Аркхимир, общий файл

Он оценивающе смотрел на меня приковывающими к себе пронзительно-голубыми глазами — они будто сияли в сумраке под широкополой шляпой. Длинные, до плеч, черные как смоль волосы обрамляли красивое аристократическое лицо, в котором, вопреки его юности и тонким чертам, чувствовались сила и мужество.

Невозможно было не обратить внимания на наряд незнакомца: расписной, из сложной плотной материи облегающий сюртук, узкие, из того же материала шоссы, короткий, богато украшенный узорами плащ и великолепные ботфорты. Каждая деталь костюма буквально кричала о своей чопорности и элегантности. За толстый кожаный ремень, что опоясывал талию франта, были аккуратно заткнуты изящные перчатки — выделанные из тончайшей кожи, они одни, наверное, обошлись своему владельцу в целое состояние!

"Неужели этот щеголеватый юнец мог быть ассасином?!" — я даже засомневался в том, что передо мной действительно стоит убийца.

Неожиданно с земли раздался тяжелый кашель, и я — так, чтобы не упускать противника из виду — бросил быстрый взгляд на Фабера.

— Дядя, ты жив?! — не поверив своим ушам, воскликнул я.

— Никк?! Это ты, мой мальчик? — прохрипел старик.

— Да, я здесь! И сейчас убью того, кто на тебя напал! — яростно впиваясь взглядом в ледяные глаза чужака — точно окаменев, франт так и продолжал стоять передо мной.

— Постой, Никк, ты ошибаешься! Это не он напал на меня! Все совсем наоборот: если бы не этот человек — я был бы уже мертв... — с трудом закончил дядя.

Я вновь перевел взгляд на незнакомца. Убрав свой тонкий меч, он сделал небольшой поклон, так и не проронив ни слова. Я же тотчас бросился к дяде Фаберу, на ходу пряча клинок в ножны.

Теперь мне стало видно, что дядя лежал на расстеленном по земле плаще, а его раны перевязаны темной тканью, на которой еле виднелось большое пятно крови.

Фабер попытался приподняться мне навстречу.

— Дядя! Лежи, не шевелись! — вскрикнул я, останавливая его. — Скоро здесь будет Бени — она подлатает тебя! Все будет хорошо! — я положил руку ему на голову.

— Нет, Никк, — дядя улыбнулся и покачал головой. — Нанесенные мне раны — смертельны. Мне осталось совсем недолго...

— Что ты такое говоришь?! — перебил его я. — Ты будешь жить! Ты крепкий! Еще совсем немного — Бени уже рядом! — я оглянулся, ожидая увидеть выезжающую на площадь сестру.

— Никк, — голос дяди стал очень слабым. — Обещай мне, что позаботишься о ней... защитишь ее... — он сжал мою руку.

— Дядя! — я тоже крепко сжал его руку.

— Ты знаешь, что был мне сыном. Вы оба всегда были моими любимыми и единственными детьми, которыми меня наградили Боги... — Фабер вновь зашелся в кашле и его губы обагрились кровью. — Пообещай мне, что всегда будешь рядом с Бени! — с трудом прохрипел он.

— Конечно же, мой дорогой дядя! Клянусь, что буду заботиться о ней до конца своих дней! — воскликнул я.

— Хорошо, — добрая улыбка осветила его такое родное мне лицо. — Теперь мое сердце спокойно... — Фабер закрыл глаза.

— Дядя, держись! — я вновь лихорадочно оглянулся, в отчаянии ища и не находя на заваленной трупами и окруженной горящими зданиями площади свою сестру.

— Все в порядке, Никк, — его губы еле шевелились. — Я прожил долгую и счастливую жизнь. Пришел мой час...

— Нет! — я ощутил, как к горлу подкатил противный комок.

Дядя Фабер открыл глаза. Его взор светился удивительным спокойствием и умиротворением.

— Да хранят вас Боги... — он говорил еще что-то, но этих слов, невзирая на то, что я до боли напряг слух, уже невозможно было расслышать. Губы дяди двигались все медленнее, пока с них не сорвался последний выдох и они окончательно не застыли.

