресницы, стараясь скрыть покрасневшее личико. Почему-то Ей инстинктивно хотелось облизнуть губы, у Нее просто язык чесался это сделать! Но Она понимала, что это будет выглядеть... Ну совсем как-то... Не по Ее правилам. Сердито подумав о том, кто придумал все эти глупые правила, Она довольно облизнулась, и каким-то странным образом почувствовала вкус губ Константина. И тут же вспыхнула до самых ушек. За два дня эти странные ощущения должны уж были выветриться! Она украдкой покосилась на Его лицо, скользнула по четко очерченным бровям, по крыльям длинноватого носа, придирчиво вгляделась в сомкнутые губы, и у Нее опять зачесался язык. Ну что за дела, а!

Чтобы избежать соблазна, Она вновь уставилась в облака. Они были пузатые и медленные... Точь-в-точь как господа бизнесмены, когда возвращаются домой. Она улыбнулась своим мыслям, и в этот момент их руки снова соприкоснулись. Секунда, взгляд, и вот уже их пальцы переплетаются в теплый кокон, который не разомкнуть никому... Взойдя на мостик, они застыли, вглядываясь в воды пруда. Руки Константина покоились на Ее талии, как будто там было им самое место. А Она не очень-то сопротивлялась, лишь в начале еле-заметно затрепетав в его объятиях. Потом даже чуточку осмелела, откинула голову ему на плечо, щурясь на солнце, которое нагло и беспристрастно сияло прямо Ей в глаза. Внезапно Ее ушка коснулись его губы

─ Век бы тут стоял.

И Она вздрогнула, прикрывая глаза:

─ И я...

Руки на Ее талии напряглись, и вскоре Она была крепко-крепко прижата к нему. Казалось, спиной Она ощущает каждый миллиметр его кожи. Это было как-то так... волнующе, что Она замерла, резко обернувшись к нему, оказавшись совсем близко к его лицу. Опасно близко к его губам... Но сейчас Она смотрела ему в глаза и никак не могла понять, чего нашла в них страшного тогда, в весенний грозовой день? Чего страшного в этих омутах бесконечной теплоты? Но тут же вспомнился тот его взгляд на приеме, когда он общался с другими деловыми людьми, и Она поняла, что — да, Ей было чего испугаться. Но сейчас Она... Да, боится по-прежнему...Но уже другого. Она смертельно боится его потерять.

Наверное, он что-то прочел в Ее взгляде, ибо одна рука убралась с талии и нежно прошлась по бледной коже щеки и шеи. Она улыбнулась, потянувшись к смуглым пальцам, прижавшись на секунду, но тут же отстранившись. Как недоверчивый пуганый зверек... Влюбившийся без памяти бедный серый зверек. Мышонок...

Они пришли в офис аккурат к началу работы. Константин сжал Ее руку перед самыми дверьми, и Она скрыла улыбку в уголках губ, в сиянии глаз и скользнула к себе в кабинет. Возвращаясь с небес на землю. Возвращаясь от Константина к работе.

Глава 35.

Двое под дождем

Только ночами под раз за разом проигрываемую "Leave out all the rest" Линкин Парк Ему вспоминался один короткий день, проведенный со Светланой на берегу чужого моря, и одна долгая ночь, после которой Он проснулся безнадежно больным, — все остальное время занимала работа. Охота, порученная Ему Георгием Ивановичем, подходила к концу — загнанная и обессилившая "жертва" уже еле плелась, потеряв последние надежды скрыться от своего преследователя. Если в первые дни после того памятного посещения директором уничтожаемой фирмы Его кабинета, "жертва" как-то вдруг мобилизовалась и проворно забилась в когтях, то сейчас, похоже, к ней пришло осознание тщетности всех усилий. Лапки были покорно сложены, а душа подготовлена к полету в небеса. "Жертва" смирилась, и это порядком притупило Его азарт — ранее приносящая радость охота теперь стала рутинным и даже тягомотным занятием. Хищник с горящим голодным взглядом превратился в уставшего мясника, которому хочешь — не хочешь, а приходится раз за разом перерезать глотки молчаливым, ко всему готовым барашкам.

