Ударом на удар! Сталин в 21 веке

Аркадий Ильич отложил книгу, снял очки и, тяжело поднявшись из кресла, вышел в коридор. Раз три звонка, никто из соседей дверь открыть не удосужится. Они так не со зла — когда приходят к Анастасии Ивановне, открывать выскакивает вся квартира. Старушке слишком трудно ходить. А Аркадий Ильич еще не так уж стар, хотя прихрамывает немножко, память о немецком осколке в империалистическую. Да и ощущает себя стариком только летом, когда кончаются школьные занятия. Все остальное время дети не оставляют времени на выискивание болячек...

За дверью стояли трое. В хорошо знакомой форме.

— Лейтенант милиции Перовский, — представился высокий, предъявляя удостоверение, — Аркадий Ильич Костицын?

— Коля, — удивился Аркадий Ильич, — ты что?

Не мог же Николай Перовский забыть своего учителя. Десять лет — срок небольшой. А Мурат Ильязов выпустился лет пять назад. Нет, шесть. Такой непоседливый мальчишка, но учился хорошо. А теперь в милиции... Но почему? Коля же в Ленинград уезжал, учится. Или...

— Вы за мной? — побледнел Аркадий Ильич, — я сейчас, соберусь.

— Аркадий Ильич, — ощутимо смутился Перовский, — пожалуйста, не нервничайте! Мы совершенно по другому вопросу. Консультация Ваша нужна. Просто, на службе, обязаны представляться по форме! Разрешите войти? Или так и будем на всю квартиру кричать?

Перовский неодобрительно окинул взглядом вид, открывающийся из-за плеча старого учителя. Щелястый пол, закопченный в паре мест потолок, непонятного происхождения потеки на стенах. Аркадию Ильичу вдруг стало очень стыдно.

— Конечно, конечно... Проходите... — он посторонился, пропуская гостей, и опустил защелку, — в мою комнату, если не возражаете. Коля, Мурат, вы же знаете.

Вслед за гостями прошел в свою каморку. Она, всяко чище и опрятнее общего коридора. Мало ли что, и дети, бывает, забегают, и выпускники. Хоть и лето... Сел в свое кресло. Николай и незнакомый устроились на стульях, Мурат остался стоять возле двери. Перовский бросил на подчинённого короткий взгляд. Ильязов развел руками, потом вышел из комнаты и вернулся с табуреткой.

— Аркадий Ильич, — начал капитан, когда Мурат наконец устроился, — у нас несколько необычное дело. Но важное. Вот товарищ Семенов специально из Ленинграда приехал.

— Евгений, — представился товарищ Семенов, — скажите, Аркадий Ильич, у вас учится такой Алферов Жорес Иванович?

Костицын от неожиданности не сразу сообразил, о ком говорит ленинградец.

— Жорик? Конечно! — вспомнил Аркадий Ильич и встревоженно добавил. — Но что такого мог натворить одиннадцатилетний мальчик, чтобы им заинтересовались в НКВД?

— Ничего страшного не совершил, — успокоил учителя Евгений. — И не совершит. Зато хорошего может сделать много. Скажите, что Вы думаете о способностях мальчика?

Костицын расцвел:

— Жорик талантлив! Просто талантлив. Конечно, он еще в четвертом классе, рано судить, но у мальчика великое будущее! К сожалению, я не могу уделять таким ребятам столько времени, сколько они заслуживают, но тем не менее... Представляете, я возил их в Ленинград, на олимпиаду по математике! Она проводилась для шестых классов, так они ее выиграли!

О своих воспитанниках Аркадий Ильич мог говорить бесконечно. Но Семенов прервал восторженную речь учителя:

— Кто 'они'?

— Ну как же! Жорик и Олежка Свирский! Такие ребята — огромная редкость! Даже в Ленинграде единицы! А тут сразу двое в крохотном Сясьстрое! В одном классе! Четвероклассники решили больше задач, чем ученики шестых классов, а там были лучшие из лучших! Олежка — первый, а Жорик отстал совсем чуть-чуть.

— Минуточку! — Евгений поднял руку. — Вы хотите сказать, что у Вас есть ученик способнее Жореса Алферова?

Аркадий Ильич удивленно посмотрел на гостя:

— Никто вам не скажет, кто из ребят способнее. Нет таких технологий. На олимпиаде оба решили все задачи. Но Олег сумел найти очень красивое решение. Вот смотрите, — учитель потянулся за карандашом и бумагой.

