— Неужели не хочется?.. — поинтересовался Филипп, наблюдая, как юноша неторопливо собирает расписки, которые они с Аланом должны будут просмотреть и проверить.

Разумеется, Фей уже успела поведать всем и вся об ошеломительной встрече с легендой, так что все разговоры уже не один день так или иначе касались мнения самого Кантора о способностях Айсена, и лишний раз пояснять вопрос не требовалось.

В этот раз Айсен как и всегда промолчал, и мужчина усмехнулся про себя: юноша не из тех, кого в восхвалении называют борцами, но вот так без единого слова давать отпор ему все-таки пришлось научиться! Все же не все люди ангелы и порой даже самые достойные из них скатывались на уничижительно пренебрежительный тон, едва видели на горле парня ошейник.

Особенно заметно это было, если знак рабства замечали не сразу. Контраст между подобным отношением, и тем, к которому он незаметно для себя привык в доме купца — был разительным, и должен был язвить все сильнее.

Раньше бы мальчишка вовсе ничего не заметил, но спустя почти год почти вольной жизни Айсен, начинал воспринимать свое положение все более и более остро. Юноша держался стоически, однако от внимательного взгляда Мадлены и Филиппа перемены не ускользнули. Айсен стал выбирать одежду плотно закрывающую шею чуть ли не целиком, хотя ошейник по-прежнему был ему свободен и достаточно было небольшого воротника чтобы его закрыть. Он снова начал прятаться в тени, стараясь как можно меньше обращать на себя внимания... И молчал.

Что ж, Кер определенно понимал трубадура, который не смог пройти мимо: вместо убогого языка, за парнишку говорила сама душа, рвущаяся из плена, — тела ли, условий и обстоятельств, — аккордами и созвучиями.

Однако сейчас мужчина был не намерен продолжать эту игру в молчанку! Он отобрал у юноши бумаги и усадил в кресло напротив.

— Ты ведь не счетовод, это видно сразу... Да и счетовода я всегда найду! — Филипп зашел издалека.

Айсен нахмурился: значит ли это, что он плохо справляется?

— Был бы у тебя наставник — всем учителям учитель! Его короли наперебой зазывают, а он не идет, — продолжал искушать мужчина.

— И вы отпустили бы... ? — вырвалось у юноши, хотя он продолжал упрямо смотреть в окно куда-то за спиной собеседника.

Кер тяжело вздохнул:

— Я своих слов назад не беру, ты знаешь, — утвердил он с нажимом.

— Знаю... — тихо подтвердил Айсен.

— И? — ненастойчивый торговец — готовый преемник для нищего на соборной паперти. — Совсем не хочется?

— Хочется!! — юноша вдруг резко махнул в его сторону ресницами, синие искры сверкнули сквозь занавес. — То есть, не королевских приглашений, а...

Он в самом деле просто не мог объяснить. Айсен уже успел наслушаться, кто именно его подозвал, и что подобное — с неба не падает! То, что ТАКОЙ человек обратил внимание даже не на песню, а на бездумный наигрыш — вышибало дух почище памятного коньяка Клемана! Вбитым в него чутьем неоднократно ученного раба — он не ощущал здесь угрозы и верил, что музыканта заинтересовала именно игра, а не что-то другое... И даже ошейник его не смутил!

...понимание последнего кануло еще одним драгоценным талантом в копилку...

Сделать еще один шаг к воле, найти свое призвание... Призвание, которое воистину воплощало собой квинтесенцию свободы!

— Но... — Айсен запнулся, пытаясь подобрать слова, — Я не могу! Так и не встретившись, не поговорив с ним...

У него не получилось объяснить толком, но Филипп понял.

Теперь уже молчание затягивал он. Прежде, чем бросить через весь стол потрепанный свиток:

— Тогда читай! — он не пытался скрыть неудовольствия.

Айсен протянул руку неловко, цепенея от понимания, что это может быть...

Что? Да всего лишь письмо!

