— Пришли. Нам сюда — внезапно нивелировал моё удивление Братек и кивнул на необычно высокую, для этой улицы, каменную ограду с овальной, кованной дверью, разделившей её пополам.
— Сюда? — не поверил я ему.
Ничего похожего на магазин перед собой я не вижу, ни вывески, ни витрин с товаром, даже обычного указателя с надписью: "Добро пожаловать" и то не наблюдается.
— Сюда — подтвердил он и взявшись за массивную, круглую, висячую, металлическую ручку, несколько раз стукнул ей по железной обивке.
Открыли ему почти сразу же. Создалось такое впечатление, что человек сделавший это стоял рядом с воротами и весь день ждал нашего прихода. Элегантно одетый мужчина внимательно оглядел нас, бросил беглый взгляд на оружие и лишь после этого вежливо произнёс:
— Проходите.
— Спасибо — машинально ответил я по русски и первым воспользовался предложением.
Представитель местной буржуазии прошагал рядом с нами шагов десять от стены, а потом остановился и обратившись к моему товарищу, начал о чём то разговаривать с ним. Если вкратце, то перевод его достаточно продолжительной речи выглядел примерно так:
— Какого чёрта таким оборванцам, как вы, понадобилось в моём великолепном доме?
Пока мой друг объяснял причину нашего появления у дверей этого, частного домовладения в столь поздний час, я безуспешно пытался определить в каком из трёх, неприлично высоких каменных сооружений, стоящих на участке размером соток в десять, расположилась торговая точка. Все постройки казались жилыми и не приспособленными для хранения, а тем более для торговли холодным оружием. И так меня увлекло это занятие, что я даже потерял нить разговора, завязавшегося таки между стоящими рядом людьми и вновь зацепился за неё лишь в тот момент, когда из уст одного из них прозвучали цифры.
— Дам двадцать — сухо сказал мало знакомый мне мужчина, державший в своих руках оружие, ранее принадлежавшее родственнику моего товарища.
— Но это же очень мало! — возмутился оскорблённый таким предложением Братек, выхватив из рук торговца дорогую его сердцу вещь.
— Больше он не стоит — спокойно сказал местный коммерсант, никак не реагируя на поведение приятеля.
— А этот за сколько возьмёте? — вытащив из-за пояса трофейный меч, вклинился в разговор я, стараясь произносить чужие слова без акцента.
Продавец оружия взял в руки моё имущество, повертел его перед глазами и секунд через тридцать вывесил ценник, и на него.
— Десять — холодно сказал он и нагло глядя в мои добродушные глаза добавил: — Птрктр.
Не "птрыктеров" или там "птрыктерей", а именно птрктр. Слово это и раньше на меня оказывало не совсем хорошее воздействие, оно трепало мою нервную систему словно царапанье вилкой по пустой кастрюле, а в купе с этим хитрым взглядом, так и вовсе вызвало оскомину на моих идеальных зубах. Скоро будет две недели, как я почти бесплатно работаю на одного из местных предпринимателей, а предмета, имеющего в своём названии одни гласные мне так до сих пор и не показали, что совсем не способствует повышению моей производительности труда. Может он совсем не такой, как я его себе представляю и за него не имеет смысла так надрываться? А тут ещё этот, знаток методов раскулачивания, пытается наши пустые кошельки сделать, ещё дырявее.
— Слышь ты, хер заморский, а харя у тебя не треснет? — не выдержал я циничного надругательства над личностью и зло спросил обнаглевшего бизнесмена, явно занизившего цену нашего оружия раза в два, правда сделал это на русском языке.
Как и следовало ожидать, мои слова пробежали мимо ушей хозяина невидимой торговой лавки, а вот речь Братека оказала на него определённое действие и нас, почти сразу же после неё, отчего то попросили на выход.
Не хороший человек живёт в этом доме — сделал я вывод из гневных выражений, посылаемых моим знакомым в сторону запертой двери и поддержав товарища, высказался в адрес её хозяина парой крепких слов, перевод которых в этом городе наверняка никто не знает.
— И чего дальше делать будем? — спросил я раскрасневшегося приятеля после того, как мы, вдоволь нашумевшись, удалились от магазина метров на триста.