— Аркадий Ильич, не надо! — предупреждающе поднял руку Перовский. — Давайте я объясню, в чем дело, а потом...

Дверь открылась. Антонина Семеновна оглядела присутствующих и радостно улыбнулась:

— Муратик! Коленька! Как я рада! А Вас я не припомню, — это уже Евгению, — Вы в каком году выпускались?

— Евгений. Я не имел счастья учиться у Вашего мужа. Уже жалею. Приехал из Ленинграда. По делу.

— Аркадий! — укоризненно покачала головой Антонина Семеновна. — Хоть бы чаем гостей угостил! Товарищ, вообще, с дороги! Одну минуту, сейчас я Вас накормлю!

— Не беспо... — произнес Семенов в уже закрытую дверь, проводил взглядом Мурата, умчавшегося помогать хозяйке, и развел руками. — Что ты будешь делать... Ладно, вернемся к делу. Аркадий Ильич, Вы знаете, что наша страна перенеслась в будущее?

— Да, — ответил Костицын, — хотя совершенно не понимаю физики процесса.

— Ее не понимают, насколько мне известно, и лучшие ученые мира. Не только советские, но и зарубежные. Однако, дело в другом. Кроме многочисленных трудностей, у нашей страны появилась уникальная возможность. Мы знаем, кто из советских людей, сумел стать великими учеными, и можем создать им наилучшие условия для развития своего таланта.

У Аркадия Ильича перехватило дыхание:

— Мои ребята...

— Жорес Иванович Алферов, величайший физик, лауреат Ленинской и Нобелевской премий, академик...

— Только Жорик? А Олежка?..

— Не знаю, — смутился ленинградец. — Мы, конечно, запросим все данные. Но в науке он следа не оставил. Мог заняться чем-то другим, а скорее всего, погиб.

— Как? — встревоженный учитель начал подниматься со стула, комкая нервно сжатой ладонью скатерть.

— В той истории была война, — поспешил объяснить Семенов. — Страшная война, от которой нас спас катаклизм. Немцы дошли до Москвы и Сталинграда. Ленинград три года был в блокаде. Огромное число жертв. Умирали от пуль, снарядов... от голода, как в Поволжье. Мало ли что могло произойти с ребенком в той мясорубке...

— Боже мой... — пустым голосом сказал Косицын, неуклюже садясь обратно. — Но...

— Аркадий Ильич! — вмешался Перовский. — Этого всего не будет. Теперь не будет.

— Да, конечно...

— А вот и я!

Пока жена накрывала на стол, Костицын пытался осмыслить полученную информацию. Олег Свирский не оставил следа в истории. Такой талант! Невозможно! Неужели, погиб? А остальные ребята? И не только четвертый класс...

— Аркадий Ильич, — прервал его размышления Семенов, — принято решение о создании школ для особо одаренных детей. Мы надеялись найти здесь одного ученика. Благодаря Вам нашли второго.

Костицын заинтересовался:

— Что за школы?

— В них будут собраны талантливые дети. Вот Вы сказали, что не можете уделять этим двоим нужное время. Почему?

— Я не могу забросить весь класс. Жорик и Олежка гораздо быстрее схватывают материал. Но пока остальные не разберутся, вперед идти невозможно. В результате, большую часть урока мальчики скучают. Я подбрасываю им интересные задачки, но это полумера. Только планомерная работа возможна лишь после уроков. Но невозможно же целый день учиться. Они же, в конце концов, дети!

— Вот видите, — кивнул Семенов. — Товарищ Сталин тоже об этом подумал. Мы собираем талантливых ребят, чтобы обучать их отдельно от обычных детей. Как вы думаете, сколько потребуется Вашим мальчикам, чтобы окончить школу? Если ничего не будет мешать?

— За всю программу не скажу, — задумался Аркадий Ильич. — Но математику... года два. Даже год. Если совсем хорошие условия.

— Пусть даже два. И столько же на университет, — начал прикидывать Семенов. — К пятнадцати годам они станут учеными! Как Вам такая перспектива?

Костицын покачал головой:

— Выглядит заманчиво. Но как получится в действительности?

— А это от нас с Вами зависит. Как вы смотрите на то, чтобы поработать в такой школе?

— Но позвольте! Школа для двоих?

