Госпожа поневоле или раб на халяву

Она прозреет, да. Примерно на пятый день уже прозреет достаточно, чтобы пристрелить этого долбодятла-будильника. Или хотя бы выставить нахрен из квартиры и из своей жизни вместе с его утренней жизнерадостностью и миссионерскими замашками.

Чертенок оказался умнее и сам ушел куда послали. Так что выползла я из спальни только часа через два. Ну или три. Еще сонная, но уже достаточно человечная, чтобы не кидаться на все живое со злобным рычанием.

Пребывая в этом меланхолично-расслабленном состоянии, я доползла до холодильника и обозрела запасы. Мдя... нет, с голоду никто не умрет. Но придется готовить хотя бы яичницу.

Ладно, невелика забота, тем более, что помидоры, зубчик чеснока и черный хлеб в наличии. Сотворить вкуснятину дел на пару минут. Только очень странно, почему скорлупки от яиц вываливаются из ведра на пол... хм. Откуда здесь эти обломки лесоповала? И бумажки... Ах да, точно, черт с утра вопил про какие-то веники. Ну, выползет, спрошу... а то я с утра не настолько любопытна, чтобы заниматься расследованием дальше, чем на два шага от места дислокации.

Яичницу, не жадничая, развела на всю большую сковороду, в расчете на неожиданного подселенца, чтоб ему... мешок риса купить? Нет, это вроде для китайцев... а черти, судя по этому конкретному, лопают мясо и пироги с вареньем. Решено, или пусть учится готовить, или мешок крупы и никаких гвоздей! А то я так в трубу вылечу...

Аппетитные запахи поплыли по дому, я заварила кофе и блаженно прикрыла глаза. Жизнь все же хороша...

На этой благостной ноте в кухне проявился чертик, не иначе, учуял. Мордель сморщенный, как печеное яблочко. Хм?

— Королевы яичницу делают? — ехидно хмыкнул он, принюхиваясь и с интересом поглядывая на плиту.

— Яичницу делают все, кто достаточно проголодался, — пожала я плечами. — Даже королевы. Завтракать будешь? Да, кстати, а почему именно королевы? И ты не знаешь, случайно, что за дрова у нас в ведре? Вроде вечером я мусор вытряхнула.

— Почему твоему Паше приспичило сделать тебя именно королевой? Вопрос не по адресу. Дрова — это веник, начальный вклад в вашу с ним мировую, как я понял. Бонус в морозилке. Текст мировой — в помойном ведре, сверху на венике.

— Ничего не поняла, — честно призналась я, накладывая себе в тарелку завлекательно скворчащую яишенку. — Так тебе положить, или ты сегодня с утра загадочен и сыт?

— Конечно, положить, — Владис посмотрел на меня так, как будто я спросила какую-то глупость.

Мне не жалко, я вывалила в тарелку все, что оставалось на сковородке, и поставила на стол.

— Так чего там про Пашу, я чего-то не поняла. При чем тут он? Кстати, ты завязывай являться с утра и орать как на пожаре, я спросонья и тяжелым чем-то могу запустить в источник шума.

Темный посмотрел на меня с откровенным возмущением и плохо скрываемой обидой во взгляде:

— Это я с утра завязывай являться? Это курьер от твоего... Паши с утра к нам ломился... Я его даже с лестницы не спустил, черти ему месяц серенады под окнами пусть вопят, гаду! А жлобу-переростку твоему вообще надо... — тут Владис мечтательно зажмурился, представляя, наверное, что именно он бы сделал с моим неуемным поклонником.

— От Паши? — я на пару минут зависла в недоумении. А он-то тут при чем, и нафига от него курьер? Тьфу ты! Блиин!

Ну да, была у этого милого товарища привычка осчастливливать меня своим вниманием с утра пораньше... но это было год назад! А теперь чего? Рецидив? Эммм.. стоп.

Я открыла дверцу под мойкой и вытащила ведро. Ну, точно, кислотно-розовые розы в обрамлении какой-то жутко декоративной колючки. Жутко — потому что колючая, зараза, как бешеный кактус! Все это сейчас смято и переломано (на заднем плане мелькнула картинка прыгающего на букете ногами черта и легкое удивление — у него ж не копытца, а ноги, босые, как он умудрился с колючкой-то совладать?). Жалкие обломки гламурного великолепия присыпаны крупными обрывками глянцевой открытки. Мдя, узнаю брата Пашу. Любим мы... широкие жесты с блестками и перламутром... и сиро-о-опчик бочками, чтобы жертва сразу залипла, как муха в варенье и уже не дергалась.