К концу недели азарт потух совсем. Покупая и перепродавая акции несколькими простыми нажатиями соответствующих клавиш и переходя по знакомым ссылкам, Он все чаще вспоминал взгляд той женщины, о которой неделю назад рассказал Светлане. Еще дня три, может быть, пять и всё будет кончено. Раз и навсегда. Сперва закроются филиалы в мелких городишках, будут выброшены на улицу многочисленные менеджеры и маркетологи, секретари и промоутеры, бухгалтеры и операторы технологического оборудования, конвейерщики и системные администраторы. Затем остановятся крупные заводы, дорогущее оборудование будет распродано или отдано в счет многомиллионных долгов, под сокращения попадут представители вышестоящих должностей. Начнутся ссоры в лишившихся привычных заработков семьях, депрессии у потерявших опору мужчин, нервные срывы у привыкших жить в роскоши женщин, истерики у избалованных детей. Мелкие сошки, конечно же, переживут всю эту малоприятную историю, а вот бывшие директора и управляющие заводов навряд ли быстро придут в себя. Особенно не повезет тем, кого тут же отыщут пронырливые и хладнокровные кредиторы. По стране прокатится волна мелких пакостей, вроде взорванных машин и подожженных загородных домиков. У кого-то окончательно сдадут нервы. Чьи-то дети будут плакать на похоронах... Чьи— то жены захотят заглянуть Ему в глаза...

Резким порывистым движением Он захлопнул крышку ноутбука, выдернул из гнезд кабеля, не заботясь о сохранности информации и целостности разъемов, сунул портативный компьютер в сумку и достал из кармана черный попрыгунчик. Швырнул об стену. Раз, другой... сто двадцать восьмой. На пятисотом в кабинет заглянула Светлана с уже никогда не сходящей с лица улыбкой, напряглась, заметив Его настроение. Что-то тихо спросила — Он пропустил мимо ушей, Он устал, Он был не в себе. Поймал попрыгунчик, достал из ящика стола запасные ключи от офиса и, вылетая из кабинета, без слов сунул их в руки в миг притихшей и погрустневшей девочки.

Ревел мотор, и шипели трущиеся об асфальт шины, — Он крутился практически на одном месте по автополигону, рисуя черные окружности и восьмерки на размеченной площадке. Во всю мощность орали динамики, вмонтированные в каждый уголок салона. Ему было сейчас... паскудно. Противно. Невыносимо. Дома Его ждала черная кошка и такая же черная, долгая, полная угрызений совести ночь. И Он не спешил домой.

А на следующий день, наплевав, что это суббота, Он опять пришел на работу, открыл пустой офис, позвонил Георгию Ивановичу сообщить о том, что дела идут как нельзя лучше, включил музыку и вернулся к осточертевшей и измотавшей Его не меньше, чем "жертву", охоте. Получилось даже увлечься процессом, и в себя Он пришел только к обеду. На улице с самого утра собирался ливень, периодически сверкали вдалеке голубовато-алые зарницы, доносились слабые отзвуки грома. Накинув пиджак и зажав подмышкой черный зонт-трость, Он в задумчивости брел по улице, переполненной суетливым народом и гудящими машинами. Серый, удушливый и какой-то мертвенно-остывший в преддверии грозы город сейчас казался Ему абсолютно чужим и незнакомым местом. Хотелось взвыть от страха и горечи и что есть духу нестись прочь ото всех этих непонятных людей и пронзительно визжащих машин, от незнамо чего хотящих от Него светофоров и давящего на виски неба. Убежать, исчезнуть, пропасть...

Это было глупой мыслью и выглядело не умнее, но Он поддался наитию и побежал. До ближайшего поворота, вдоль обшарпанной стены, исписанной уродливыми граффити, мимо мусорных баков с испуганно прижухшими ободранными котами, между заваленными немного набок металлическими опорами давно несуществующих ворот, среди кривых деревьев и пыльных никогда нестриженных кустов, по берегу сточной канавы, некогда зовущейся Голубым ручьем, по скользкому бревну, заменяющему проржавевший и обрушившийся мост, через захламленный пустыми бутылками и окурками сквер, вниз по выщербленным ступеням к озеру и по его берегу до березовой рощи, между тонких бело-черных замшелых стволов, по мягкой траве и аккуратной плитке до круглой просторной площади, по периметру которой расставлены лавочки, а посредине в вычурной чаще пенятся струи фонтана. Городской Парк.