Краткое и сухое, даже доставленное со значительным опозданием, оно ничего нового в себе не несло: Фейран не считал нужным хотя бы немного объяснить мотивы своих поступков. Извещал о решении. Вежливо интересовался делами брата и его семьей...

Об Айсене не было сказано ни слова.

Юноша молчал, не поднимая глаз от строчек: в конце концов, Кантор ле Флев отметил его лишь мимоходом, между своими делами...

А любимый жив! Здоров... И ничуть не изменился!

* * *

Возможно, встреча с Кантором ле Флёв не стала судьбоносной, но кое-что она все же изменила. Признание со стороны такого известного и выдающегося человека заставило компанию приятелей Фей все же заметить навязанного им юношу и обратить на него внимание чуть больше, чем обычно — как на дополнение к инструменту. Их любопытство бывало бесцеремонным, вопросы порой вызывали неловкость у юноши, а в обращении сквозила снисходительность, но все же это было лучше, чем игнорирование. Тем более что хотя Айсен конечно был в чем-то наивен, но не глуп, и видел, что похожее отношение распространялось на всех, кто был ниже по положению этих самоуверенных юнцов, убежденных, что весь мир принадлежит им.

В каком-то смысле это было именно так! Никто из них не сталкивался с нуждой, и уж тем более, на свое счастье, не знали, что значит быть бесправной жертвой чужой прихоти, не смея ни защитить, ни даже выдать себя, чтобы не навлечь еще худших последствий. Что общего могло у них быть? Юноше не трудно было играть для них, но от так называемых развлечений он уставал куда больше, чем если бы все это время работал, не разгибая спины.

Теперь уже он старательно избегал необходимости участвовать в увеселениях, предпочитая помогать Алану, который держался с ним естественно, выполнять поручения в конторе, либо читать какую-нибудь книгу. Однако на пути к уединению оказалось одно непреодолимое препятствие — Фей.

Женщина, пусть даже совсем юная — удивительное и странное создание! Порой достаточно одной случайной мелочи, чтобы тронуть ее сердце или же навсегда лишиться такой возможности. Ей самой казалось, что у нее вдруг открылись глаза: образ прекрасного (а то, что Айсен хорош собой, пусть и несколько в другом плане, чем требуется: не являясь златокудрым херувимом с томной бледностию, зато с положенной печалью во взоре — она заметила сразу), талантливого юноши, обреченного на рабскую участь — словно вышел из баллад. Дальше оставалось только расписать роли!

Отцу и матери отводилось амплуа тиранов, которые несомненно сменят свою милость на образ домашнего дракона едва заметят признаки сердечной склонности, и возможно обрушат на голову ее объекта какую-нибудь страшную кару по примеру Потифара, отправившего Иосифа в темницу. Себе Фей, само собой, оставляла место прекрасной девы.

Пусть она была всего лишь дочерью купца, и менестрели не выстраивались в очередь под ее окнами, толпа рыцарей не таскалась за ней в тщетном ожидании единого благосклонного взгляда, но это не значит, что не хотелось! И теперь у нее была своя, собственная история!

Свой семнадцатый День рождения Айсен встретил в постели, сильно застудившись на Рождество: служба в насквозь продуваемом соборе, которую пришлось выстоять со всей семьей, праздничные хлопоты, из-за которых уже не обращаешь ни на что внимание, сами гуляния... То, что он давно хлюпает носом, не в состоянии нормально глотать и вообще как-то неприятно себя чувствует, юноша заметил лишь тогда, когда суета уже схлынула, а он в одно отнюдь не прекрасное утро не смог встать с постели дальше, чем требуется, чтобы оправиться.

Ко всеобщему удивлению, Фей, обычно избегавшая всяческих неприятных обязанностей, внезапно стала верной помощницей хлопотавшей матери, обнаружив в себе талант сиделки. Нет, не надо думать, что доброта и участие совсем были чужды девочке, но для их проявления требовался мощный стимул!