Стоп еще раз!

— Так ты с утра блажил, как потерпевший на базаре, чтобы порадовать меня ЭТИМ? — я машинально выудила особенно крупный обрывок послания. — Дурак, что ли? И... и... еще и читал?

Вот не знаю, почему, но мне стало ужасно неловко за ту сладостную чушь, на которую пробивало Пашеньку в минуты больной сентиментальности. Меня саму передергивает от приторности, и то, что черт сунул нос в это... адресованное мне сиропство... блин!!! Сначала стало стыдно, непонятно за что, а потом вдруг зло взяло. Чего ради этот паразит опять лезет, куда не надо!

Владис излучал изумление широко распахнувшимися глазами.

— Открытка на ведре с мороженым была. Не в конверте заклеенном, за семью печатями. И вообще, должен был я знать, из-за какого... психа... я так рано встал!

— Мороженое? — я машинально облизнулась.

Если и было что-то хорошее в Пашкиных экзерсисах на тему галантности, так это мороженое. У его маман маленькая частная кондитерская для элиты, и мороженое там делают такое, что пальчики оближешь! И не купишь больше нигде ни за какие деньги. Эм, так, не отвлекаемся!

— А тебе никто не говорил, что читать чужие письма непорядочно?

Разборки с чертом пока важнее, чем морозная вкуснятина. Последняя никуда из морозилки не убежит, а приоритеты надо расставить сразу и навсегда.

— И уж тем более, тебя не касается моя личная жизнь!

В самом деле! Я и так вляпалась в чертячье несчастье всеми лапками, но личное пространство — это святое!

— Опыт с мастерской тебя ничему не научил? Не лезь, куда не просят, не узнаешь того, что тебе не предназначалось!

Изумление вновь сменили возмущение пополам с обидой:

— То есть я тут, как будто мне больше всех надо, встаю... запускаю этого жаворонка-переростка от влюбленного боабаба... Мороженое, бесы его на коктейли пусти, в морозилку убираю! Тебя пытаюсь разбудить, чтобы веник вручить, вместо того, чтобы в задницу его курьеру вставить... или для Паши твоего приберечь... И я еще, значит, "не лезь, куда не просят"?! Мастерская у тебя хоть заперта была, а открытка просто так на ленточке болталась!

— И на ней было написано: "Владису", да? — ехидно поинтересовалась я.

— Так я же должен был прочитать, чтобы узнать, что там именно написано, правда? — ответно съехидничал Владис.

Но я уже уперлась в своем желании вдолбить в рогатую черепушку простую мысль о неприкосновенности личного пространства.

— То есть... — я заглянула в обрывок и все же поморщилась, — ты думал, что Солнышко, Цветочек и Ласточка, это так к тебе здесь кто-то может обратиться? Хм, ну не знала, что у тебя такой... широкий круг знакомств. Что ж, тогда поздравляю!

Темный сначала побелел, потом покраснел, причем сразу и резко, так что я даже запереживала, не взорвется ли у него ничего в голове и предусмотрен ли у чертей клапан, выпускающий пар.

Сверкнул на меня гневно глазищами, развернулся и... повернулся обратно.

— Ты с ним помиришься?

— Охренел? Только этого мне не... — я спохватилась. — Это вообще не твое дело!

— Конечно, не мое, — чертенок как-то резко погас, кивнул на практически вылизанную тарелку, на которой раньше была яичница: — Спасибо.

И уполз к себе в комнату, спиной осуждая всю тяжесть и несправедливость меня и мира.

Я еще немного побурчала себе под нос всякого нелицеприятного про чертячье племя до седьмого колена и про сентиментальных идиотов с синдромом утреннего недержания... но уже больше по инерции. Как-то неожиданно жалко стало чертика, с чего бы только? Блин, не хватало самой тут рассиропиться! Ни фига, обида-обидой, а тарелку вылизал! Так что жить будет и даже неплохо.

Я скоренько собралась, оделась и заглянула в свою бывшую гостиную. Ныне, и похоже, надолго, филиал ада, то есть не гостиная, а чертиная... нда.