Семенов рассмеялся:

— Школа будет в Ленинграде. Вам предоставят квартиру. Ребята пока будут жить в интернате. По мере возможности, будем переселять к ним родителей, чтобы дети не очень отрывались от семьи. Конкретно Алферовы сейчас уехали в Свердловскую область, но уже подписан приказ о назначении Ивана Карповича в Ленинград.

Карпицын взял со стола очки и зачем-то начал их протирать суконкой.

— Скажите, Евгений... — учитель замялся, пытаясь вспомнить, звучало ли отчество 'товарища Семенова'.

— Просто Евгений.

— Хорошо. Скажите, а брат Жорика? Маркс в этом году закончил школу...

— Не беспокойтесь, аналогичные заведения будут и для студентов. Этим занимаются другие наши сотрудники. Маркс Алферов числится в списках.

— А... В той истории? Он тоже чего-то добился? Или...

Лицо Евгения стало каким-то суровым:

— Сорок четвертый год. Украина...

— Боже мой! — выдохнул учитель.

— Этого теперь не будет, — вновь сказал Семенов. — Так что Вы ответите, Аркадий Ильич?

— Я не знаю... — руки предательски задрожали, — это так неожиданно... Я же уже старый...

— Да согласен он, согласен! — нарочито сварливым тоном произнесла незаметно вернувшаяся Антонина Семеновна, — Всю жизнь об этом мечтал!

Москва, Курский вокзал.

Егор и Лиза Евсеевы, граждане СССР

— Странно! Почему на Курский? — удивился Санек. — Всегда на Казанский приезжали! Площадь перешел и на Ярославском, — он украдкой вздохнул. — Почти дома...

— Так это в наше время, — откликнулся Лешка. — Здесь всё по-другому. Да, Наташ?

— Не знаю, никогда не была в Москве.

— Парни, мы едем литерным! — разъяснил Влад. — Куда захотят, туда и подадут. Откуда лучше отправлять, туда и направляют. Понимать же надо. — И выразительно постучал пальцем по лбу зажмурившегося от неожиданности Лешке.

В купе заглянул Сергей. Не заходя внутрь, сказал:

— Готовы, ребята? — и, опережая дружный кивок. — Пошли!

Как это обычно и бывает, все двинулись одновременно. В небольшом тамбуре сразу стало тесно. Никто, конечно, не возмущался. Но проводник понимающе изогнул бровь и, не дожидаясь полной остановки начал открывать дверь...

Поезд встречали. И неслабо встречали. На перроне, их ждала группа человек из десяти, все в форме наркомата внутренних дел, во главе с капитаном ГБ. Вели себя чекисты крайне уважительно. Стало ясно, что они больше почетный эскорт, совмещенный с охраной, чем конвой. Наметанный глаз Усольцева заметил еще пару десятков ребят в штатском, плотно перекрывавших территорию. После ничем не примечательной процедуры знакомства ожидаемый порядок действий был нарушен. Капитан, отводя глаза, поинтересовался:

— Товарищи не могли бы вы подождать полчаса? Нам надо встретить еще один поезд.

Все только пожали плечами. Тоже, блин, проблему нашел! Раз надо, подождем. Можно подумать, мы имеем хотя бы совещательный голос. Однако, чекист еще не закончил:

— Товарищ Евсеев, — теперь он обращался только к Егору, — Вас не затруднит поучаствовать во встрече...

— Лиза?! — идиотом надо быть, чтобы не понять! — Что же вы молчали? Что с ними?!

— Так я и говорю, — улыбнулся чекист. — С вашей женой и дочерью всё в порядке. Просто... Во избежание, так сказать, сложностей...

— Не тяни, капитан, — бесцеремонно вмешался Лешка, — рассказывай, что там Лизка натворила, что ее всё НКВД боится? Черное море на байдарке переплыла или кому-то из ваших морду набила?

Капитан растерялся окончательно. Потом обреченно махнул рукой.

— Значит, правда! И то, и другое. И еще кое-что. Честно говоря, не очень верил. Но раз уже и вы в курсе...

— Да не в курсе мы, — успокоил Лешка. — Просто Лизка — она такая. Она может. Рассказывай по порядку.