— Домой пойдём — ответил он и добавил, нервно сплюнув на землю: — В Тртнвиле продадим, там покупателей на оружие больше.
Решение без сомнения правильное, но все таки жаль, что моё знакомство с национальной валютой и сегодня не состоялось. Хотелось бы уже знать, в конце то концов, чем здесь расплачиваются за наёмный, мало квалифицированный, труд.
Глава 10
Пять дней, посвящённых всё тем же занятиям, пробежали быстро и незаметно. Не скажу, что совсем бестолково, но без особых впечатлений. Дни на пролёт таскали и грузили, вечерами тренировались, а ночами меня нет нет да и одолевали смутные сомнения, не дававшие, как следует отоспаться после трудовых будней. Думал о многом, но большую часть времени моего ночного бдения занимали мысли о будущем. Посвятить всю оставшуюся жизнь делу, основная суть которого заключается в переноске тяжестей, разве об этом я мечтал в детстве? Конечно же нет. Да и профессия охранника меня никогда особо не волновала. Понятно, что она более важна и почётна, чем должность грузчика, но и ей отдаваться без остатка я никогда не планировал. Даже если сделать скидку на непредвиденные обстоятельства, безжалостно перекроившие мою жизнь то всё равно, теперешнее положение мало соответствует моему вечному стремлению занять в обществе людей почётное и, что вполне естественно, более сытное положение. И стоит ли тогда удивляться, что голова, вполне предсказуемо, с определённой частотой, выдавала на-гора одни и те же, каверзные и мучительные вопросы типа: "Как жить дальше?", "Куда приложить свои силы?", "Не ошибся ли я с выбором пути, снова отправившись в одиночное плавание?". Последние несколько ночей, лёжа на жёсткой подстилке, я только тем и занимался, что размышлял над ними, но приемлемого ответа, как не старался, так и не находил. Варианты, конечно, имелись. Некоторые из них были более достойные, какие то не очень, что то мне явно пока не по зубам, для чего то нужны средства и по всей видимости не малые, где то меня, от дальнейших проработок, останавливало плохое знание местных обычаев, и языка. Запудрил себе мозги в темноте так, что в конце концов от постоянного недосыпания и хождений по замкнутому кругу, снова ощутил лёгкое напряжение в пальцах руки, после чего пришёл к давно назревавшему выводу: "Пришла пора отделить реальность от бесконечных раздумий, иначе здоровье вновь даст сбой". И это помогло. Сосредоточился, отбросил всё лишнее и оставил себе два варианта дальнейшего поведения. Первый: "Буду и дальше продолжать трудиться в этом городе, на прежнем месте, до тех пор, пока окончательно всё не надоест или не почувствую в себе силы для чего то более серьёзного". Второй, также мало привлекательный и, как бы изначально не казалось, совсем не простой: "Вернусь обратно к своим, покаюсь, попрошу прощения у руководства дома и уже вместе с ним, ознакомив его с реальным положением дел в чужом мире, решу, что делать дальше". Скажу, как на духу: "Мне не нравится ни тот не другой". Просить прощения я с детства ненавижу, а тупо горбатиться за копейки на дядю, за последние полгода отвык. Но плохой сон по ночам ни к чему хорошему не приведёт, воспоминания о нервном тике ещё свежи в памяти и надо было срочно на что то решаться. Хотел было встать и бросить жребий, ну хотя бы на пальцах, но, как это обычно бывает, внезапно в голову пришла простая и естественно, гениальная мысль, от которой моментально стало спокойно и комфортно: "А чего это я нервничаю и напрягаюсь? Поступлю таким же образом, как и раньше действовал, поплыву по течению. Благо оно у них тут не быстрое, авось прибьёт меня к какому нибудь кисельному берегу". Так и сделал, справедливо решив, что, если не прибьёт, ну, в смысле не причалит, тогда и задумаюсь об одном из вариантов. Домой вернуться я всегда успею, а работа? Да, что с ней станется, она же мыслителей любит. На этом и остановился, тут же заснув крепким, почти богатырским сном человека, абсолютно уверенного в завтрашнем дне.