— Я по делам, приду часов в пять, хлеб в хлебнице, яйца и прочие продукты в холодильнике, лопай что найдешь и приготовишь, только кухню не спали! Пока!

Go home

На халяву 8

Владис:

Сначала я дулся тихо. Потом, когда мышь свалила по своим делам, принялся дуться активно — бегая по комнате. Наконец я принялся дуться шумно — высказывая вслух все, что я думаю о мышах, мышиных ухажерах и ранних подъемах. Когда миадерпиан тренькнул в очередной раз, решил выдохнуть и успокоиться.

На кухне успокоиться было нечем — в холодильнике повесилась мышь... образно. Готовить не хотелось, даже если бы я что-то умел. Хаискорт! Меня оставили одного дома с пустым холодильником?!

И тут я вспомнил про ведро мороженого. Злорадно представил, как бы удавился в печали дылда жлобообразный, узнав о судьбе своего букетика и о том, кто будет сейчас лопать его подарок... Честно разделил содержимое ведра напополам. Подумал и выгрузил одну треть в миску, убрав ее в морозилку. С остальным направился к ноутбуку и уселся читать новости.

Устав, нашел сайт со смешными историями и анекдотами. Поржал над некоторыми. Чем-то наши напоминали, только адаптированные под местную реальность.

Вдоволь навеселившись, с ведерком в обнимку, пошел посидел на балконе, подышал свободой... Когда ложка застучала по пустому донышку, задумчиво ее облизал и принял важное решение. Раз мышь не хочет мириться с романтическим жлобом-жаворонком, значит будет честно, если все мороженое съем я, как лицо незаинтересованное.

Внутри было сладко, холодно и вроде бы условно сыто, хотя от куска мяса я бы не отказался.

Перед глазами промелькнуло видение сочного, равномерно отбитого и прожаренного до нежной хрустящей корочки мяса. Возникший из памяти манящий аромат убеждал, что неведомому повару идеально удалось подчеркнуть умопомрачительный запах свежей чистой крови неведомыми травками. И вот ты, впиваясь зубами, чувствуешь, как из под тонкой хрустящей корочки вырывается одуряющий вкус, заставляющий сходить с ума от наслаждения. Ощущаешь, как этот кусочек тает у тебя во рту, оставляя ни с чем не сравнимое послевкусие.

Тело застонало, и от голода, и как напоминание о том, как давно я уже им не занимался.

Зарядку надо начать по утрам делать, раз уж так хорошо устроился. Кроме магических боевых навыков есть еще естественно-физические, а они у меня за столетие атрофировались, как у мыши страсть к хозяйственной деятельности... и к готовке, хаискорт!

Достав миску из морозилки, быстро выел ее содержимое, не получая ни удовольствия, ни насыщения. Только небольшое моральное удовлетворение оттого, что гадкий сладкий подарок слопал я, а не мышь... пусть жлоб на шнурках повесится от злости!

Настроение резко испортилось. Отодвинув пустую миску, я уставился в окно... На улицу хотелось до чертиков! Хоть по лесочку их убогому побегать, тем более сейчас я уже был одет, так что даже не голышом, с комфортом...

Тело на предложение побегать сначала воодушевилось, но потом, почему-то начало намекать, что нам пора в кроватку, поваляться и подремать. В горле появилось неприятное ощущение, как будто проглотил что-то шершавое и оно там скребется. Поискал чем-бы запить. В чайнике было пусто, сока в холодильнике не было, молока тоже... Налил в кружку холодной воды из-под крана и залпом выпил. Легче не стало.

Наоборот, пошкрябывания усилились, вызывая неудержимое желание покашлять. Кашель был какой-то глухой и хриплый, еще больше раздирающий бедное зашкрябанное горло.

Дверь бодро хлопнула, и в квартиру влетела радостная, свеженькая мышь с пакетами и пакетиками в руках и увесистым рюкзаком за спиной.

— Ау, все живы? Чертенок, не сильно оголодал? Хоть яичницу сделал себе? — брызжущая энтузиазмом она, сходу, едва разувшись, проскочила в кухню и резко остановилась, во все глаза таращась на пустое ведерко из-под мороженого.

