Test Fb2-1

   Его лицо просияло. Вдали от земли, радости которой не были им изведаны, среди ночи, посылавшей ему свой тихий свет, под небесами, к которым он взлетал, точно в каким-то чудесном вознесении, он как будто уже начал жить другой, новой жизнью.

   Собравшись с силами, он благословил друзей, которые всего лишь один день как стали его друзьями, и снова упал на руки Кеннели, по лицу которого текли обильные, крупные слезы.

   — Умер, — сказал доктор, наклонившись над ним. — Умер.

   И три друга, точно сговорившись, опустились на колени и стали молиться.

   — Завтра утром, — спустя несколько минут сказал Фергюссон, — мы похороним его в земле Африки, земле, орошенной его кровью.

   Всю остальную ночь над телом по очереди бодрствовали доктор, Кеннеди и Джо. Ни единым словом не нарушили они благоговейного молчания, все плакали.

   На следующее утро подул южный ветер и тихо понес «Викторию» над обширным плоскогорьем. Тут были и потухшие вулканы и бесплодные лощины. Воды кругом не видно было и следа. Нагроможденные друг на друга скалы, валуны, беловатые мергельные ямы — все свидетельствовало о полнейшем бесплодии почвы.

   Около полудня доктор решил для погребения миссионера опуститься в котловину, окруженную скалами первозданных плутонических пород. Эта гористая местность была для него подходящим приютом; вместе с тем здесь были благоприятные условия для приземления «Виктории», которая за неимением деревьев не могла быть поставлена на якорь. Но теперь, как объяснил своему другу Фергюссон, для спуска было необходимо выпустить соответственное количество газа: ведь при похищении миссионера пришлось выбросить весь балласт. Доктор открыл клапан во внешней оболочке шара, часть водорода вышла, и «Виктория» спокойно опустилась на дно котловины.

   Не успела она коснуться земли, как доктор сейчас же закрыл клапан. Джо прыгнул и, держась одной рукой за борт корзины, другой стал кидать в нее камни до тех пор, пока вес их не сравнялся с его собственным. Теперь уж он мог начать действовать обеими руками. И вот, когда Джо положил в корзину больше пятисот фунтов камней, доктор и Кеннеди в свою очередь сошли на землю. «Викторию» уравновесили, и теперь она не могла подняться с земли.

   Фергюссон обратил внимание на то, что камней для установления равновесия потребовалось совсем немного, — они были необычайно тяжелыми. Всюду лежали обломки кварца и порфира.

   «Вот так странное открытие!» — подумал про себя доктор. В это время Кеннеди и Джо в нескольких шагах от него искали место для могилы. В балке, закрытой со всех сторон, стояла невыносимая жара, словно в натопленной печке. Полуденное солнце почтл отвесно бросало в нее свои палящие лучи.

   Сначала понадобилось очистить место от валявшихся на нем обломков скал. Затем была вырыта могила, достаточно глубокая, чтобы дикие звери не смогли добраться до трупа.

   В эту могилу друзья благоговейно опустили тело француза; его засыпали землей и в виде памятника навалили несколько больших обломков скал.

   Доктор стоял неподвижно, глубоко погруженный в свои мысли. Он даже не слышал, как товарищи звали его, чтобы отправиться вместе с ними на поиски убежища от зноя.

   — О чем ты так задумался, Самуэль? — спросил Кеннеди.

   — Я думаю о том, что за странные контрасты встречаются в природе и до какой степени удивительны бывают случайности. Знаете, в какой земле погребен этот человек, так мало ценивший все земные блага?

   — Что ты хочешь сказать, Самуэль? — заинтересовался шотландец.

   — Представьте себе: этот священник, давший обет бедности, покоится в золотом руднике…

   — В золотом руднике?! — в один голос закричали Кеннеди и Джо.

   — В золотом руднике, — спокойным тоном подтвердил доктор. — Камни, которые вы небрежно отшвыриваете ногами, содержат в себе золото.

   — Быть не может! Быть не может! — повторял Джо.