Он остановился, переводя сбивчивое дыхание, смахивая со лба выступившие капельки пота, сгибаясь пополам, уперев одну руку в колено. Пред опущенным взглядом о пыльную плитку разбилась крупная капля, в метре от неё другая, между ними третья. Высокие сосны качнуло порывом ветра, завизжали детишки, охнули бабульки, взвились в небо голуби, сверкнула молния и воцарившуюся на одну секунду тишину разорвало оглушительным раскатом грома. Он стремительным движением, точно шпагу, выхватил из-под мышки зонт, распахнул купол, и в этот момент с неба хлынула вода. Настоящий водопад! В короткое мгновение Его отрезало от окружающего мира сплошной беспросветной стеной холодных, безжалостно лупящих по земле струй. Диким зверем выл ветер, грохотали разбивающиеся о парковые тропинки капли, сквозь стену дождя приглушенно и раздавлено доносились испуганные возгласы застигнутых врасплох людей. Всего за несколько секунд образовались необъятные лужи, дождь взбивал пену на их поверхности, отчего казалось, что земля под ногами кипит и готова ошпарить каждого, кто ненароком ступит в её разверзшуюся плоть.

Стоя в кромешном одиночестве посреди площади под куполом зонта, Он озирался по сторонам, но не видел ничего кроме воды, вытянул руку и ощутил с какой силой хлещут струи — точно это не водные капли, а ледяные зернышки града. Новый раскат грома заставил взвизгнуть особо впечатлительную девушку, Он метнул взгляд в том направлении и различил сквозь водное полотно груду ярких пятен — людей, забившихся под крышу ротонды летнего кафе. И вдруг вспомнился, всплыл в сознании, поднялся из самых глубин памяти... тот далекий ныне весенний день. Первая гроза этого года. Шумные люди, бегущие прочь из-под немилосердного дождя, порывистый ветер, гнущий сосны, косой ливень, поливающий пыльные дорожки, хрупкая девчушка в тоненьком платьишке, в миг промокшем насквозь, радостно подставленные струям ладони, счастливая улыбка на залитом водой лице...

Он опустил руку, в которой крепко зажата была изогнутая ручка зонта, медленно-медленно, по сантиметру открывая струям опущенные плечи и запрокинутое в небо лицо. Взбешенный брошенным вызовом дождь хлынул на Него с утроенной силой, мгновенно промокли волосы, пиджак и брюки, холодная вода по впалым щекам и вытянутой шее устремилась за шиворот, на спину и грудь, заструилась по рукам и ногам, залилась в раскрытый для глубокого вдоха рот, попала в уши и нос, застлала прищуренные глаза, слепила ресницы. Крутая, ломающая тело судорога скрутила Его от плеч до поясницы, выдавливая из легких воздух вместе с дрожащим стоном. Брызжущие колкими иглами пощечины ливня били Его по щекам, неукротимая дрожь от ледяных струй, щекочущих голую кожу, пробуждала Его от забвения, возвращая к жизни. Приоткрыв глаза и запустив в насквозь промокшие волосы свободную от зонта руку, Он счастливо и безумно осклабился черному небу искривленной улыбкой, больше походящей на судорожный оскал. Ответом Ему была новая молния, раскат грома и испуганный отчаянный вопль из-за стены дождя:

─ Константин!

Метнулись в сторону тяжелые от воды волосы, взгляд черных глаз Его торопливо нашел среди косых никак не редеющих струй тонкий силуэт обхватившей себя руками девочки, её полные растерянности и страха глаза. Промокшее насквозь сиреневое платье плотно облепило трясущуюся в ознобе фигурку, витые волосы неопрятными тяжами налипли на плечи, красивые губы страдальчески сжались.

─ Я утром видела, как ты на работу ехал... — Крикнула она надломленным голосом, стараясь перекричать надсадное шипение дождя. — Хотела прийти в офис, ключи тебе отдать...