Я попытался ей сказать, что яичницы у нас только королевы делать обучены, а чертям и демонам это умение как-то без надобности... но кроме хриплого надсадного кашля выдавить ничего не получилось.

Мышь перевела расширившиеся глаза на меня... Снова на пустое ведерко... На меня...

— Ах ты, поросенок! — как-то растерянно проговорила она, сваливая свои покупки на пол. — Ну бессовестная же ты морда! И безмозглая! — на последней фразе голос мыши набрал силу и возмущение.

В ответ я ей попытался прокашлять, что совести у меня нет и никогда не было, а вот с мозгами все хорошо, лучше, чем у некоторых...

— Что? — ехидно переспросила мышь, — горлышко бо-бо? Свинская твоя моська?! И как только не треснула!

Бросив на ведерко еще один взгляд, по которому можно было понять, что мороженого она все-таки тоже хотела, мышь переключилась целиком на меня.

Подошла, быстро приложила прохладную с улицы ладошку ко лбу, грозно сверкнув на меня глазищами из-под очков, когда я попытался вывернуться. Замерев, мы постояли, гневно глядя друг на друга. На самом деле было даже приятно, пока эта злобная женщина не влепила мне нехилый такой подзатыльник! И быстро отошла ставить чайник, пока я возмущенно кашлял на нее.

— Безмозглый мальчишка! Это надо было додуматься! — ругалась мышь, вытаскивая из шкафов и ящиков какие-то баночки и пакетики.

Я молчал, потому что кроме хриплого кашля ответить ей все равно было нечем.

Сушеное рассыпчатое содержимое баночек и пакетиков, то чайной ложечкой, то на глаз, засыпалось в большую кружку. Надеюсь, ничего ядовитого там не окажется.

— Да как не лопнул только! И не слипся, засранец такой! Пей!

Кружку, уже доверху залитую кипятком, поставили прямо перед моим носом. Я принюхался — пахло отвратительно, и поверху плавали какие-то крошки.

— Хоть через сито процеди! — прокашлял я, отодвигая от себя эту гадость.

— Я сейчас тебя самого процежу! — мышь сердилась, продолжая грозно сверкать глазищами. — Даже если проглотишь, только на пользу пойдет!

Но все же забрала кружку, и быстро перелила зелье в другую, через ситечко. Даже открыла баночку с чем-то тягуче-сиропообразным и вкусно пахнущим, и добавила пару ложек в питье. "Заботится", — сладко мурлыкнуло что-то внутри и на душе стало приятно и даже как-то теплее, черти бы побрали этого жлоба с его мороженным!

— Пей, кому сказано! Пей, свинтус бессовестный!

Ну я и выпил... Марбхфхаискорт! Гадость редкостная!

Мышь тем временем ускакала куда-то в комнаты, и там захлопала дверцами шкафов и ящиками. Вернулась нагруженная, как тягловый тролль, и сходу начала меня терроризировать. Сначала чуть не задушила огромным, лохматым и чертовски колючим шарфом, потом протянула мне в руки два таких же чертовски колючих шерстяных носка и многозначительно кивнула на мои босые ноги. Я обреченно надел это убожество, потому что спорить и сопротивляться сил не было. Затем на меня напялили какую— то шерстяную вязаную безрукавку... И в заключении на стол перед носом с грохотом поставили миадерпиан. Оба его столбика ушли в глубокий минус. Мышь выразительно повела глазами и встала надо мной, сложив на груди руки, как статуя праведного возмущения. Я откинулся на спинку стула, нахохлившись и чувствуя себя полным идиотом в этом прикиде, старательно пытаясь не дать очередной порции кашля вырваться на волю.

Никогда раньше мне не было так странно плохо. Я вообще не очень понимал, что со мной происходит, у меня не то что кашля, насморка не было... Даже за последние сто лет!

— Так, — сказала мышь, устав гипнотизировать мое укутанное шерстяное тело. — Ну-ка пошли со мной... Сегодня у нас будут не вечерние процедуры, а своевременные. И градусник вон весь в упадке, и у меня впервые настроение подходящее, надавать одному умнику по заднице, чтобы пару дней чесалось и думалось лучше! Пошли-пошли!

Мышиный настрой мне как-то не очень понравился. Только что тут забота в полный рост шла, лечить вроде как собирались, отварами отпаивали...