   — В трещинах сланца вы легко можете обнаружить золотые самородки, — продолжал доктор.

   Тут Джо, как сумасшедший, бросился к валявшимся повсюду камням. Кеннеди был не прочь последовать его примеру.

   — Да успокойся же, мой милый Джо, — обратился к нему Фергюссон.

   — Ну, сэр, говорите, что вам угодно…

   — Да что ты, Джо! Такой философ, как ты…

   — Эх, сэр, здесь уж не до философии!

   — Подумай хорошенько, милый мой, к чему нам все это богатство? Ведь мы не можем взять его с собой, — уговаривал доктор.

   — Как? Не можем взять его с собой? Хорошее дело!

   — Слишком большая тяжесть для нашей корзины, Джо. Я даже не хотел тебе говорить об этом, чтобы у тебя не явилось напрасных сожалений.

   — Как, бросить все эти сокровища! — твердил Джо. — Бро сить наше богатство!.. Оно ведь действительно наше. Все это бросить?

   — Берегись, друг мой, как бы ты не заболел так называемой «золотой лихорадкой», — смеясь, сказал доктор. — Неужели покойник, которого ты похоронил, не преподал тебе урока суетности всего мирского?

   — Все это хорошо! — ответил Джо. — Но ведь золото! Мистер Кеннеди, послушайте, — продолжал Джо, — вы мне поможете набрать хоть несколько этих миллионов?

   — Но что же мы с ними станем делать, бедный мой Джо? — отозвался Кеннеди, который не мог удержаться от улыбки. — Мы ведь явились сюда не богатство наживать, да и вывезти его отсюда нельзя.

   — Эти миллионы — вещь тяжелая, в карман их не положишь, — добавил доктор.

   — Ну, тогда нельзя ли эту самую руду взять с собой вместо песка, как балласт? — спросил Джо, прижатый к стене.

   — Хорошо, на это я согласен, — ответил Фергюссон, — но с условием: не корчить гримас, когда нам придется выбрасывать за борт целые тысячи фунтов стерлингов.

   — Целые тысячи фунтов стерлингов! — растерянно повторил Джо. — Да неужели и вправду все это — золото, сэр?

   — Да, друг мой, это место — резервуар, который природа веками набивала своими сокровищами. Этого золота хватит, чтобы обогатить целые страны. Тут, в этой пустыне, — и Австралия и Калифорния, вместе взятые.

   — И все это будет зря пропадать?! — воскликнул Джо.

   — Возможно. Во всяком случае, вот что я сделаю, милый мой, тебе в утешение…

   — Не так-то легко утешить меня, сэр, — уныло перебил его Джо.

   — Вот послушай. Я сейчас точно определю, где находится это золотоносное место. По возвращении в Англию ты сможешь сообщить о нем своим соотечественникам, если ты уж так уверен, что золото их осчастливит.

   — Конечно, сэр, я сам вижу, что вы правы. Что же, покоряюсь, раз уж никак нельзя поступить иначе. Значит, наполним корзину этой драгоценной рудой, и все, что от нее останется к концу нашего путешествия, будет чистым выигрышем.

   Тут Джо с жаром принялся за работу и вскоре погрузил в корзину около тысячи фунтов драгоценного золотоносного кварца. Доктор, улыбаясь, наблюдал за его работой. Сам он в это время был занят определением места могилы миссионера.

   Он высчитал, что она находится на 22® 23' восточной долготы и 4® 55' северной широты.

   Взглянув в последний раз на холм, под которым покоился прах француза, Фергюссон направился к «Виктории». Ему хотелось поставить хотя бы скромный грубый крест над этой могилой, затерянной в африканской пустыне, но в окрестностях не видно было ни единого деревца.

   — Бог приметит это место, — сказал он.