— В общем, по поступившей информации, Елизавета Андреевна ограбила турецкую гостиницу и два банка, отбилась от бандитов, оставив за собой не то семь, не то десять трупов. В шторм переплыла Черное море. Избила нашего сотрудника. Или дочка избила... Не суть... В общем, чем раньше вы, товарищ Евсеев, окажетесь рядом с этим стихийным бедствием, тем лучше.

Егор ошалело молчал. Зато Лешка, настроение которого резко поднялось, изгалялся вовсю.

— Ну, море переплыть это Лизок запросто. На раз-два! Идиоту какому по морде съездить — тем более, это и Дашке по силам. Бандюганов недоношенных разогнать вдвоем — тоже не проблема. За банки и гостиницу — значит, очень надо было. А вот насчет трупов, это ты капитан, хватанул! Не будет Лизонька никого убивать. Она девушка нежная, это занятие не любит. Так справится. В общем, пошли встречать!

— Идти никуда не надо, — пояснил сотрудник госбезопасности. — Поезд подадут к этой же платформе. Собственно, уже подают. Иначе, мы бы давно бежали на другой путь.

— Что ей грозит? — задал Егор наиболее важный в данный момент вопрос.

Капитан усмехнулся:

— Ничего вашей жене не грозит. Сотрудник признал свою вину в инциденте. Турция требовала выдачи. НКИД ноту игнорировал. Говорят, сам товарищ Сталин сказал: 'Такие кадры могут решить всё!' В общем, как и с Вами. В распоряжение НИИЧаВо.

— В распоряжение чего-чего? — не понял Санек.

Капитан пожал плечами:

— Новый наркомат. Иновременных инноваций...

Он замялся, видимо забыв дальнейшую расшифровку.

— Чародейства и волшебства, — закончил Лешка. — Вполне подходящее название для дурдома, куда собирают таких, как мы! Эти кадры могут такого нарешать!.. Егор! Ты куда?!

А Егор уже бежал вдоль остановившегося поезда навстречу радостно орущей 'Папа!' Дашке. Нет, уже стоял, держа дочку на левой руке, а правой обнимая уткнувшуюся ему в грудь плачущую жену.

Лиза тихонько всхлипывала и негромко бормотала:

— Я знала! Знала! Знала, что ты меня никогда не бросишь! Обязательно найдешь, что бы ни случилось! Знала!

Дашка, уцепившись правой рукой за папину шею, левой гладила маму по голове, приговаривая:

— Мам, не плачь. Вот же папа здесь. Не плачь, мам!

Лиза всхлипнула еще раз, подняла голову и еле слышно шепнула Егору:

— Я из Турции такое платье привезла! Закачаешься!

И счастливо рассмеялась.

Подмосковье. 'НИИЧаВо'.

Ефим Осипович Фридлендер, нарком 'НИИЧаВо'

— Товарищи! — нарком оглядел зал.

Собралась большая часть наркомата. Если быть точным, в просторном зале присутствовали все граждане СССР, родившиеся во второй половине двадцатого века. Иновременцы, неперемещенцы и тому подобное. Терминов придумали много, но с одним удобным и универсальным словом для обозначения людей из разных временных эпох пока еще не определились. Ни для 'предков', ни для 'потомков'. Придумают ли, еще вопрос.

Пройдет несколько месяцев, может, несколько лет, и это понятие станет просто не нужным. Союз перейдет на всеобщую систему летосчисления. Паспортистки недрогнувшей рукой будут заполнять новую графу 'год рождения', не обращая внимания на несоответствие разницы между написанной цифрой и реальным возрастом гражданина. Впрочем, паспортисток и раньше не особо беспокоили несоответствия. Но и куда более образованные товарищи, составляя биографии выдающихся деятелей современности, не погрешат истиной, сообщая следующее: '...родился в 1938 году, в 2024 году, в возрасте семнадцати лет...'. Биографии, конечно, будут писать позже, но это уже детали. Всё новое раньше или позже становится привычным. 'Предки' надежно перемешаются с 'потомками'. А лет через семьдесят, и ни тех, ни других не станет даже формально. Сейчас же они еще не едины. И от этого появляются проблемы, которые приходится решать в узком кругу. Вот и сегодня в конференц-зале НИИЧаВо нет ни одного 'предка'. Даже вездесущая Ирка не проникла. Собственно, Фима сам ее попросил и объяснил, в чем дело. А умница Ирка согласилась. Проблему, стоящую на повестке дня 'потомки' должны решить сами.