Вот только Айсен, утонувший во взбитых подушках, завернутый в теплое одеяло по самый кончик носа, пока грудь и горло пекло от припарок, был не в состоянии оценить ее старания. К тому же, ничего подобного ему и в голову не могло придти по целому ряду причин. Юноша просто порадовался, что и старшая дочь метра Кера, как видно, полностью приняла его.

Филипп и Мадлена вели себя с ним не то что не как с рабом, а скорее как с принятым в семью воспитанником. Айсен сам не мог определить и озвучить тот отзыв, в глубине его существа, который вызывала их забота, но знал одно — еще никогда нигде ему не было так спокойно!

Значит ли это, что у него появился дом, — место, где ему всегда рады и его всегда примут?

Пришла весна, а вслед за ней пришло новое письмо. Не то чтобы Айсен думал, что оно для него, хотя говорят, что надежда умирает последней, но все возможные разочарования меркли перед возможностью узнать, убедиться, что любимый жив, благополучен, что он где-то есть и ему светит тоже солнце...

Юноша не сердился, что метр Кер не торопится показывать ему послание, догадываясь о причине, и грустно улыбался себе: о чем он может мечтать? Даже случись с ним внезапное потемнение рассудка от страсти, Фейран не такой человек, чтобы даже теряя себя от влечения, забрасывать пылкими посланиями! Такое случается только в слезливых сонетах и балладах, которыми в последнее время замучила его Фей.

Собравшись духом, Айсен все же решился спросить своего покровителя о письме, но видимо судьба определила, что уже достаточно явила ему свою милость. Юноша вошел как раз в тот момент, когда Мадлена приглашала гостя задержаться и пообедать с ними, естественно получив полное его согласие.

— Ты что-то хотел? — обратился к нему Филипп, и если сначала Айсен промедлил, не желая отвлекать мужчину от его дел по пустяку, то потом — попросту застыл, узнав в его собеседнике ни кого иного, как Ожье ле Грие...

А что в том странного? Такой же купец, один из компаньонов Кера... Странно, что они не встретились раньше!

Может и стоило сказать тому спасибо, за то, что когда-то он невольно столкнул раба и господина, но сейчас юноше было не до благодарностей! Конечно, теперь не приходилось опасаться, что его продадут, бросят на потеху, но все же мало приятного в том, чтобы лицом к лицу столкнуться с прошлым, которое он так старательно изживал в себе!

Обернувшийся торговец тоже узнал юношу, пусть и не сразу, — скорее по распахнутым неповторимо синим глазам, чем по общему облику, и был, похоже, изумлен не меньше.

— Вот это встреча! — он двинулся к предмету своего интереса.

Айсен невольно отступил, и эта реакция окончательно убедила мужчину, что он не ошибся и еще не страдает видениями.

— Ну и ну! — Грие потряс головой, подробно и придирчиво рассматривая молодого человека перед ним, задерживаясь на самой мелкой и незначительной детали в его внешности, пока наконец не озвучил свою мысль. — Твой хозяин ослеп, заразился половым бессилием и сошел с ума одновременно, что решился расстаться с таким чудом?!

Юноша молчал, не представляя, что он вообще может ответить и стоит ли. Как всегда на помощь пришел Филипп, сухо разъяснив ситуацию:

— Айсен в этом доме не раб, а сын!

После такого заявления, да еще подобным тоном, охоту к расспросам могло отбить у кого угодно, к тому же хозяин дома надеялся, что вертящиеся около взрослых Фей и Алан не успели уловить смысла фразы визитера, не обременяющего себя излишним тактом.

— Садись! — это было обращено уже к Айсену, и юноше затем пришлось вытерпеть всю продолжительность званого обеда сполна.

Обычно ему прощалась склонность избегать настолько щепетильных моментов, — Айсен научился виртуозно от них увиливать, совершенно расслабляясь лишь в отсутствии посторонних. Однажды вмененная обязанность садиться за господский стол, — была для него не честью, а тяжким испытанием! Присутствие Грие, чей интерес никак не скрасил его, только добавляло нервозности: юноше кусок не лез в горло под изучающим взглядом напротив.