Я молча смотрел на Фабера, не в силах поверить в то, что его не стало.

Раздался очередной раскат грома, и нерешительно закапал дождь. Казалось, само небо оплакивает смерть этого человека, крупными слезами орошая его освобожденное от жизненного бремени и словно помолодевшее лицо. Я провел ладонью по челу дяди, закрывая его глаза и, посмотрев на него в последний раз, покрыл безжизненное теперь тело своим плащом.

Дождь усиливался.

— Он сказал, что любит вас — это были его последние слова, — прервал тишину, нарушаемую лишь тихим шумом падающих капель, спокойный голос, в котором, однако, чувствовалась тяжесть.

Я поднял затуманенный взгляд на незнакомца — совершенно забыл про него — и мне показалось, будто в его ледяных глазах промелькнуло сочувствие.

— Последнее, что я услышал, было — "да хранят вас Боги". Расслышать остальное было невозможно даже с такого расстояния, — медленно, еле шевеля одеревенелыми губами, проговорил я.

— Я обладаю особым даром — мой слух обострен, — так же медленно проговорил чужак. — До сегодняшнего дня мне удавалось держать свою способность в секрете, но я скорблю о твоей утрате. Я знаю — ты не мог расслышать последних слов своего дяди, и с моей стороны было бы несправедливо не сказать их тебе...

Не знаю почему, но я ему поверил.

— Очень надеюсь, что ты не злоупотребишь этим доверием и сохранишь мою способность втайне, — добавил странный незнакомец, и я утвердительно кивнул.

— Кто ты? — несмотря на наполнившую меня щемящую пустоту, я должен был узнать имя того, кто помог Фаберу и дал мне возможность попрощаться с ним.

— Инквизитор третьего ранга, Следователь Солл, — небрежно доставая из-под сюртука шейную цепочку из черненого серебра и предъявляя мне медальон в виде грозного ока — символ его полномочий — представился франт. — А ты Никк, лидер клана Аструм, не так ли?

Я коротко кивнул.

— Позволь сказать тебе еще кое-что, Никк. — Я продолжал апатично смотреть на инквизитора. — Эти люди, — он пнул один из трупов в черном балахоне, — отступники.

Сказав это, Солл пронзительно глянул прямо вглубь моих глаз, однако сейчас меня мало чем можно было удивить: я как будто воспринимал все сквозь толстую полупрозрачную пелену.

Немного помолчав, он продолжил: — Подъезжая к деревне, я видел довольно большой конный отряд, удаляющийся от Ориго в противоположном, северо-западном направлении. Думаю, что это как раз и были атаковавшие селение люди. Если мы незамедлительно отправимся в погоню, то, возможно, у нас будет шанс их догнать. Надо узнать, почему они атаковали мирную деревушку.

— Не только это, — пустоту в моем сердце начал медленно заполнять гнев. — Я должен отомстить за смерть дяди и всех погибших жителей! — сквозь зубы проговорил я, поднимаясь на ноги.

В этот момент на площади, во главе с Руфусом и Бени, наконец появились мои люди. Сделав Соллу знак следовать за мной, я поспешил им навстречу.

— Прости, Никк, мы не могли догнать тебя — многие улицы полностью перекрыли горящие остатки домов, — пророкотал Руф. — Что тут, разорви меня огры, произошло?!

— Это нам вскоре предстоит узнать, — быстро проговорил я. — Где остальные?

— Мелиор с Малишей вместе с другими бойцами и целителями ищут выживших...

— Где отец?! — перебила его Бени, спрыгивая с лошади.

Не в силах смотреть на нее, я опустил голову и, упершись взглядом в землю, молчал, не зная как сообщить сестре ужасную новость.

— Никк! — ее голос звенел от тревоги.

Я заставил себя поднять глаза, в которые она тут же впилась взглядом, пытаясь прочесть и одновременно боясь увидеть в них то, что мои губы никак не могли произнести.

— С прискорбием вынужден сообщить вам: эрус Фабер пал смертью храбрых, защищая эту деревню и ее жителей от налетчиков, — услышал я сзади голос Солла. — Я пытался его спасти, но мне, к моему величайшему сожалению, это не удалось... — инквизитор замолчал.

Не издав ни звука и не шелохнувшись, Бени продолжала смотреть на меня широко распахнутыми невидящими глазами, которые до краев наполнились дрожащей влагой. Я сделал несколько шагов вперед и крепко обнял ее. Девушка задрожала всем телом. А потом, порывисто обхватив меня обеими руками, уткнулась в мою грудь и залилась слезами.

К горлу снова подкатил комок, а сердце просто разрывалось в груди. Ярость и гнев все больше охватывали меня. Прижимаясь губами к голове сестры, я еще крепче обнял ее, как бы пытаясь этим забрать хотя бы часть той боли, которая переполняла ее. Сотрясаемая рыданиями, Бени вся вжалась в меня и только тихо всхлипывала.

Краем глаза я заметил, как Солл отозвал Руфуса в сторону, по пути что-то быстро говоря ему. Здоровяк внимательно слушал инквизитора и изредка кивал, а потом, подозвав одного из командиров, стал отдавать какие-то приказы. Судя по всему, мне больше не нужно было заботиться об организации преследования, и я мог немного побыть с сестрой.

— Он просил меня позаботиться о тебе. Быть всегда рядом, — тихо проговорил я, отрывая губы от белокурой головы.

Бени подняла на меня залитое слезами и дождем лицо.

— Именно это он просил в самом конце? — немного заикаясь, спросила она.

— Да. Но последними его словами было то, что он любит нас...

— Он всегда думал только о нас, — девушка улыбнулась сквозь слезы, с новой силой заструившихся по ее щекам.

— Он умирал счастливым, зная, что мы будем вместе и станем заботиться друг о друге, как делали это всегда, — я взял в руки голову сестры. — Мы должны быть сильными, Бени. И сейчас мы обязаны догнать тех, кто это сделал, и покарать их за совершенное злодеяние! — твердо закончил я.

— Да, ты прав, Никк, — сестра стряхнула с покрасневших глаз слезы и вытерла мокрое лицо руками.

Как раз в этот момент к нам подошли Руфус с Соллом. Последний протянул Бени кружевной платок, от которого под таким ливнем было довольно мало прока. Впрочем, сестра приняла его с благодарностью.

— Никк, — не глядя мне в глаза, как-то глухо пробасил Руфус, — самые быстрые разведчики уже двигаются по следам напавших и будут направлять нас, а отряд для преследования собирается у северо-западных ворот. Точнее, у того, что от них осталось...

Сказав это, Руф с трогательной для такого великана заботой одел на Беневалентию непромокаемый плащ с капюшоном. Он протянул такой же мне, но я молча отказался.

— В отряде наши лучшие люди, — продолжил здоровяк. — К моменту, когда мы туда доберемся, все уже должно быть полностью готово.

Я еще раз посмотрел на Бени и она коротко кивнула. Сев на подведенных к нам лошадей, мы немедленно тронулись.

Пожар, заливаемый уцелевшими селянами и солдатами — а дождь усердно помогал суетящимся людям — медленно затихал. Северная часть деревни не так сильно пострадала, хотя и здесь были сгоревшие дома.

— Сколько человек в отряде? — чтобы хоть немного отвлечься от мрачных мыслей, спросил я Руфуса.

— Без нас — пятьдесят, — отрапортовал здоровяк. — Налетчиков, по словам Солла, было примерно столько же.

— Мы сильно от них отстаем? — я повернулся к Соллу.

— Примерно на час, — сказал он, пытаясь разглядеть в тучах хотя бы примерное расположение солнца, — точнее сказать сложно...

Мы выехали из деревни. Во главе с Мелиором и Малишей, отряд в полной боевой готовности действительно уже ждал нас. Не слышалось громко звучащих голосов и веселого смеха, которые обычно сопутствовали нашим рейдам. Все были хмуры и подавлены. Если кто-то и переговаривался, то лишь короткими фразами вполголоса.

Мелиор выехал немного вперед, и когда мы подъехали к нему, глядя на нас с Бени, тяжело проговорил:

— Жаждет дух мой, смятением невиданным объятый, донести ту скорбь, что истязает сердца наши от безовременного исхода эруса Фабера. Всякий тут, яко и азм, постиг благодать дивного сего и добронравного мужа, кой искони снискивал сердешное словцо и толковый наказ! Мы тужим воедино с вами... — голос старца дрогнул и он замолчал.

Я оглядел своих людей: мокрые, бледные, понурые, растерянные, они прятали глаза от моего взгляда. Такого низкого морального состояния Аструм еще не знал. Вопреки тому, что мою душу буквально разрывало на части, нужно было приободрить людей. Я был просто обязан найти в себе силы для того, чтобы сделать это!

Я глянул на Малишу, но девушка зло теребила один из ремней своего седла и не смотрела на меня. Переведя взгляд, я посмотрел на Мелиора — глаза мага полнились безграничной скорбью — и решительно кивнул ему.

— Спасибо тебе, мой дорогой друг. Спасибо вам всем! — начал я. — Не скрою, что смерть дяди — утрата, невосполнимая для меня... — я сделал небольшую паузу, собираясь с мыслями. — Эрус Фабер был мне отцом и другом. Он научил меня всему, что я умею. И, если бы не дядя, вряд ли я стоял бы сейчас здесь, окруженный верными и преданными друзьями и соратниками, — с каждым произнесенным словом мой голос набирал силы и решительности. — Сегодня его не стало. Не стало и нашей родной деревни, в которой многие из вас выросли и прожили всю свою жизнь. Никогда уже Ориго не будет такой, какой мы ее знали и любили. Все это у нас забрали, — я стиснул зубы. — Забрали неизвестные люди. Думаю, отнимая это, они надеялись причинить нам боль, ослабить нас, вселить в наши сердца страх и отчаяние. Да... Боль они нам сумели причинить, — я сжал кулаки. — Но вселить страх? Нет, — последнее слово я слегка растянул, медленно качая головой. — Ведь для этого им пришлось бы забрать у нас то, что забрать невозможно! Нашу гордость! — я обвел сокланов взглядом. — Наше мужество! — я еще больше усилил голос, и мои люди подняли головы. — Нашу сплоченность! — в их глазах вспыхнул огонь. — Так давайте же догоним тех трусов, которые побоялись выйти против нас в открытом бою и напали на безоружных жителей деревни! Давайте покажем им, из чего сделаны мы и наши клинки! — я выхватил клинок. — Покажем этим подлецам что бывает с теми, кто пришел с огнем и мечом в наш дом! — последние слова я уже не говорил, а кричал, потому как их практически поглощал дружный рев моих людей.

Они не выкрикивали каких-то слов, не скандировали имя нашего клана — этот первобытный рев, что вырвался из их грудей, был голосом их душ.

Я развернулся, пришпорил коня и, не оборачиваясь, рванул вперед, зная, что теперь каждый из этих бойцов будет сражаться до последней капли крови. Сражаться до тех пор, пока не падет последний наш враг.

Глава XII

Мы скакали во весь опор несколько часов. Разведчики — из числа наших лучших следопытов — предусмотрительно высланные Руфусом вперед, невзирая на сильный дождь, направляли нас в нужную сторону. Так что с каждой минутой мы неумолимо нагоняли налетчиков. Нужно отметить — они не пытались как-то сбить нас со следа, который даже не потрудились скрыть. То ли рейдеры не ждали погони, то ли просто надеялись, что следы их коней смоет дождь.

Во время этой бешеной скачки у меня не было ни возможности, ни особого желания с кем-либо общаться. Я весь отдался быстрой езде, стараясь отогнать от себя все мысли. По правде говоря, я был рад представившейся мне возможности немного побыть наедине с самим собой, позволить теплому дождю смыть с себя все беды и тревоги, а свежему, бьющему в лицо ветру проникнуть в голову, заполнить меня целиком и мерно завывать в моей душе. И у меня это получилось: я забыл обо всем, даже о самом себе. Я будто стал этим самым ветром — легким, веселым, свободным! К сожалению, так не могло длиться вечно...