Течение широкой реки вяло подхватило меня и моих спутников, занявших места на тихоходных корабликах, ближе к полудню, после того, как владелец товара и средств передвижения по воде, внимательным взглядом оценил обе своих посудины, состояние уложенных в них грузов и отдал старшему помощнику приказ на отплытие. Силы воды с трудом хватало на скромное шевеление неповоротливых судов, а ветер так и вовсе дул в противоположную, нашему движению, сторону. Поэтому команда гребцов, севшая вдоль выпуклых бортов ещё в порту, так и продолжала отрабатывать свой хлеб, монотонно ворочая огромные вёсла с длинными и широкими лопастями, занимавшими большую часть тяжеловесной конструкции. Мои предположения по поводу привлечения охраны, к этому нелёгкому труду, не оправдались. Ещё до выхода командир нашей команды указал нам с Братеком места на головной лодке и сейчас мы, стоя на её носу, увенчанному огромной, деревянной головой неизвестного мне злобного чудовища, всматриваемся в горизонт и близлежащий берег, изучая их на предмет подозрительных личностей, и различного рода плавательных средств. Грабёж путешественников, на этой водной дороге, возведён, по словам знающих людей, в ранг обычной работы, а высокое мастерство людей, занимающихся этим рискованным, но прибыльным ремеслом, требует относиться к ним с предельным уважением. Человек определивший меня на место вперёд смотрящего предупреждал, что местные бандиты идут на любые ухищрения лишь бы застать врасплох команду торговых судов. Они могут прикинуться и рыбаками, и коллегами по работе, и сплавщиками леса — это на воде, а на суше эти умельцы даже не пытаются маскироваться, кидаются на причаливших путников без предупреждения, не представившись, и по хамски режут всех подряд, без скидок на авторитет и молодость.
Первая вахта далась не просто, я не только перенапряг своё зрение, но и подвергся атаке каких то злобных, мелких насекомых, поселившихся на кораблике задолго до моего прихода на него. Что касается глаз, то выступавшие на них, от усилившегося встречного ветра, слёзы, даром пролиты не были. Мне удалось раньше стоящего рядом товарища заметить несколько встречных судов и оперативно предупредить об этом рулевого, за что впоследствии я и удостоился его дружеского кивка. Мелочь, но приятно. А вот микроскопическая живность, даже спасибо не говорила, после общения с моим мускулистым телом. Она грызла его без зазрения совести, оставляя на нём красные отметины, через минуты превращающиеся в неимоверно зудящие волдыри. Уже во второй половине дня чувствовал себя не в своей тарелке и чесался словно заразный, а ближе к вечеру превратился в самую настоящую побитую собаку, ищущую дальний, тёмный угол, в который можно было бы забиться от неожиданно свалившихся на загривок жутких неприятностей. Выход на берег, где всем нам предстоит провести ночь, на какое то время принёс небольшое облегчение. Осмотр местности, сбор хвороста, еда — отвлекли, но стоило этим занятиям закончиться, как последствия укусов вновь вышли на первый план, и попытка заснуть, перед ночным дежурством, не привела к должному результату.
Утро встретил с паршивым настроением, аллергия на укусы насекомых никуда не делась, а через час с небольшим мне снова предстоит встреча с этими "милыми" созданиями, покрывшими мои ноги, руки и даже лицо фиолетово пунцовыми пятнами. Меня конечно учили стойко переносить трудности армейской жизни, достаточно сильно похожей на теперешнее моё положение и не обращать внимания на мелкие неприятности, периодически возникающие во время службы, но никто из бывших командиров не предупреждал, что от почти невидимых тварей, могут возникнуть такие проблемы и тем более не учил, как их преодолевать. В обычной же жизни я себе и представить не мог, что со мной такое может произойти. К комарам я абсолютно равнодушен, а про другую гадость в нашем доме никогда и не слышали. Непонимание того, каким образом можно обезопасить себя в данной ситуации усугубляло и без того моё возбуждённое состояние, и временами доводило его до психоза. Спрашивать совета, у кого то из сидящих возле затухающего костра, смысла не имеет, они и так смотрят на мои багровые кровоподтёки, как на страшную заразу и стараются держаться от меня по дальше, а если начну приставать с вопросами то, возможно, могут и вовсе оставить на этом диком берегу. Во всяком случае выражение удивлённых и обеспокоенных глаз Братека говорит именно об этом. Странно, но ни у одного из членов экипажа, ничего подобного нет. Неужели даёт о себе знать, моя принадлежность к другому миру? Хотя, до отплытия, ничего подобного со мной не происходило, даже во время ночёвок в лесу, когда по мне ползали полчища разных паразитов, я чувствовал себя великолепно. Вот же хрень, так пострадать из-за каких то мелких тварей!