Казалось, Мадлена тоже пришла на помощь, отослав его по мелочам, но столкнувшись в узком коридорчике с воплощением вновь оживших страхов, Айсен не смог ничего, кроме как беспомощно втянуть в себя воздух...

— А ты похорошел, котенок! — раздался над ухом вкрадчивый баритон на родном языке.

Крепкая рука бесцеремонно сгребла его за ягодицы, притискивая юношу вплотную к себе.

— Отпустите! — синие глаза потемнели почти до черноты, изо всех сил Айсен упирался в грудь надвинувшегося на него мужчины.

— И посмелел, — довольно отметил Грие, поглаживая второй рукой стройное бедро.

Айсен рванулся, но добился только того, что его развернуло, и теперь он оказался к мужчине спиной. Его по-прежнему крепко держали за бедра, и чувство было такое, как будто на плоти сомкнулись тиски. Уклоняясь, чтобы избежать контакта, юноше пришлось немного нагнуться, вцепившись в подоконник, чтобы не упасть, чем тут же не преминул воспользоваться Ожье, почти ложась на него. Мощная эрекция ощущалась даже сквозь плотную одежду, вжимаясь в словно нарочно выставленные ягодицы.

— Так значит, мой добрый товарищ взял тебя под крыло?

Сейчас было достаточно просто завернуть полы сугутена и сорочку, немного приспустить брэ, чтобы беспрепятственно войти в отчаянно извивающееся тело.

— Я буду кричать!!

— Как соблазнительно! — губы касаются ушка, чужое дыхание кажется оглушающим. — Зная Кера, твоя попка наверное уже забыла, что такое мужчина! Узенькая-узенькая... как у девственника...

Айсен снова рванулся, безнадежно пытаясь отодрать от себя жадные руки, оказавшиеся вдруг крепче железа.

— Отпустите!! — голос сорвался, хотя не столько от страха, сколько от отвращения.

Выворачиваясь он довольно удачно попал локтем и по ноге, и хватка наконец немного разжалась.

Его опять повернули, и Грие заставил юношу откинуть голову, чтобы видеть выражение лица: сквозь растрепанное облако волос на него сверкнули совершенно безумные синие глаза.

— Ты что, впрямь испугался? — поинтересовался мужчина, кажется со вполне искренним удивлением и весельем. Тыльная сторона его ладони и запястье было располосовано ногтями до крови.

А вот того, что произойдет дальше Айсен не смог бы предположить никогда! Ожье с совершенно беззлобной ухмылкой потрепал его по волосам, уже поддерживая, чтобы пошатнувшийся юноша не упал случайно.

— Будто я тебя насиловать собираюсь!

Это грубоватое подобие ласки добило юношу больше, чем все предшествующее! Айсен тихо вздрагивал, бессознательно пытаясь отодвинуться подальше. А что, нет? — вертелось на языке.

— Ну-ну, — фыркнул мужчина, с усмешкой смерив его взглядом и промокая царапины. — Скромник! Коготки отрастил, как у настоящего котяры... Я скажу, целомудрие, оно штука скучная. Когда надоест воздержание, загляни! На меня в постели еще не жаловались.

Посмеивающийся Грие удалился, а оцепеневший, застывший Айсен так и остался стоять, слепо глядя перед собой, не сразу придя в сознание от оклика мадам, за которой маячила Фей с каким-то странным выражением лица. Чудом, юноше удалось не выдать себя, вернувшись к Филиппу за письмом, однако вряд ли бы ему могло стать хуже, даже если бы Ожье на самом деле его изнасиловал!

Понимание оказалось сокрушительным. Значит, вот как это все-таки выглядит со стороны! Филипп и Мадлена скорее исключение, а правило таково, что те, кто знает правду о его прошлом, видят в нем доступную подстилку, постельную забаву... Порядком попользованную, страх и стыд которой вызывают только недоумение. Вот откуда это желание любимого испытать его!