   Доктор был серьезно озабочен и охотно отдал бы много золота за небольшое количество воды. Надо было бы пополнить запас ее; он сильно уменьшился оттого, что пришлось выбросить ящик с водой, когда в корзину «Виктории» вцепился негр. Но в таких выжженных солнцем местах воды не было, и это не могло не тревожить доктора. Огонь в горелке надо было беспрестанно поддерживать, и Фергюссон уже начинал бояться, что воды может не хватить даже для утоления жажды. Подойдя к корзине, доктор увидел, что она завалена камнями, но, не проронив ни слова, влез в нее. Кеннеди также занял свое обычное место, а за ними взобрался и Джо; он не мог не бросить алчного взгляда на остающиеся в котловине сокровища.

   Доктор зажег горелку, змеевик стал нагреваться, и через несколько минут газ начал расширяться, но «Виктория» не двигалась с места. Джо молча с беспокойством посматривал на Фергюссона.

   — Джо! — обратился к нему доктор. Тот ничего не ответил.

   — Разве ты меня не слышишь? — повторил доктор.

   Джо знаком показал, что слышит, но не желает понимать.

   — Сделай мне одолжение, Джо, сейчас же выбрось часть руды на землю, — сказал Фергюссон.

   — Но, сэр, вы ведь сами мне позволили…

   — Я позволил тебе этой рудой заменить балласт, вот и все.

   — Однако…

   — Что же, в самом деле тебе хочется, чтобы мы навеки остались в этой пустыне?

   Джо бросил отчаянный взгляд на Кеннеди, но тот сделал знак, что ничем не может ему помочь.

   — Ну что же, Джо?

   — А разве ваша горелка не действует, сэр? — спросил упрямый Джо.

   — Ты сам прекрасно видишь, что горелка действует, но наша «Виктория» не поднимется, пока ты не сбросишь часть балласта. Джо почесал за ухом, взял самый маленький кусок кварца, взвесил его сперва на одной руке, потом на другой, подбросил его — в нем могло быть фунта три или четыре — и в конце концов выбросил. «Виктория» не шелохнулась.

   — Ну, что? — проговорил он. — Мы все еще не поднимаемся?

   — Нет еще, — ответил доктор. — Продолжай. Кеннеди не мог не засмеяться.

   Джо сбросил еще с десяток фунтой, но «Викторин» по-прежнему не двигалась. Джо побледнел.

   — Эх ты, бедняга! — промолвил Фергюссон. — Пойми только: Дик, ты и я — все вместе мы весим, если я не ошибаюсь, немногим больше четырехсот фунтов, и раз руда заменяла этот вес, то тебе придется выбросить по крайней мере такое же ее количество.

   — Целых четыреста фунтов выбросить! — жалобно закричал Джо.

   — Да, и еще немного, чтобы подняться. Ну, смелей!

   Джо принялся выкидывать балласт, испуская тяжелые вздохи. Время от времени он приостанавливался и спрашивал:

   — Что, начали мы подниматься?

   И ему неизменно отвечали:

   — Нет, стоим на месте.

   — Права же, двинулись! — крикнул он, наконец.

   — Еще, еще! — скомандовал Фергюссон.

   — Но «Виктория» поднимается, я убежден в этом.

   — Говорят тебе, бросай! — вмешался Кеннеди.

   Тут Джо с отчаянием схватил еще камень и вышвырнул его из корзины. «Виктория» в то же мгновение поднялась футов на сто и, попав в благоприятное течение, вскоре перелетела через окрестные горы.

   — Теперь, Джо, — сказал доктор, — у тебя осталось еще целое состояние, и, если только удастся сохранить до конца нашего путешествия весь этот кварц, ты будешь обеспечен на всю жизнь.

   Джо ничего не ответил и с довольным видом улегся на свое каменное ложе.

   — Ты только подумай, Дик, — обратился Фергюссон к своему другу, — какое могучее действие оказывает золото даже на лучшего в свете человека. А вообще, сколько страстей, сколько жадности, сколько преступлений мог бы породить такой золотой рудник! Как это печально!

   За этот день «Виктория» пролетела девяносто миль к западу. По прямой линии она была теперь на расстоянии тысячи четырехсот миль от Занзибара.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

Ветер спадает. — Близость пустыни. — Недостаток воды. — Ночи на экваторе. — Беспокойство Самуэля Фергюссона:— Истинное положение вещей. — Решительные ответы Кеннеди и Джо. — Еще одна ночь.

   «Виктория», зацепившись якорем за одиноко растущее, почти высохшее дерево, всю ночь простояла совершенно спокойно. Это дало возможность путешественникам хоть немного выспаться, в чем они очень нуждались.

   Утром небо снова стало прозрачно-ясным, а солнце жгучим. «Виктория» поднялась в воздух. После нескольких тщетных попыток доктору все же удалось напасть на слабое воздушное течение, которое понесло их к северо-западу.

   — Мы что-то совсем не подвигаемся вперед, — заметил Фергюссон. — Если я не ошибаюсь, мы сделали половину нашего пути приблизительно в десять дней, а при скорости, с которой мы движемся теперь, нам, чтобы закончить его, пожалуй, потребуются целые месяцы. Это тем более досадно, что нам грозит опасность остаться без воды.

   — Ну, мы найдем ее, — отозвался Дик. — Невозможно, чтобы на таком огромном пространстве не встретилось какой-нибудь речонки, ручейка или пруда.

   — Очень бы хотелось этого.

   — А уж не груз ли Джо замедляет наш ход? — спросил Кеннеди, желая подразнить славного малого. Ему это доставляло удовольствие потому, что была минута, когда он сам поддался «золотой лихорадке». Но, ничем не высказав своего волнения, он теперь мог выступать в роли философа. Впрочем, Кеннеди держался добродушно-шутливого тона.

   Джо жалобно посмотрел на шотландца. Но доктор ничего не ответил на вопрос своего друга. Он думал не без тайного ужаса о необъятных просторах Сахары: там ведь, он знал, проходят порой целые недели, прежде чем караван наткнется на воду. И Фергюссон с особым вниманием всматривался во всякую видневшуюся лощинку.

   От этой тревоги и печальных воспоминаний о происшествиях последних дней настроение у путешественников заметно изменилось. Они мало говорили. Каждый был погружен в собственные мысли.

   Славный Джо, побывав на руднике, точно переродился. Он стал молчалив; он жадными глазами поглядывал на нагроможденные в корзине камни; сегодня они ровно ничего не стоят, завтра они станут бесценным кладом.

   Между тем самый вид этой части Африки будил беспокойные мысли. Местность делалась все пустыннее. Не было видно не только селений, но даже и отдельных хижин. Растительность исчезала; кое-где виднелись заросли каких-то низкорослых растений, напоминавшие шотландские вересковые поля. Среди беловатых песков и раскаленных камней попадались чахлые мастиковые деревья и колючий кустарник. Там и сям показывались первичные породы земной коры в виде скал с резкими и острыми контурами. Все эти предвестники безводной пустыни заставляли еще больше призадуматься доктора Фергюссона, Казалось, ни один караван никогда не осмеливался пройти по этим пустынным местам. Были бы видны следы стоянок, белели бы кости людей и животных, а здесь кругом не было ничего. Чувствовалось, что вот-вот безбрежные пески одни будут царить в этом унылом крае.

   А отступать невозможно. Надо двигаться вперед во что бы то ни стало. Доктор только об этом и думал. Он жаждал бури, которая промчала бы их над этой пустыней, но, увы, на небе не было видно ни единого облачка. За этот день «Виктория» не пролетела и тридцати миль.

   Если бы хоть воды было достаточно, но ее оставалось всего навсего три галлона. Фергюссон выделил один из этих галлонов для утоления невыносимой жажды, вызываемой палящим зноем было уже девяносто градусов[23], а два оставил для питания горелки. Они могли дать только четыреста восемьдесят кубических футов газа, а горелка расходовала около девяти кубических футов в час. Значит, воды может хватить только на пятьдесят четыре часа полета. Это было точное и непререкаемое математическое вычисление.