К концу вторых суток путешествия меня начало колотить, первый признак того, что поднялась температура. На следующий день я прекратил выполнять свои обязанности, попросту был не в состоянии этим заниматься. Сил не хватало на простое стояние возле головы чудовища, изредка подмигивающего мне своим выпуклым глазом, а о контроле за передвижением по реке и говорить нечего. Ближе к обеду я совсем сдал и мне отвели место на палубе, между плотно уложенными кувшинами, и грязными ногами гребцов, видимо для того, чтобы побыстрее избавиться от странного новичка. Лёжа на голых деревяшках я так и продолжал подвергаться атакам мелких, злобных монстров, физически ощущая ухудшение своего здоровья. Члены нашего небольшого экипажа сторонились меня и до этого, а сейчас полностью перестали со мной контактировать, стараясь лишний раз даже не смотреть в мою сторону. Один Братек и то с большими предосторожностями, приносил мне попить забортной воды, и заглядывая в мои воспалённые глаза, сочувственно интересовался моим самочувствием. Он же доставил и вечернюю пайку, так как энергии, для того чтобы сойти на берег, в моём организме почти не осталось, она вся с бешеной скоростью уходила на беспрерывное чесание, поражённого язвами, тела.
Следующие два дня прошли, как в тумане. Меня ничего не интересовало и мне было абсолютно всё равно, что кругом твориться, где мы находимся и какая погода на дворе. Жаждал одного, как можно быстрее сдохнуть, чтобы навсегда забыть о нестерпимом зуде и желании постоянно чесаться. Но, как говорится, не судьба. На пятую или шестую ночь мой, ещё достаточно молодой организм собрался и, по всей видимости, начал вырабатывать противоядие от заразы, занесённой в кровь мелкими паразитами. Желание содрать с себя кожу притупилось, температура тела понизилась и мне в первый раз за последние дни удалось по настоящему выспаться, а утренний выход на берег и запоздалый завтрак, придали внутренним резервам дополнительные силы, которые тут же ушли на беспощадную борьбу с хворью. Ближе к середине дня почувствовал, что мне вновь под силу твёрдо стоять на ногах и выбрался из своего убежища. Пошатываясь, от разыгравшегося на реке ветра, дошёл до носовой части судна, где мой приятель в одиночку отрабатывал наш хлеб и занял там свой пост. Пускай мой внешний вид ещё и не позволяет окружающим меня людям уверовать в начало выздоровления своего коллеги, но внутренне я уже настроен на то, что неизвестная мне болезнь вскоре окончательно отступит. Новые укусы корабельных блох, так прозвал гадов, испоганивших тело до неузнаваемости, уже не приносят почти никаких страданий, а старые подсыхают, меняют цвет на более благородный и превращаются в небольшие шрамы, которые, как известно, украшают настоящего мужчину. За ужином обратил внимание, что люди, ещё вчера обходившие место моей лёжки стороной, также переменили ко мне своё отношение. Они, уже без отвращения, не скрывая любопытства, глазели на меня, словно на диковинную зверушку, размером с ноготок, сожравшую на обед огромного слона. И я их понимаю. Мне и самому кажется, что на меня сошло благословение высших сил. Всего пару дней назад, я был готов отдать богу душу и вдруг такие изменения. Братек радовался не меньше моего, болтал без умолку, рассказывая последние новости, прошедшие мимо больного товарища, пытался положить мне добавки, подлить кипятку, а перед сном договорился до того, что сболтнул лишнего. Оказывается, члены нашего маленького коллектива поставили на мне жирный крест уже на третий день моей болезни, а кое кто, в это же самое время и вовсе предлагал по-тихому выкинуть меня за борт, от греха подальше. Вот же сукины дети! Услышав такое заявление от друга, мне захотелось тут же вскочить на ноги и громко высказаться в адрес моих бездушных соратников, о чём то мило болтающих на сон грядущий, но вместо этого я улыбнулся, посмотрел в озорные глаза парня, и тихо сказал ему:
